лице все, что можно, для брата, она уезжает в Лондон. С этой минуты над ней
как бы опускается занавес. Нам внушают, что она в Лондоне, но это ниоткуда
не видно.
Невил, с которым у нее такое глубокое взаимопонимание и такая общность
чувств, конечно, сберег ее тайну. Это естественно для него, и такую линию он
бы и вел. Кроме него, один только мистер Грюджиус знал о ее действиях; что
он был в курсе всего происходящего, видно из многих мест в книге. Да и сама
логика вещей требует, чтобы Грюджиус и Елена действовали совместно. Он
следил за Джаспером в Лондоне, видимо знал, когда его можно там ожидать, и
считал чрезвычайно важным не выпускать его из глаз. Тем более важно было
следить за ним в Клойстергэме, и непохоже, чтобы Грюджиус, опытный юрист,
этого не понимал. Джаспер большую часть времени проводил в Клойстергэме, его
наезды в Лондон могли быть лишь кратковременны и случайны, и, конечно,
Грюджиус не удовлетворился бы до тех пор, пока наблюдение не было бы
установлено и тут и там. Мистер Грюджиус знал, что делает Елена, он
находился в постоянном контакте с ней, па это есть множество указаний. Ей
даже трудно было бы (крыть от него свои передвижения из-за соседства их
квартир, но и помимо этого, по многим причинам им было выгодно довериться
друг другу и действовать заодно. В случае надобности Елену можно было
вытребовать в Лондон - дорога заняла бы лишь несколько часов - и это,
вероятно, было одним из соображений, по которым она не остригла волосы (как
делала ребенком), а прибегла к помощи парика. Впрочем, надо полагать, тут
действовало еще и другое соображение: красивой девушке, влюбленной в
каноника Криспаркла, не хотелось обезображивать себя, пока можно было
обойтись иными средствами. В главе "XX Диккенс вводит одну подробность -
мелкую, по, как всегда у него, нагруженную значением, - с помощью которой он
намекает на наличие связи между Грюджиусом и Еленой Ландлес.
Джаспера, мистер Грюджиус в тот же вечер показывает ей из своего окна, где
живут Невил и Елена. "Можно мне завтра пойти к Елене?" - спрашивает Роза.
Нет, собственно, никаких причин, почему бы ей нельзя было пойти. До их
квартиры два шага; Розу и Елену связывает нежная дружба: никакой опасности в
их свидании нет, а выгода от пего очевидная. И тем не менее эта невинная
просьба вызывает у мистера Грюджиуса странную реакцию: "На этот вопрос, -
говорит он неуверенно, - я вам лучше отвечу завтра" По ходу действия
совершенно безразлично, будет ли дан ответ сегодня или завтра. Но если автор
хотел подать нам какой-то скрытый намек, то и эта отсрочка и сугубая
осторожность мистера Грюджиуса - очень ловкий прием. Почему, в самом деле,
мистер Грюджиус откладывает свой ответ? Объяснение может быть только одно:
мы по этому пустячку должны догадаться о весьма важном факте: Елены
сейчас нет в Лондоне. Но на другой день она вернулась - и мистер
Грюджиус немедленно признает необходимым, "чтобы мисс Елена узнала из уст
мисс Розы о том, что произошло и чем ей угрожают". Удивительная перемена
взглядов всего за какие-нибудь двенадцать часов!
поэтому, роняя подобные намеки, он тут же снабжает их "объяснениями". На сей
раз объяснение таково: Грюджиус, видите ли, колеблется потому, что Джаспер
шпионит за Невилом и Еленой. Но ведь это соображение не могло отпасть за
ночь - оно одинаково весомо что наутро, что накануне вечером. Реально тут
только желание Грюджиуса, чтобы Елена все узнала - и это лишний раз
подтверждает, что они работают сообща. Поведение Елены в этом эпизоде тоже
не мешает рассмотреть повнимательнее. Она мгновенно придумывает, как
расстроить планы Джаспера, и только осведомляется, что лучше - "подождать
еще каких-нибудь враждебных действий против Невила со стороны этого негодяя
- или постараться опередить его?" Иными словами, она вполне готова
действовать - не начать борьбу, а даже закончить ее, если нужно. На мин) ту
Диккенс показывает ее нам в этом качестве, а затем убирает ее со сцены.
После этого знаменательного разговора Елена исчезает со страниц романа. Зато
Дэчери вновь появляется в Клойстергэме!
заключены кое-какие косвенные указания, которые Диккенс сообщает как бы
мельком, предоставляя нам либо принять их в расчет, либо отбросить - по
желанию. {По этому поводу можно выдвинуть возражение, что ни одна женщина не
заказала бы для себя той еды, из которой состоят описанные в романе трапезы
Дэчери: "Жареная камбала, телячья котлетка и пинта хереса" в "Епископском
Посохе" и "хлеб с сыром, салат и эль" у миссис Топ. Но это возражение
отпадает, если вспомнить, что, во-первых, привычки в пище с тех пор сильно
изменились, а во-вторых, Елене Ландлес, если она скрывалась под маской
Дэчери, пришлось бы приспосабливаться к взятой на себя роли. Спросить чашку
чаю значило бы сразу обнаружить свое женское естество: к тому же херес был в
те времена самым дешевым и общеупотребительным напитком. Что же касается
эля, то его пили даже школьники, как оно и описано во многих случаях у
Диккенса, и то, что мог пить маленький Дэвид Копперфилд, конечно, не
повредило бы здоровой молодой женщине. (Прим. автора.)}
нам первый ключ к его опознанию. "Я зайду к миссис Тол", - с живостью
говорит он, когда ищет квартиру, хотя его направляли к мистеру Топу:
женщина, естественно, предпочитает вести переговоры с хозяйкой, а не с
хозяином. А когда Дэчери ночью возвращается домой и видит горящий в окне у
Джаспера красный свет, его "задумчивый взгляд обращается к этому маяку и
сквозь него еще куда-то дальше". Почему "задумчивый" и что лежит там
"дальше"? Надежды Дэчери не сводятся лишь к успешному обвинению преступника.
