Чтение 70–й страницы книги ~Ближний берег Нила, или Воспитание чувств~

будет мне игхать.

- Не знаю, кто вам это говохиль, мадемуазель, но игхать я смогу только
одной рукой, - беззастенчиво врал он. - Вторую я недавно сломал и только
третий день хожу без повязки.

Сесиль свела брови к переносице.

- О, сломаль! Но как?

- Под машину попал.

- Horreur! - воскликнула Сесиль. - Тоже мамин собак
потехяль хуку под машин! Ми все так пла-каль!

Нил хотел сказать что-нибудь язвительное, но, увидев в ее глазах слезы,
смолчал. Так молча и дошли по комнаты с "хоялем", и Нил покорно сел за
инструмент. Сесиль разложила на крышке листочки, расправила плечи, несколько
раз глубоко вздохнула и начала петь.

С первых же нот, взятых Сесиль, Нил понял: беда! И дело было отнюдь не в
отсутствии голоса и слуха, как о том твердили кафедральные мегеры. И то, и
другое у Сесиль безусловно имелось. Средненькое и даже миленькое, как у
сотен тысяч девчонок - любительниц попеть под гитару у костра или за
дружеским столом.

И не было бы ничего катастрофического в том, если бы не одна роковая
подробность: с упорством, достойным, как говорится, лучшего применения, она
подражала оперной манере пения, не обладая для этого ни данными, ни школой,
ни развитым вкусом. Ее высокий голосок - слабенькое лирическое сопрано с
намеком на колоратуру - дрожал и срывался. Утопая в старательных и
неискусных руладах и трелях, она безнадежно сбивалась с ритма, и даже при
правильном попадании в ноты создавалось полное ощущение глубокой лажи,
многократно усиленное специфическим репертуаром.

То ли кто-то зло подшутил над бедняжкой Сесиль, то ли в ближайшем русском
кабаре, куда она приходила изучать культуру далекой загадочной страны,
подвизались на редкость странные личности, только вместо традиционной
"Калинки-малинки" или "Две гитары, зазвенев..." сквозь толщу вокальных
заморочек и густейший акцент отчетливо прорывались "А мать свою зарезал,
отца я погубил" и "Кокаина серебряной пылью все дорожки мои замело". Даже
невинная "Мы на лодочке катались" в версии Сесиль, определенно копирующей
неведомых фольклористов, приобрела своеобразный припев: "Ти сука-билять,
впаху ковихять, вписту ковихять, сосенка!" Более современный репертуар был
представлен шедеврами типа "А я си-дю, глядю на плинтуаре" и "Муженек мой -
ба-беночка видная". В сочетании с манерой исполнения это создавало эффект
потрясающий...

Глядя на ее сосредоточенное, покрасневшее от усердия лицо, Нил понял, что
приколом здесь и не пахнет. Похоже, мадемуазель всерьез убеждена, что народ
наш других песен не поет. Нилу предстояла не только музыкальная, но и
большая дипломатическая работа. Его охватила лютая злоба на кафедральных
стерв, столь коварно его подставивших. Сами-то небось постеснялись сказать в
лицо иностранке, чего стоит ее программа. Или побоялись?

- Ну, попляшете вы у меня! - страстно прошептал он.

- Ви что сказаль? - встрепенулась Сесиль.

- Я предлагаю выпить по чашечке кофе, а потом - revenons a nos moutons
.

- Oh, tu parle Francais? -
обрадовалась она, моментально перескочив на "ты".

- C'est ma langue oublije, - ответил он, встал из-за нераскрытого рояля и
галантно протянул ей руку. - Allons done .

Когда она надевала в гардеробе свое пальто - из плотной и блестящей серой
ткани, с капюшоном на белой подкладке, - он едва чувств не лишился. Именно в
этом пальто она стояла, фотографируя Никольский собор, и именно ее он принял
тогда за Линду. Ирония судьбы, или "с бонсуаром"!

Придя домой, он завалился спать и продрых до позднего вечера. Встал с
тяжелой головой, поплелся на кухню ставить чайник. У Гоши играл магнитофон,
слышались веселые голоса. "Заглянуть, что ли? - лениво подумал Нил. -
Расскажу про сегодняшнее интересное знакомство".

Но не рассказал, потому что в Гошиной гостиной его ждало еще одно
знакомство, и тоже небезынтересное. За столом вокруг начищенного и
отремонтированного самовара собрались все нынешние обитатели квартиры плюс
мистер Мараховски и незнакомая Нилу девица чрезвычайно своеобразной
наружности: рост не меньше двух метров, перебитый нос, фигура культуриста,
черная кожаная безрукавка, на мощной руке выше локтя - трехцветная
татуировка китайского дракона, дикая рыжая копна на голове. Первой появление
Нила заметила именно она:

- Ты Нил?! Он остолбенел от такого вступления, но лишь на долю секунды.

