каких-то догадок шевелятся тяжелые старческие брови и на загорелое лицо то
вдруг набегут табунчиком морщины, то вмиг исчезнут, как молодь, вспугнутая
щукой. Как мне хочется хотя бы в эту охоту думать его головою, ходить его
ногами, быть таким приспособленным и понимать окружающую нас природу так,
как он. Хочется хотя бы на час стать Улукитканом.
жалеть будешь, -- предлагаю я, зная, что заряжает он всегда в последний
момент.
я зверя раньше увижу -- не угоню и патрон успею в ружье затолкнуть, а если
он меня вперед увидит, то и заряженное ружье не помога, убежит, -- и,
накинув на плечи берданку, он стал отвязывать своего учага.
Если надо будет, я приду за оленями.
многозначительно старик и, выйдя к реке, повел меня дальше, где за редеющей
стеною стлаников виднелось пустое пространство.
подошел к нему.
округлыми валунами и покрытой редкой щетиной приземистых ерников. Всюду
лежал грязными глыбами лед. Тут в период зимних морозов русло Эдягу-Чайдаха
перемерзает. Подпочвенные воды, не найдя стока, вырываются на поверхность,
замерзают, образуя толщу льда в несколько метров. За лето лед растаял, и
теперь мы видим его остатки.
недавно вытаявшую землю.
Понял?.. Ты тут садись и карауль, зверь обязательно придет. Матка не
стреляй, бычок тоже. Мы ходить будем дальше, -- и он утащил за собой учага.
ног сидит Кучум. Он весь захвачен ожиданием, держит нос начеку, караулит
воздух и нервно переступает с ноги на ногу.
стали укутывать отроги. Даль все еще недоступна глазу, и еле уловимый
ветерок ласково веет мне в лицо с молчаливых вершин Джугджура.
Осматриваю равнину -- никого нет. Но собаку что-то раздражает, она
вскакивает. Я осаживаю кобеля, выбрасываю сошки, но не успеваю положить на
них ствол карабина, как к наледи из стланика выходят три сокжоя: два
бычка-близнеца и крупная матка.
леса, вылезли на чистое место, метров в полутораста от нас. Видно, эта
черная земля, прикрытая редкой зеленью, никогда их не обманывала, и они,
доверившись тишине, стали кормиться.
ознобе.
и на ходу успевают срывать пахнущие свежестью зеленые листочки с приземистых
ерников. Мы отчетливо слышим, как звери, проходя мимо нас, чмокают своими
мягкими губами, издавая при этом характерный звук:
свое прощальное ку-ку. По небу, догоняя солнце, плыло одинокое облачко с
золотисто-алыми краями. Цепенел в вечерней дреме стылый воздух, напоенный
запахом только что распустившейся зелени. Было свежо, даже холодно.
на вершину сухой лиственницы пугливая белка и замирает, словно не поверив,
что так рано кончился день.
кричит старик, о чем-то предупреждает меня. Осматриваясь, замечаю серое
вздутие на прогалине в стланике. Не могу понять, зверь ли это рогатый или
выскорь (*Выскорь -- корни, поднятые над землею при падении дерева). Вижу --
шевелится, спускается к закрайку, и вдруг сердце мое, словно зажатое в
кулак, забилось часто-часто. Туда же смотрит и встревоженный Кучум.
осматривается. Кажется, ничему он не верит: ни деревьям, ни скользкому льду
под ногами, ни темным проталинам, ни пасущимся оленям. Но тишина не вызывает
подозрения.
присутствия, и только теперь сокжой осторожно сошел с наледи, опустил к
ернику огромные рога, стал быстро-быстро срывать листья.
бесполезно. Если зверь подойдет ближе, пущу в него пулю. А он вдруг пугливо
поднимает голову, замирает, глядя в нашу сторону. И самка в дальнем углу
насторожилась, тоже смотрит сюда. Неужели заметили? Надо стрелять!
Пригибаюсь на уровень сошки, припадаю плечом к ложу карабина, осторожно
подвожу мушку под зверя, нащупываю указательным пальцем спусковой крючок...
Что это?
-- из стланика выходит крупный сокжой. Этот ко мне ближе. Я перевожу ствол
карабина, плотнее прижимаю приклад к плечу, нащупываю мушкой переднюю
лопатку и... узнаю знакомый контур рогов. Да ведь это учаг! Хорош бы я был,
свалив верхового оленя!
Как предупредить старика? Досадую на себя, что до сих пор не научился
кричать по-птичьему, дал бы ему знать.
срывая на ходу листья, кормится. Что это у него мелькнуло между ног...
Замираю от удивления -- это Улукиткан прячется за учагом. Холодею при мысли
о том, что бы было, не задержи я выстрела. Надо же придумать такое!
старым эвенком и хитрым, осторожным сокжоем.
равнодушие учага, кажется, его успокаивает.
потускневшей наледью. Улукиткан поторапливает учага, толкает его сзади
ногою: чувствует, что в его распоряжении остается совсем-совсем немного
времени. Как он хорошо замаскировался! Как легко переставляет ноги, точно
копируя шаги своего оленя. Старику уже надо бы стрелять. Не могу оправдать
эту опасную медлительность... Вижу... -- сокжой огромными прыжками выбросил
себя на наледь, рванулся к стланику, но вдруг оборвал свой бег, занозив
копыта глубоко в рыхлый лед. Повернувшись всем корпусом к учагу, он так и
застрял на ледяном постаменте, взбудораженный страхом и любопытством.
седой головы.
синеватый дымок с вечерним сумраком и закрыл от меня сокжоя.
облегченно вздохнула ночная сова.
учага, затем усаживается на камень, ковыряется ножом в бердане -- достает
пустую гильзу. На лице спокойствие. А я все еще не могу прийти в себя от
этих последних трех минут.
молча смотрим друг другу в глаза, и я не могу разгадать, что кроется за его
спокойствием: радость или досада.
приучала к терпению, да и отцовский труд не пропал даром -- ишь, как хорошо
я обманул сокжоя! -- И он, развязав отсыревшие замшевые ремешки, стягивающие
дошку, раскрыл вечерней прохладе вспотевшую грудь.
захлебнулась разноголосым эхом. Лай стих...
Улукиткан остановил меня.
будем, -- сказал он уверенно, и мы направились к реке, где лаял Кучум,
всю глубину долины до самого Джугджурского хребта, и опять все утонуло в еще
большем мраке.
ошейник, выходим за узкую полоску береговых стлаников и на гальке видим
мертвого зверя, разбросавшего в последнем прыжке ноги и откинувшего далеко
назад свои огромные до уродливости рога.
ребра, затем зашел с головы, по-хозяйски окинул взглядом всю тушу, сказал
обрадованно:
клин ножа в шерстистую шею у края головы, перехватил острым лезвием горло,
поднялся, спросил:
лучше.
Володихин Дмитрий
Шломо Вульф
Контровский Владимир
Дальский Алекс
Сертаков Виталий