полевых дневников и лег, закинув руки под голову. Через каких-нибудь четыре
часа в эту комнату войдет Ника - вот что было важно. Все прочее не Имело
сейчас ровно никакого значения.
Ведь их объяснение в Дозорной башне произошло совершенно случайно: не начни
она тогда допытываться, почему он ее избегает, сам он ничего бы ей не
сказал. Просто она начала разговор, и он решил, что глупо продолжать играть
в прятки...
конца поверить, что она и в самом деле могла его полюбить; что ей было с ним
приятно - он это видел, что ей льстила его любовь - тоже. Возможно даже, она
и сама в известной степени им увлеклась. Но как мог он, оставаясь в здравом
рассудке, надеяться на большее?
о чувствах, когда все было заслонено Никиной семейной драмой; и именно там,
как ни странно, он впервые понял, что все случившееся с ним - это всерьез и
по-настоящему, что отныне он и никто другой отвечает за Нику, за ее счастье,
за ее судьбу, за всю ее жизнь. И там же, тогда, он впервые до конца поверил,
что и для нее это - всерьез, навсегда.
старшим товарищем, который приехал помочь, выручить из беды. А сейчас -
впервые - он ждал ее, как ожидают любимую...
что время обладает свойством замедляться, когда то и дело смотришь на часы,
Игнатьев снял их и спрятал в ящик письменного стола; посидел, задумчиво
насвистывая и поглядывая на выцветшие фотографии старых раскопов, потом
решительно встал и переставил будильник подальше - за стопку книг. Когда, не
вытерпев, он снова достал его оттуда, оказалось, что минутная стрелка не
сделала и четверти оборота.
надписью "ход". Та едва подалась, будильник был исправно заведен.
засесть за статью и проработал до восьми. В девять вышел из дому, - к ночи
погода ухудшилась, косо летел сухой снег, в Таврическом саду поскрипывали и
гудели на ветру деревья. Игнатьеву продолжало везти: он тут же, не успев
дойти до Потемкинской, поймал такси, и шофер оказался покладистый, согласный
даже на то, чтобы подождать сколько понадобится. "Только на Пестеля стоять
нельзя, - сказал он, - там всюду знаки поразвешаны, я сверну в Соляной, там
обожду". Когда машина тронулась, он включил лежавший рядом на сиденье
транзисторный приемничек, и Игнатьев услышал вдруг незамысловатую мелодию
песенки, которая преследовала их летом в Феодосии, когда они приезжали туда
с Никой. "Подставляйте ладони, я насыплю вам солнца", - слабеньким, наивным
каким-то голоском старательно выводила певица, и у него вдруг перехватило
горло, остро защипало в глазах...
дома - уехала встречать Новый год к знакомым, объяснила Ника, наверное
все-таки немножко обиделась. "Бери это, и пошли, - сказала она, вручая
Игнатьеву нагруженную хозяйственную сумку, - только осторожно, не урони, а
то нам нечего будет есть..." В машине они сидели, прижавшись друг к другу,
держась за руки, и молчали. Игнатьеву очень хотелось поцеловать ее, но он
боялся, что она сочтет его пошляком. Конечно, в такси это и в самом деле...
архитектуры, настоящий питерский дом. И двор тоже, хотя в нем не было ничего
особенного, колодец как колодец. И даже лестница. На площадке шестого этажа,
когда Игнатьев поставил на пол сумку и полез за ключами, она с любопытством
огляделась.
кому сколько раз звонить. - И еще какой-то Кащеев, ну и фамилия...
конечно, совершенно крокодильский... старый склочник на пенсии, можешь себе
представить, как это выглядит. Хорошо еще, его как-то привыкли воспринимать
с юмором... Старухи Шмерлинг - те славные...
вперед и, протянув руку через ее плечо, щелкнул выключателем.
сейчас. Если нужно зеркало, открой шкаф...
"мегарон" показался ей довольно захламленным, хотя и видно было, что в нем
спешно наводили порядок, - спешность эта чувствовалась хотя бы по тому, как
были рассованы всюду пачки книг, - но он тоже привел ее в восхищение, иначе
она и не представляла себе жилища настоящего ученого. И потолки такие
высокие - не то что в этих новых квартирах на Юго-Западе. А камин! А окно -
огромное, закругленное сверху, как во дворце. Сняв пальто, она подошла к
письменному столу, потрогала и понюхала елочку, опасливо покосилась на
прогнувшиеся книжные полки. Еще, чего доброго, завалятся... Увидев в окне
свое отражение, Ника достала из сумочки гребенку, причесалась, вплотную
приблизила нос к холодному стеклу. За окном темнел большой парк - летом,
наверное, здесь хорошо...
наступающим и разжился двумя фужерами. Вручая их, Матильда Генриховна так
многозначительно пожелала ему счастья в Новом году, что он совсем заробел и
теперь, возвращаясь по коридору, терзался сомнениями и убеждал себя, что
ничего хорошего из этого не выйдет. Подойдя к своей двери, он потоптался,
потом постучал ногтем. "Да-да!" - крикнула Ника, и он вошел, и тут разом
кончились все его страхи и все сомнения. Все шло как надо, он сразу понял
это, едва увидел Никион в своей комнате - она стояла у Письменного стола в
длинной черной юбке и белой блузочке с наглухо застегнутым высоким
воротничком и узкими, обтягивающими руку до кисти, рукавами, и волосы лились
ей на плечи гладкой, упруго изогнутой волной, а глаза, распахнутые широко,
как-то по-детски, смотрели ему навстречу с радостным и тревожным ожиданием.
шагнув к нему, только хотела сказать, что ей тут очень хорошо, но не успела,
потому что очутилась вдруг в его объятиях и повисла в воздухе, - у нее не
стало ни голоса, ни дыхания, ни мыслей в голове, только страшно заколотилось
сердце в каком-то блаженном ужасе. Прошла вечность, а может, и две, прежде
чем его руки разжались и отпустили ее. Ника перевела дыхание, испытывая
внезапную обморочную слабость, раскрыла глаза и увидела такой же испуг на
его лице.
мимолетно коснулась губами его губ. - Я совсем не обиделась, что ты...
стене фотографию какого-то раскопа. Игнатьев за ее спиной несмело кашлянул.
наверное, разобрать нужно?
куда-нибудь, я сейчас... Только пакет в голубой бумаге не трогай, там
секрет.
кончиками пальцев, тронула губы. Странно, они остались такими же, как и
были. Первый поцелуй. Настоящий - первый. Она целовалась и раньше, ну хотя
бы тогда с Игорем, когда укусила его за нос. Но ведь то было ненастоящее,
понарошку. А теперь... "Я не буду умываться ни завтра утром, ни вечером, ни
послезавтра", - решила Ника, снова зажмурившись в сладком ужасе...
посмотрела на часы.
разогреть, покажи мне, где кухня...
Иди, я тебе все покажу.
приемник. За четверть часа до полуночи была украшена и елка. Игнатьев зажег
свечи, выключил свет и достал из-за форточки сетку с шампанским и бутылкой
болгарского "ризлинга".
он, ввинчивая штопор.
отрываясь, стала маленькими глотками пить ледяное кисловато-терпкое вино. -
Дима, какой странный был год...
щурясь на колеблющиеся огоньки елочных свечей.
Хорошее - с плохим, горькое - с радостным...
всегда хорошее.
заболеешь, не поймешь, что значит быть здоровым.
встретила, у меня случилось такое... дома... Найти тебя, потерять
родителей...
для тебя один подарок, только я не знаю, понравится ли, так трудно было тебе
что-то найти...