- Я-то Нил, а вот ты у нас кто будешь, такая прыткая?

- Джейн Доу.

- Классная кликуха, в самый раз для протоколов.

Девица оглушительно расхохоталась, вслед за ней - Эд. Остальные
растерянно переглядывались.

- Джейн Доу - это на жаргоне американских полицейских неустановленное
лицо женского пола, - пояснил Нил. - Детективы буржуйские читать надо!

- Я не кликуха! - громко заявила атлетка. - Я Джейн Доу из "Вашингтон
пост". Нил, кто, по-твоему, сменит Брежнева на посту верховного правителя
России?

- Такого поста нет, - моментально насторожившись, ответил он. - И вообще,
я согласия на интервью не давал.

- Это не интервью. Это социологический опрос. Пока получается Андропов -
тридцать один процент, Кириленко - семнадцать, Устинов - тринадцать, Гришин
- восемь, Романов - три.

- У них бы и спросила. А я не знаю.

- А как ты относишься к советской военной агрессии в Афганистане? К
высылке академика Сахарова в Горький?

- А как ты относишься к тому, что тебя сейчас с лестницы спустят? Тоже
мне Джейн Доу! Ребята, кто привел эту швабру кагэбэшную? Вам что,
приключений на свою задницу надо?

- Баренцев, успокойся, - сказал Назаров. - Джейн привел Эд. Она
действительно московская корреспондентка "Вашингтон пост". И моя невеста.

Нил вытаращил глаза.

- Когда успели?

- Пока ты спал.

- После того интервью, которое мне дал Макс, другого выхода у нас не
оставалось, - заметила Джейн Доу и с рычанием потянулась.

- Завтра подаем документы, - добавил Назаров.

- У меня есть незамужняя подруга из "Франкфурте Альгемайне". Свое
интервью ты можешь дать ей. Не упускай момент, Нил, - почесываясь, сказала
Джейн.

- Мерси... Сама-то где так по-нашему наблатыкалась?

Растерянность во взгляде Джейн была для него лучшей наградой. Впрочем,
соображала она на удивление недолго.

- Дед с бабушкой обучили.

- Доу?

- Доу. Дед был корабельным мастером на Адмиралтейских верфях. В
восемнадцатом году ушел от большевиков в Финляндию... Правда ли, что ваши
руководители заставляют народ жить бедно, тогда как сами живут в
византийской роскоши? Правда ли, что каждый десятый житель России является
штатным осведомителем КГБ?

- Не правда! - окончательно вспылил Нил. - У нас осведомителем является
каждый первый. Вот сейчас пойду и осведомлю про твои провокационные вопросы,
получу за это большую бутылку водки и выпью ее из этого самовара!

- Водку из самовара не пьют, - заметил Эд. - Из самовара пьют чай.

- Как интересно, - сказал Нил и вышел, хлопнув дверью.

Настроение испортилось окончательно. Нил вернулся в свою комнату, врубил
телевизор и с ногами улегся на матрац.

- Знаю, милый, знаю, что с тобой... - завыла с серого экрана эстрадная
дива. Нил хмыкнул.

- Можно?

На балконе стоял Назаров, и на лице его блуждала растерянная улыбка.

- Заходи и дверь за собой прикрой. Сквозит.

Назаров подошел к столу и поставил на него большую пузатую бутылку.

"Fleischmann's Vodka" - прочел Нил на глянцевой этикетке.

- Стаканы на полке, - сказал он. - Джейн прислала?

- Сам пришел.

- Нет, я про водку. Назаров кивнул.

- Перебивает ставку, - заметил Нил. - Иди и скажи ей, что за сведения о
деятельности, несовместимой со статусом иностранного корреспондента,
компетентные органы дадут мне не одну поллитру, а две, так что, если хочет
отмазаться, пусть тоже гонит не литр, а два.

- Не пори фигню, омбре, - устало сказал Назаров. - Не такая она идиотка.

Джейн тебя проверяла и по твоей реакции прекрасно поняла, что ты не
стукач.

- А это, значит, мой приз за то, что выдержал испытание?

- Вроде того.

- Ладно, тогда забирай сосуд, диссидент, и пошли к народу.

VI

Седьмого марта Нил с гитарой поднялся на сцену институтского актового
зала и своими лихими проигрышами, вкупе с уверенным вокалом, несколько
отретушировал и приглушил сомнительные фиоритуры Сесиль. Упирая на то, что
ему за столь короткое время не осилить такой сложный и экзотический
материал, какой предложила она, он убедил Сесиль в спешном порядке разучить
"Бьется в тесной печурке огонь" и, для настроения, простенькую песню,
сложенную в свое время в веселой компании на основе особо удачного буриме:

Я иду по листопаду,