Есть для него еще "далекая гавань, которой ему, может быть, не суждено
достигнуть", к которой он может приблизиться лишь "после опасного плавания".
Любовь! Любовь, граничащая с обожанием, - к этой любви невольно обращается
задумчивый взор одинокой женщины сквозь "остерегающий огонь", которым
намечен ее нынешний опасный путь.
встретилась с Дэчери. Когда она упомянула имя Эдвина Друда, Дэчери
"покраснел" - "от усилий", - поясняет Диккенс. Сообщить один голый факт, без
комментариев, он не решается. Чуть приоткрыв путь, ведущий к разгадке, он
спешит его замести.
Всякий раз, как Диккенс начинает что-то объяснять, он делает это не для
того, чтобы помочь читателю, а чтобы увести его в сторону. Он говорит, что
Джаспер носит шелковый шарф - "длинный черный шарф из крепкого крученого
шелка, обмотанный вокруг шеи" - и тут же поясняет: это потому, что горло у
него не совсем в порядке - запоздалое объяснение и неверное! Так и в эпизоде
со старухой: когда Диккенс объясняет, что Дэчери покраснел "от усилий" - вот
уж действительно грандиозное усилие - поднять с земли монетку! - он просто
старается сбить нас со следа и уверить нас, что никакой другой причины не
могло быть - такой, например, как волнение при неожиданном известии.
предпочтительно перед всеми другими персонажами. Когда Сапси заговаривает о
необъяснимом исчезновении Эдвина Друда, Дэчери тотчас задает вопрос: "Есть
ли серьезные подозрения против кого-нибудь?" Он хочет знать все, что
касается Нэвила Ландлеса, это его больше всего интересует. Едва
познакомившись с Дердлсом, он спрашивает: "Вы, надеюсь, позволите
любопытному чужестранцу как-нибудь вечерком зайти к вам, мистер Дердлс, и
поглядеть на ваши произведения?" - и, получив утвердительный ответ, говорит:
"Непременно зайду", и тут же уславливается с Депутатом, что тот его
проводит. Цель его - выяснить, не знает ли Дердлс чего-нибудь; кроме того,
женщина инстинктивно стремится обеспечить себе присутствие третьего лица.
Дердлс, без сомнения, окажется каким-то звеном в цепи улик, хотя ему самому
это пока неизвестно. Все его поведение показывает, что он не догадывается о
важности того, что знает. Скрывать свою тайну он не будет - ему и невдомек,
что он владеет какой-то тайной. Но весьма вероятно, что в роковой сочельник
он опять слышал жалобный крик и опять счел его "призраком крика" и связал
его со своим прошлогодним сном. Такого рода совпадения были одним из любимых
приемов Диккенса. Также весьма вероятно, что безобразный мальчишка, поджидая
Дердлса, по неизменному своему обыкновению, видел в ту ночь своего заклятого
врага, Джаспера, и только не понял, какое это имеет отношение к тайне Эдвина
Друда. Задача Елены - связать воедино все эти мелкие факты и накопить
достаточно улик, что даст ей возможность обвинить Джаспера и спасти Невила и
Розу. К тому моменту, когда роман обрывается, то есть и его середине, она
уже успела кое-что сделать, как показывают меловые черточки. Почему она
прибегла к этому громоздкому способу записи? Если под видом Дэчери
скрывалась женщина, она, конечно, ничего не могла писать от руки. Ее тотчас
узнали бы по почерку {В ту эпоху девочек обучали писать итальянским
"заостренным" шрифтом с росчерками; мальчиков учили "круглом)" шрифту.
Разница между тем и другим очень заметная, и пол писавшего легко было
определить. (Прим. автора.)}. Для записей, если они были нужны, ей пришлось
бы придумать какой-нибудь другой, не столь изобличающий способ. Меловые
черточки на дверце буфета вполне удовлетворяли этому требованию. Может быть,
Диккенс, вводя их, преследовал еще и какую-то другую цель, но этого мы не
знаем и рассуждать об этом бесполезно. Достаточно того, что для женщины в
роли Дэчери они были безопасны и позволяли одним взглядом обозреть,
насколько подвигается вперед расследование. К тому дню, до которого доведено
повествование, Дэчери сделал три записи. Расшифровать их можно следующим
образом:
Диком Дэчери до его встречи со старухой. Ничего существенного пока не добыто
- Дэчери проделал лишь подготовительную часть работы: познакомился в новом
своем обличье с Джаспером, Сапси, Дердлсом и Депутатом.
старухой. Эта встреча позволяла о многом догадываться, но дала так мало
определенного и прямо идущего к делу, что Дэчери отметил ее лишь "не очень
большой" черточкой.
Роллинс Джеймс
Шилова Юлия
Акунин Борис
Конан-Дойль Артур
Афанасьев Роман
Посняков Андрей