Чтение 70–й страницы книги ~Квентин Дорвард~

отсутствие, но она бушевала в груди их господина с такой силой, что он
должен был дать ей исход.

Наконец шуту удалось разогнать тучи разными прибаутками и остротами;
герцог принялся хохотать во все горло и бросил шуту золотой, после чего
позволил себя раздеть, осушил огромный кубок вина с пряностями, лег в
постель и крепко уснул.

Гораздо более достоин внимания вечер, проведенный Людовиком, ибо грубые
порывы необузданных страстей, являющиеся проявлением животной стороны
человеческой природы, не могут заинтересовать нас так сильно, как
деятельность глубокого и сильного ума.

Блестящая свита из придворных герцога Карла проводила Людовика вплоть до
помещения, отведенного ему в Пероннском замке; у входа в крепость сильная
стража из стрелков и других воинов отдала ему честь.

Когда он сошел с коня, чтобы пройти по подъемному мосту, переброшенному
через необыкновенно широкий и глубокий ров, он взглянул на часовых и сказал,
обращаясь к де Комину, сопровождавшему его вместе с другими бургундскими
рыцарями:

- И они тоже носят андреевский крест, только не такой, как у моих
стрелков.

- Но они так же готовы умереть, защищая ваше величество, - ответил де
Комин, от чуткого уха которого не ускользнул оттенок беспокойства,
прозвучавший в этих словах. - Они носят андреевский крест на золотой цепи
ордена Золотого Руна, возглавляемого герцогом Бургундским, моим государем.

- Я знаю, - ответил Людовик, указывая на цепь этого ордена, которую он
надел, чтобы оказать внимание своему хозяину. - Это - одно из звеньев цепи
родства и дружбы, связывающей нас с нашим любезным кузеном. Мы братья по
рыцарству и по духовному родству, кузены по рождению <Короли Франции и
герцоги Бургундии принадлежали к одной династии Валуа. Первый герцог
Бургундии из этой династии Филипп Смелый (1342 - 1404) был родным братом
короля Франции Карла V (1364 - 1380), дед Людовика XI Карл VI и дед Карла
Смелого Иоанн Бесстрашный были двоюродными братьями.> и друзья по взаимному
влечению, как и подобает быть добрым соседям... Нет, господа, дальше вы не
пойдете! Я не могу вам позволить провожать себя дальше нижнего двора, вы уж
и так были слишком любезны.

- Герцог велел нам проводить ваше величество до отведенных вам покоев, -
сказал д'Эмберкур. - Надеюсь, ваше величество разрешит нам исполнить
приказание нашего государя?

- Я думаю, что в таком пустяковом деле, как это, - сказал король, - даже
вы, подданные герцога, можете позволить себе ослушаться его и исполнить мое
приказание. Мне что-то не по себе, господа.., я устал. Большая радость
подчас утомляет не меньше тяжелого труда. Надеюсь, завтра я буду в состоянии
лучше воспользоваться вашим обществом... Вашим в особенности, сеньор Филипп
де Комин... Ведь вы летописец нашего времени <Летописцем, или историком,
Комин стал много позже, после смерти Людовика XI.>, и все мы, желающие
оставить свое имя в истории, должны постараться заслужить вашу
благосклонность, потому что, говорят, перо ваше бывает очень остро, когда вы
захотите. Покойной ночи, господа! Покойной ночи всем вместе и каждому
порознь!

Польщенные таким вниманием короля, бургундские рыцари откланялись ему, в
восторге от его любезного обращения, и Людовик остался один с двумя или
тремя из своих приближенных под сводчатыми воротами, выходившими на
внутренний двор Пероннского замка, прямо против угловой башни, служившей ему
главным укреплением и вместе с тем тюрьмой. Огромное, массивное, мрачное
здание было залито ярким светом месяца, светившего, как мы уже знаем, в ту
самую ночь и в тот же час Дорварду, ехавшему из Шарлеруа в Перонну. Башня
эта по своей архитектуре напоминала Белую башню лондонской крепости, но была
еще древнее, так как постройку ее относили к эпохе Карла Великого. Ее стены
были необыкновенной толщины, а окна очень малы и заделаны железными
решетками; вся эта неуклюжая каменная громада отбрасывала через весь двор
темную и зловещую тень.

- Меня не здесь поместили? - спросил король, содрогнувшись, точно от
зловещего предчувствия.

- Нет, нет, сохрани бог! - ответил седой старик смотритель, провожавший
Людовика с непокрытой головой. - Для вашего величества приготовлено
помещение вон в том соседнем здании, пониже: это те самые покои, в которых
король Иоанн провел две ночи перед битвой при Пуатье.

- Гм, предзнаменование не слишком приятное! - пробормотал король. - Но
что это за башня, мой друг? И почему ты отозвался о ней с таким ужасом?

- Говоря откровенно, ваше величество, - ответил смотритель, - я не могу
сказать о ней ничего дурного, кроме.., кроме того, что часовые уверяют,
будто иногда в ней виден свет и по ночам слышатся какие-то странные звуки...
Да в этом нет ничего удивительного: ведь эта башня служила некогда
государственной тюрьмой и о ней ходит много всяких толков.

