назад видел его дома невредимым и сейчас собирался пойти к ним.
мистер Барсед?
сказал Сидни. - Я узнал об этом из разговора мистера Барседа с его другом и
собратом по ремеслу, такой же тюремной овечкой, как и он; они сидели за
бутылкой вина, и мистер Барсед рассказывал ему об аресте; он сам проводил до
ворот уполномоченных патриотов и видел, как привратник их впустил. Можно не
сомневаться, что Дарнея снова упрятали.
Как ни был он потрясен и взволнован, он постарался взять себя в руки; он
понимал, что ему сейчас более чем когда-либо необходимо сохранить
присутствие духа, и молча приготовился слушать Картона.
влияние доктора Манетта выручат его завтра, - вы, кажется, говорили, что он
завтра же предстанет перед трибуналом, мистер Барсед?
выручат. Признаюсь, мистер Лорри, что мои надежды на благоприятный исход
сильно поколебались оттого, что доктор Манетт оказался не в силах
предотвратить сегодняшний арест.
касается.
грустно посмотрел на Картона.
не на жизнь, а на смерть. Пусть доктор делает ставку на жизнь, а я поставлю
на смерть. Жизнь человеческая здесь ни во что не ценится. Сегодня человека с
триумфом несут на плечах, а завтра - выносят ему смертный приговор. Так вот,
на этот худой конец я и делаю ставку. Мой козырь - это друг в Консьержери, и
козырь этот, который я надеюсь заполучить, не кто иной, как мистер Барсед.
какое я несообразительное животное, - нет ли у вас коньячку?
выпил, налил еще и тоже выпил и не спеша отодвинул бутылку.
разглядывал имеющиеся у него в руке карты, - мистер Барсед, тюремная овечка,
тайный агент республиканских комитетов, действует иногда под видом
тюремщика, иногда изображает из себя заключенного, но всегда остается тем,
что он есть - шпионом, тайным осведомителем, услуги которого высоко ценятся,
тем более что он к тому же англичанин; здешние хозяева предпочитают держать
на такой службе англичанина, полагая, что его не так легко подкупить, как
француза, но сей англичанин представился своим хозяевам под вымышленным
именем. По-моему, это очень неплохая карта. Мистер Барсед, тайный агент на
службе французского республиканского правительства, состоял раньше на службе
у английского аристократического правительства, - на службе врагов Франции и
свободы. Я бы сказал, превосходная карта. При нынешней особо направленной
подозрительности вывод напрашивается сам собой - мистер Барсед и сейчас
состоит на службе английского аристократического правительства, он не кто
иной, как шпион, подосланный Питтом, гнусный предатель, вкравшийся в доверие
Республики, которая пригрела эту гадину на своей груди; несомненно, он и
есть тот самый злоумышленник, коварный англичанин, которому приписываются
всяческие козни; чего о нем только не рассказывают - и все никак не могут
напасть на его след! Эту карту уж ничем не побьешь! Как, по-вашему, мистер
Барсед, неплохая карта?
Посмотрите ваши карты, мистер Барсед, подумайте, не торопитесь.
что шпион побаивается, как бы он не напился и не пошел спьяну доносить на
него. Он нарочно налил себе еще стакан и выпил.
