будет целовать, как раньше. Она снова сможет глядеть в его глаза. Никогда
больше они не будут ссориться, - никогда, если только она сумеет этому
помешать!
22
протеста, побежденных сомнений! Дни, когда оба они после напрасной борьбы
против большей близости - желанной обоим - с пугливым, лихорадочным
нетерпением ожидали приближения ночи. Какие муки, какие протесты со
стороны Роберты и какая решимость - однако не без сознания, что все это
грех, совращение, обман, - со стороны Клайда! Когда же все совершилось,
дикая, судорожная радость охватила обоих. Но еще прежде Роберта все же
потребовала обещания, что Клайд никогда не покинет ее, что бы ни случилось
(ее преследовала мысль о естественных последствиях этого безумного
сближения), так как без него она беспомощна. Однако о браке ничего прямо
сказано не было. И Клайд, совершенно порабощенный своим желанием,
необдуманно дал слово, что никогда не оставит ее, никогда, - в этом по
крайней мере она может на него положиться. Но и тут мысли о браке у него
не было. На это он не пошел бы. И вот, откинув на время все сомнения,
сколько бы ни терзалась и ни упрекала себя Роберта днем, они ночь за ночью
предавались своей страсти. А потом безрассудно мечтали о новой блаженной
ночи и жадно ждали, когда же кончится длинный день и наступит все
скрывающая, за все вознаграждающая, лихорадочная ночь.
что это грех, великий, смертный грех; не раз он слышал речи матери и отца
о соблазнителе, прелюбодее, что подстерегает жертву вне священных уз
брака. А Роберта, тревожно всматриваясь вперед, в безвестное будущее,
гадала, что станет с нею, если Клайд охладеет или оставит ее. Но приходила
ночь, ее настроение снова менялось - и она, как и он, спешила на
условленное место встречи, чтобы позже, в полуночной тишине проскользнуть
вместе с ним в эту темную комнату, которая казалась им таким раем, какой
обретаешь лишь однажды в жизни: безумный жар юности неповторим.
тому, что Роберта так внезапно покорилась его желаниям, он порой, впервые
за все эти лихорадочные годы, чувствовал себя наконец настоящим опытным
мужчиной, который теперь и впрямь знает женщин. Весь его вид, его манеры
яснее слов говорили: "Смотрите, я уже не тот неопытный, ничтожный
простачок, каким был несколько недель назад: я теперь важная особа, я знаю
кое-что о жизни. Чем могут удивить меня все эти самодовольные молодые люди
и веселые, вкрадчивые, кокетливые девушки? И если б я захотел, если б я
был не таким верным и постоянным, - чего бы я только не добился!" Случай с
Робертой доказал ему, что он ошибался, думая (это убеждение сложилось у
Клайда после истории с Гортензией Бригс, а более поздняя неудача с Ритой
его укрепила), будто он обречен злосчастной судьбой на всегдашний неуспех
у девушек. В сущности, наперекор всевозможным неудачам и запретам он
настоящий донжуан, неотразимый сердцеед!
этого не сделать и другим?
никогда прежде. Ни они, ни кто-либо из их знакомых не признавали его, но
он нередко смотрел на себя в зеркало с уверенностью и восхищением, что
раньше ему вовсе не было свойственно. Этому способствовала и Роберта:
чувствуя, что все ее будущее зависит теперь от его воли и прихоти, она
непрерывно льстила ему и восхищалась им. Ведь согласно своим воззрениям
она теперь принадлежала ему, только ему, как всякая жена всецело
принадлежит своему мужу, и должна была во всем покоряться его воле.
посвятил себя Роберте, не слишком задумываясь о будущем. Лишь одно порою
тревожило его: мысль о возможных последствиях их отношений; этого с самого
начала очень боялась Роберта; она так сильно привязана к нему, что это
может оказаться очень неприятным осложнением. Однако Клайд не слишком
углублялся в эти размышления. У него есть Роберта. Их отношения, насколько
оба могут судить, - тайна для всех. Радости их не совсем законного
медового месяца были в полном разгаре. И последние теплые, часто солнечные
дни ноября и первые дни декабря прошли как во сне: райские восторги среди
условностей мелкого мирка и мизерной, плохо оплачиваемой работы.
за это время Клайд часто думал о них, о том, какую они играют роль в его
жизни и жизни Ликурга. Их большой дом, запертый и безмолвный (проходя
мимо, можно было видеть только садовников да изредка шофера или слугу),
казался Клайду чуть ли не священным ковчегом, символом той высоты, которой
и он еще думал достигнуть благодаря какому-нибудь повороту судьбы. Он
никак не мог отказаться от надежды каким-то образом приобщиться в будущем
ко всему этому величию.