Людовик не стал больше расспрашивать, ибо ни у кого не было столько
причин уважать тюремные тайны, как у него. У дверей отведенного ему
помещения - здания не столь древнего, как башня, но все-таки весьма мрачного
и старинного, - стоял на страже небольшой отряд шотландских стрелков,
которых герцог, несмотря на свой отказ королю, велел здесь поставить, чтобы
солдаты Людовика находились поближе к особе своего государя. Во главе отряда
был старый лорд Кроуфорд.

- Кроуфорд, мой добрый, верный Кроуфорд! - воскликнул король. - Где ты
пропадал целый день? Неужели бургундские вельможи настолько негостеприимны,
что не оказали должного внимания самому благородному, самому храброму воину,
когда-либо являвшемуся к их двору? Я не видел тебя за столом.

- Я отказался от приглашения, государь, - ответил Кроуфорд. - Прошло то
время, когда я мог потягаться на пирушке с любым из бургундцев; теперь
какие-нибудь четыре пинты вина сваливают меня с ног, а мне кажется, что в
интересах вашего величества я должен был сегодня показать пример моим
молодцам.

- Ты всегда рассудителен, - заметил король, - но именно сегодня, когда у
тебя под командой так мало людей, тебе должно быть меньше дела; к тому же в
праздник можно быть и не таким строгим, как в опасное военное время.

- Чем меньше у меня людей, государь, - ответил Кроуфорд, - тем больше я
должен заботиться, чтоб они были в состоянии исполнить свои обязанности. А
чем кончится этот праздник - весельем или дракой, - это лучше известно
господу богу да вашему величеству, чем старому Джону Кроуфорду.

- Но ведь у тебя нет поводов к опасению? - с живостью спросил король,
понижая голос до шепота.

- Нет, государь, - ответил Кроуфорд, - но я предпочел бы, чтобы они были,
ибо, как говорил старый граф Тайнмен <Так звали одного из графов Дугласов.
(Примеч. автора.)>, "опасность, которую предвидишь, уже не опасность"...
Какой пароль прикажете отдать на сегодняшнюю ночь, государь?

- Пусть будет "Бургундия" - в честь нашего хозяина и твоего любимого
напитка, Кроуфорд.

- Я ничего не имею ни против герцога, ни против напитка, носящих это имя,
- сказал Кроуфорд, - лишь бы первый был посмирнее, а второй позабористей.
Покойной ночи вашему величеству!

- Покойной ночи, мой верный шотландец, - ответил король и прошел в свои
покои.

У дверей его спальни на часах стоял Меченый.

- Ступай за мной, - сказал ему король, проходя. И стрелок, словно
пущенная в ход машина, зашагал вслед за своим господином; войдя в спальню,
он остановился как вкопанный у дверей, ожидая приказаний.

- Не слышно ли чего об этом странствующем рыцаре, твоем племяннике? -
спросил его король. - Для нас он пропал без вести с тех самых пор, как,
подобно юному богатырю, пустившемуся на поиски приключений, прислал нам двух
пленников в виде первого трофея своих подвигов.

- Слухом земля полнится, государь, - ответил стрелок, - Но я надеюсь,
ваше величество поверите, что если он и дурно поступил, то сделал это не по
моему совету или примеру; я знаю свое место и никогда бы не позволил себе
сбросить с седла кого-либо из близко стоящих к дому вашего величества, так
как...

- Об этом ты помалкивай, - перебил его Людовик. - Твой племянник исполнил
свой долг.

- А вот уж насчет исполнения долга, ваше величество, - подхватил Меченый,
- так это, прямо могу сказать, мои уроки. "Квентин, - сказал я ему, - что бы
там ни случилось, ты всегда должен помнить, что ты шотландский стрелок и
прежде всего обязан исполнять свой долг".

- Я так и думал, что у него был хороший наставник, - сказал Людовик. - Но
ты не ответил на мой вопрос. Давно ли ты имел известия о племяннике?..
Отойдите, господа, - добавил он, обращаясь к своим приближенным, - это дело
касается только меня одного.

- Не во гнев будь сказано вашему величеству, - ответил стрелок, - я нынче
вечером повстречал конюха Шарло, которого племянник мой прислал из Льежа или
из какого-то епископского замка поблизости от него, куда он благополучно
доставил графинь де Круа.

- Слава и хвала пречистой деве! - воскликнул король. - Да так ли это?
Верно ли ты это знаешь?

- Вернее верного, государь, - ответил Меченый. - Кажется, у Шарло есть
даже письма к вашему величеству от самих дам де Круа.

- Ступай же, ступай, веди его сюда! - сказал король. - Отдай твой
мушкетон кому-нибудь.., все равно., ну, хоть Оливье. Слава и хвала пречистой
деве Эмбренской! Даю обет украсить ее высокий алтарь решеткой из чистого
серебра!

И Людовик, как он всегда делал в своих припадках набожности, снял шляпу,
выбрал из числа украшавших ее образков свое любимое изображение богоматери,
положил его перед собой на стол и, благоговейно опустившись перед ним на
колени, торжественно повторил свой обет.

Вскоре явился и конюх Шарло, первый посол, отправленный Дорвардом из
Шонвальда, и вручил королю письма графинь де Круа. Дамы весьма холодно