простым, разделился на своих и чужих.
был Михаил Сидорович Мостовской.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
1
охватывает чувство радостного томления, - кажется, что именно эти пушки,
эти свежеокрашенные танки предназначены для главного, заветного, что сразу
приблизит счастливый исход войны.
особое напряжение. Молодым командирам взводов мерещатся приказы Сталина в
засургученных конвертах... Конечно, люди поопытней ни о чем таком не
помышляют, пьют кипяток, бьют об столик или об подметку сапога вяленую
воблу, обсуждают частную жизнь майора, перспективы товарообмена на
ближайшей узловой станции. Опытные люди уже видели, как бывает: часть
сгружается в прифронтовой полосе, на глухой, известной только немецким
пикировщикам станции, и под первую бомбежку новички маленько теряют
праздничное настроение... Людям, опухавшим в дороге от сна, не дают
поспать ни часу, марш длится сутками, некогда попить, поесть, в висках
ломает от беспрерывного рева перегретых моторов, руки не в силах держать
рычаги управления. А командир уже начитался шифровок, наслушался крику и
матюков по радиопередатчику, - командованию надо поскорей затыкать дыру, и
нет здесь никому никакого дела до того, какие показатели у новой части в
учебных стрельбах. "Давай, давай, давай". Одно это слово стоит в ушах
командира части, и он дает, не задерживает, - гонит вовсю. И бывает, прямо
с ходу, не разведав местности, часть вступает в бой, чей-то усталый и
нервный голос скажет: "Немедленно контратакуйте, вот вдоль этих высоток, у
нас тут ни хрена нет, а он прет вовсю, все к черту повалится".
многосуточной дороги смешался с воем германских воздушных пищух, с треском
рвущихся мин.
он, огромный труд: дымятся обгоревшие, развалившиеся машины с
развороченными орудиями, сорванными гусеницами.
электриков...
была брошена в бой прибывшая из резерва часть, скрыть ее почти бесполезную
гибель, - посылает наверх стандартное донесение: "Действия брошенной с
хода резервной части приостановили на некоторое время продвижение
противника и позволили произвести перегруппировку вверенных мне войск".
местность, не переть на минированное поле, то танки, хоть и ничего
решающего не совершив, подрались бы, причинили немцам неприятность и
большое неудобство.
предстоит участвовать в решающем деле. Фронтовики, знавшие почем фунт
лиха, посмеивались над ними - командир первой бригады Макаров и лучший в
корпусе командир танкового батальона Фатов хорошо знали, как все это
бывает, видели не раз.
страданием обогатившиеся пониманием войны. В этом их превосходство над
безусыми губошлепами. Но люди горького опыта ошиблись. Танкам полковника
Новикова предстояло участвовать в деле, которое определило и судьбу войны,
и послевоенную жизнь многих сотен миллионов людей.
2
Генерального штаба, генерал-лейтенантом Рютиным, осветить ряд вопросов,
интересующих Ставку.
с каким-то диким, блуждающим и одновременно совершенно сонным взором,
сказал, что о Новикове никто не справлялся. Позвонить по телефону генералу
с вокзала не удалось, генеральский телефон был до того засекречен, что
пользоваться им было невозможно.
командиры строевых частей, вдруг оказавшиеся в непривычной городской
обстановке. Ощущение своего центрального положения в жизни обрушилось -
тут не было ни телефониста, протягивающего трубку, ни водителя,
стремительно кидавшегося заводить машину.
у распределителя очереди: "Кто крайний?.. Я за вами..."
чем очередь у зашарпанной двери продмага. Особенно сердили Новикова
встречные военные, почти у каждого в руках был чемоданчик, сверточек.
"Собрать их всех, сукиных сынов, да эшелоном на фронт", - подумал он.
алло!
недолгой. Едва начался разговор, генерала вызвали по телефону из Генштаба,
- предложили срочно вылететь в Москву.
Аристарховне. Картошку не успеем взять, мешки в совхозе... - бледное лицо
его брезгливо и страдальчески наморщилось, и, видимо, перебивая поток
слов, шедший к нему по проводу, он сказал: - Что ж, прикажешь доложить
Ставке, что из-за недошитого дамского пальто я не смогу лететь?
удовлетворяет требованиям, которые мы выдвинули перед конструкторами?
научился точно определять людей, вернее, их деловой вес. Мгновенно и
безошибочно взвешивал он силу тех уполномоченных, руководителей комиссий,
представителей, инспекторов и инструкторов, которые являлись к нему в
корпус.
вам..." - и знал, что есть люди в орденах и генеральских погонах,
красноречивые и шумные, бессильные получить тонну солярки, назначить
кладовщика и снять с работы писаря.
работал на статистику, представительство, на общее освещение, и Новиков,
разговаривая с ним, стал поглядывать на часы.
Беда прямо, хоть в Москву вас вызывай.
танками, которыми я командую, - холодно сказал Новиков.
которым они вместе служили когда-то. Новиков шел по зеленой дорожке в
обширном кабинете и слышал, как Рютин сказал в телефон:
сталинградскому дому, пришел из степи, охваченной дымом и пылью
отступления. И вот он снова шел к ее дому, и, казалось, бездна лежала
между тем и этим человеком, а шел он такой же, он же, один и тот же
человек.
3
временами года толстостенных, упрямых домов, которые летом хранят
прохладную сырость, а в осенние холода не расстаются с душным и пыльным
теплом.
коридоре, заставленном продавленными корзинами и сундуками, он увидел
Евгению Николаевну... Он видел ее, не видя ни белого платочка на ее
волосах, ни черного платья, ни ее глаз и лица, ни ее рук и плеч... Он
словно не глазами увидел ее, а незрячим сердцем. А она ахнула и не
подалась немного назад, как обычно делают пораженные неожиданностью люди.
вот тут же, сейчас умереть, и тепло ее касалось его.
счастье, оказалось, не нужно было ни зрения, ни мыслей, ни слов.