печатались в двух местных газетах, в разделе, отведенном светской хронике,
где почти подобострастно описывался каждый шаг самых знаменитых семейств
Ликурга. Порою, прочитав эти отчеты (даже если они с Робертой в это время
были вдвоем где-нибудь в скромном загородном парке), Клайд представлял
себе, как разъезжает в своем большом автомобиле Гилберт Грифитс, как
Белла, Бертина и Сондра танцуют, играют в теннис, катаются на лодке при
луне или скачут верхом в фешенебельной дачной местности, о которой
упоминали газеты. Тогда порой совсем в особом свете, с уничтожающей
ясностью представали перед Клайдом его отношения с Робертом, и сравнивать
было горько, мучительно, почти невыносимо. В конце концов что такое
Роберта? Фабричная работница! Ее родители живут и работают на ферме, и она
должна сама зарабатывать свой хлеб. Тогда как он... он... Если б только
судьба улыбнулась ему! Неужели же конец всем его мечтам о блестящей
будущем?
пор, как Роберта ему отдалась. В самом деле, она девушка не его круга, во
всяком случае - не круга Грифитсов, к которому он все еще жадно стремился.
Однако, какое бы настроение в нем ни пробуждали статьи в "Стар", он
все-таки находил Роберту милой, очаровательной, в нее стоило влюбиться за
ее красоту, нежность, веселый нрав - свойства и прелести, с которыми
отождествляется всякий источник наслаждения.
оживленным, полным кипучей деятельности, каким он всегда бывал не менее
семи месяцев в году. И Клайда все больше влекла жизнь ликургского высшего
общества. Как красивы дома на Уикиги-авеню и в ближайших к ней кварталах!
Как необычна и заманчива жизнь их обитателей! О, если б ему быть среди
них!
23
Сентрал-авеню, - с тех пор как он переселился к миссис Пейтон, он всегда
проходил по этому фешенебельному кварталу, идя на работу и с работы; и тут
случилось нечто, повлекшее за собой ряд важных для Клайда и для Грифитсов
событий, которых никто из них не мог предвидеть. В эти дни Клайд был очень
жизнерадостен, - таков удел честолюбивой юности в пору умирания старого
года. У него хорошее положение. Его здесь все уважают. И зарабатывает он
достаточно: после расходов на комнату и на стол у него остается не меньше
пятнадцати долларов в неделю, которые он может истратить на себя и
Роберту. Это, конечно, гораздо меньше, чем он зарабатывал в отеле
"Грин-Дэвидсон" или в "Юнион клубе", но зато здесь он не связан с вечно
нуждающейся семьей, как было в Канзас-Сити, и не страдает от одиночества,
как в Чикаго. У него есть Роберта, ее тайная любовь. И, к счастью,
Грифитсы ничего об этом не знают и не должны знать. Впрочем, он не давал
себе труда подумать, как сохранить это в тайне, если возникнут осложнения.
Ему вовсе не хотелось утруждать себя какими-либо заботами, разве что
самыми неотложными.
чаще другие видные люди, хотя и не принадлежащие к сливкам здешнего
общества, оказывали ему внимание. Как раз в этот день (наверно, потому что
Клайд с весны стал начальником отделения и к тому же Сэмюэл Грифитс
недавно при всех немного поговорил с ним) к нему подошел сам Рудольф
Смилли, один из вице-председателей компании, и любезно спросил, не играет
ли он в гольф, и если играет, то не запишется ли весной в клуб
"Эймоскинг", один из двух широко известных здешних гольф-клубов,
находящихся в нескольких милях от города. Это могло значить только одно:
что мистер Смилли начинает видеть в нем будущую величину и, подобно многим
другим, начинает смотреть на него как на человека не безразличного для
Грифитсов, хотя и не очень высоко стоящего на фабрике.
увидится с Робертой у нее дома, и притом скоро - в одиннадцать или даже
раньше, и его походка и движения стали по-новому быстры, легки и веселы.
Вообще, привыкнув немного к своим тайным встречам, и Клайд и Роберта, сами
того не сознавая, стали смелее. Не разоблаченные до сих пор, они решили,
что и не будут разоблачены. Если их увидят вдвоем, Роберта представит его
как своего брата или кузена - в ту минуту этого будет достаточно, чтобы
избежать скандала. А потом, решили они, во избежание сплетен и
разоблачения Роберта могла бы переехать на другую квартиру, и там все
пойдет по-старому. Это легче или, во всяком случае, лучше, чем вовсе не
иметь возможности встречаться. И Роберте пришлось согласиться.
Каменистый Артем
Сертаков Виталий
Доценко Виктор
Никитин Юрий
Сертаков Виталий