Среди этих плохих карт мистер Барсед видел такие, о которых Сидни Картон
даже и представления не имел. Отставленный от своей почетной должности в
Англии - не потому, что в его услугах перестали нуждаться (ведь только самое
последнее время у нас вздумали хвастаться, будто мы презираем секретную
службу и шпионов), а потому, что его слишком часто изобличали как
лжесвидетеля, - мистер Барсед переправился через Ламанш и поступил на службу
во Франции, - сначала провокатором и доносчиком среди своих
соотечественников, живших во Франции, потом постепенно в той же роли среди
местного населения. При свергнутой ныне власти он был полицейским фискалом в
Сент-Антуанском предместье и посещал погребок Дефаржа; чтобы облегчить ему
разговор с супругами Дефарж, прежняя бдительная полиция сообщила ему
кой-какие сведения в жизни доктора Манетта, о его долголетнем заключении н
освобождении; он попробовал было заговорить с мадам Дефарж, но из этого
ничего не вышло. Его и сейчас бросало в дрожь при одном только воспоминании
об этой страшной женщине, которая, слушая его, зловеще шевелила спицами и ни
на минуту не сводила с него глаз. Он потом не раз видел ее в комитете
Сент-Антуанского предместья, она предъявляла там свои вязаные списки и
требовала ареста отмеченных ею людей, которых немедленно настигала
гильотина. Как все, кто состоит на такой службе, он никогда не чувствовал
себя в безопасности; бежать не было никакой возможности - он был связан по
рукам и ногам, и грозная тень гильотины неусыпно сторожила его; и как бы он
ни изощрялся в наушничестве, предательстве и доносах, как бы ни старался
подладиться к установившемуся режиму террора, он знал - достаточно одного
слова, и нож гильотины неумолимо обрушится на него. Если только на него
поступит донос, да еще с такими ужасными обвинениями, на которые намекал его
собеседник, эта страшная женщина (он не раз имел случай убедиться в ее
жестокости) сейчас же выступит против него со своим вязаным списком, - и
тогда уж у него не останется никаких шансов уцелеть. Люди, которые идут в
тайные осведомители, не отличаются высоким мужеством, но мистеру Барседу,
когда он заглянул в свои карты, было от чего побледнеть: у него на руках
сплошь, точно на подбор, оказалась одна черная масть.
Сидни. - Ну, как? Играем?
нерешительно обращаясь к мистеру Лорри, - вы, как добрый и почтенный
джентльмен, не откажетесь заступиться за меня и поставить на вид этому
молодому джентльмену, что ему в его положении не пристало прибегать к этому
козырному тузу, о котором он здесь говорил. Пусть я фискал, я признаю это,
признаю, что это считается недостойным ремеслом, - хотя надо же кому-нибудь
этим заниматься; но ведь молодой джентльмен не фискал, зачем же ему так
унижаться и брать на себя роль доносчика?
мистера Лорри Картон, доставая из кармана часы, - и затем без всяких
угрызений совести, не задумываясь, хожу тузом.
фискал, глядя на мистера Лорри и стараясь втянуть его в разговор, - что вы
из уважения к моей сестре...
брата!..
простецкой одеждой, да, вероятно, и с его обычной развязностью, наталкиваясь
на невозмутимое хладнокровие Картона, которое ставило в тупик и более умных
и порядочных людей, постепенно изменяла ему и переходила в какую-то жалкую
растерянность. Он смешался и не находил что сказать, а Картон продолжал тем
же невозмутимым тоном, словно обдумывая вслух следующий ход:
и забыл, - очень недурная: этот ваш приятель, который говорил про себя, что
он пасется в провинциальных тюрьмах, кто он такой?
вслух сам с собой, - что же, все может быть...
чем-то своем, повторил Картон. - Нет, конечно, не говорит! Но вот лицо его
мне что-то говорит, по-моему я где-то видел это лицо.
налил себе еще коньяку (к счастью, стакан был небольшой). - Не может быть...
французским владеет свободно... а все-таки с иностранным акцентом, а?
силился припомнить, и с удовлетворением хлопнул рукой по столу. - Это Клай!
Он сильно изменил свою внешность, но это он. Он тоже был на том суде в
Олд-Бейли.
от которой его горбатый нос как будто еще больше скривился в сторону. - На
этот раз ваша карта бита. Клай (теперь за давностью времени я могу открыто
признаться, он действительно был моим партнером) умер несколько лет тому
назад. Я был при нем до конца, ухаживал за ним во время его болезни. Его
похоронили в Лондоне, на кладбище святого Панкратия на лугах. Толпа
взбунтовавшейся черни разогнала похоронную процессию и помешала мне отдать