ние поверхности их были плоски и сизы.
рый накануне со чрезмерной готовностью поддерживал Семена.
приятель и, вскинув грустные глаза на Семенову руку, все еще державшую
наган, прибавил тихо: - Ты штуку-те эту спрячь... еще выстрелит!..
лому подводы. - Зарубить зарубили, а отрубать кум наедет? - он искал
глазами какой-нибудь пары глаз и нашел: татарченок не мигая глядел в Се-
мена.
как-то сразу померк.
родач. - Он мне весь дом перерыл, из огорода весь овощ повыкидал... Я и
пришел сюда... отседа, думал, достану. А ты его без никакой пользы от-
пускаешь! Закон-справедливости, Семен Савельич, в тебе нету. Обидел ты
меня, ох как обидел, страшно сказать... А уж я ль тебе не служил!?
уходить в такую пору нехорошо!
боком. - А только мы не нанимались!..
горько покачал головой - Это мы-те нехорошо? Крапивный у тебе лист за-
место языка, Семен Савельич! Бумажка подкинута, - цену за тебя обещают,
деньги дают, каб если мы тебя на суд выдали. А мы тебя рази, скажи вот
нам, хоть бы пальцем тронули, ну!..
скверно выругался он. Он медленно влез в подводу, бородачи все стояли. И
опять Барыков хлестнул по лошадям, и телега помчалась по укатанной доро-
ге, провожаемая понурыми взглядами бородачей. Семен не оглядывался.
на сто. Барыков попридержал лошадей, Семен оглянулся. Бородачи стояли на
прежнем месте, но выйдя из-за поворота и горячо о чем-то споря. Самый
молодой из них, маша руками, бежал к Семену. - Этого вот... Семен Са-
вельич! Старички велят сказать, что хоть ругаешь их, а они не злопамят-
ны. Велят сказать, что-де, если хлеба там нужа подойдет, ты засылай в
Отпетово-те! Уж как-нибудь соберемся всем миром!.. - Но бородачи кричали
что-то еще. - Ой, кричат, о чем бысь? - прислушался посланец и недоуме-
вающе покачал головой. - Вы погодите тута, я мигом слетаю... узнаю счас!
житки. Семен ждал, царапал ногтем деревянную обивку полка. Наконец, пос-
ланец вернулся.
так, парень, кинулось! Эвось Прокофий-те говорит, лучше не давать тебе
хлеба-т! Уж во второй раз не простят ведь... Ты уж не засылай, не дадим.
Живи себе с богом, как знаешь... - посланец, сняв шапку, виновато глядел
в нее, будто нашел в ней что-то укорительное для себя.
настегивал лошадей.
бил их с яростью крайнего, неутоляемого отчаянья, не глядя, куда придет-
ся удар: по крупу, по уху, по дуге, по чресседельнику. Давно уж скрылись
бородачи в пыли, а подвода все мчалась по песку как по деревянному нас-
тилу, глухо гремя колесами, осью, винтовками под соломой. За версту до
землянок Семен передал вожжи Супоневу:
ганивай уж до конца. Чужие ведь!..
суки. Еще издали, по спинам их, уже угадал Семен, что Мишке, стоявшему
на возвышении, образованном накатом поварской землянки, приходится сов-
сем жарко. Мишка, стоя с грудью навыкат, красный, точно разваренный в
кипятке, напряженно слушал костлявого мужика в разодранной рубахе, нале-
завшего на него и махавшего растопыренными ладонями. Лицо Мишкино горело
как в огне, лицо костлявого было внушительно и жестко, как кулак. Сбоку,
тоже на накате, стоял другой мужик, в штанах из клетчатой байки, с раз-
битым лицом. Всхлипывая время от времени, он проводил короткими пальцами
себя по лицу и, покачивая головой, рассматривал выпачканные кровью
пальцы. Не далеко, окруженный летучими, сдержанно и бледно улыбался Юда,
не принимая заметного участия в происходившем разброде.
тили решительным и враждебным гулом. Злые и ядовитые замечания сыпались
отовсюду, и тут лишь понял Семен, что не следовало ему уезжать в то ут-
ро. - Не время теперь меня скидывать! Погодите, сам уйду... - презри-
тельно и гневно бросил Семен и обратился к костлявому в разодранной ру-
бахе. - Ну!
и приседая, толкнул на Семена искровянившегося мужика.
живого человека?!.. - чуть не приплясывал он. - Кровь, эвон, видал?
Кро-овь!! На, возьми себе!.. - и, по хозяйски-проворно, прикоснувшись
пальцами к кровяному лицу соседа, мазнул по белой Семеновой рубахе. -
Мужучки, эвон, красная... кровца-те. Текет из него...
вил того Семен и крепко сжал его за плечо. - Что ты ровно баба, ровно
родишь - орешь.
костлявый, вертясь ужом в Семеновой руке. - Плечо хочет выломать!.. За
правду плечики мои гибнут... Заступитесь!
лодное, бесповоротное. Но выступать, почему-то, не решались.
у Жибанды. - Отвечай мне, я тебя тут оставлял. Громко отвечай, чтоб все
слышали!..
отворачивая лицо. - И десятая тоже ушла...
еще с вчера... Я вот уговаривал, а они не хотят.
байки, все еще всхлипывал и размазывал по лицу застывающую кровь.
зами среди барсуков.
прежде всего сказал Юда, ловя Семеновы глаза. Он понизил голос: - о ней
и шла тут речь без тебя. Мое дело сторона... а только злобятся, что тай-
ком, украдкой, одним словом, с Мишкой пользуетесь. Я уж и не говорю о
том, что не по праву ты место занял! Да и много там за тобой! - Юда, го-
воря, чистил себе ногти ногтем же. - А хочешь, по честному, а? Я их и
подтяну сейчас, а? - он коснулся пальцами Семенова рукава. - По честно-
му, услуга за услугу! Ну...
руку. Пот с него катился градом.
го, пошел прочь,
ти, не зная, чем окончились Юдины переговоры. Тот в штанах из клетчатой
байки, стирал в катышки налипшую на нос кровь. Евграф Подпрятов царапал
ногтем дерево, показывая, что он тут не при чем.
Помогать другим да Попузинцев поддерживать нам теперь не расчет! - и он
посвистал, издеваясь над оторопелостью барсуков. Никогда не бывал Семен
столь смелым.
Ты же ведь сам все о подкрепленьи говорил. Теперь вот и надо бы итти.
вожаемый недоуменным гулом барсуков. - И кто по домам хочет расходиться,
могут! - крикнул он уже издалека. - Расходись-вали!..
говорила много и торопливо.
мне нехорошо. Мишка велел повторить. Тот повторил. Я убежала...
расспрашивать, он сбился и ускакал. Я не знаю... Утром выходила - набат
был. Долго били, словно нарочно, чтоб мы услышали...
где-то точила, потом все ближе. Слушай, зачем ты ушел от них? Ты с ними
должен быть. Ты теперь ихний.