тряпье. Накануне мне пришлось заночевать в Клейском лесу. От ночной сырости
я, вероятно, простудился, заболел и, проходя через предместье Сен-Мартен,
почувствовал себя плохо. Я с трудом припоминаю, что упал у порога скобяной
лавчонки. Очнулся я на койке городского госпиталя. Я пролежал там месяц и
был почти счастлив. Вскоре меня выписали, попрежнему я был без гроша, но
зато я был бодр, зато я вступил на милые мостовые Парижа. С какой радостной
поспешностью бросился я на улицу Монблан, где в моем особняке, вероятно,
проживала моя жена! И что же оказалось! Улицу Монблан переименовали в Шоссе
д'Антен. Я не нашел своего особняка. Его продали, снесли. Ловкие дельцы
понастроили домов в моих садах. Я еще не знал тогда, что моя жена вышла
замуж за господина Ферро, и не мог поэтому добиться никаких сведений о ней.
Наконец я отправился к старику стряпчему, который раньше вел мои дела. Он
скончался, передав свою клиентуру молодому преемнику. Этот последний сообщил
мне, к величайшему моему изумлению, что все мое имущество перешло к
наследникам и распродано, жена моя вышла замуж и у нее двое детей. Когда я
открыл ему, что я полковник Шабер, он расхохотался от всей души, и я молча
удалился, не вступая в дальнейшие объяснения. Я не забыл о штутгартском
сумасшедшем доме и, вспомнив о Шарантоне[338], решил действовать с
осторожностью. Узнав, где живет моя жена, я отправился к ней, преисполненный
самых радужных надежд. И что же! - произнес полковник, сдерживая гневное
движение. - Меня не приняли, когда я попросил доложить о себе под
вымышленным именем, и меня выставили за дверь, когда я явился под своей
собственной фамилией. Для того чтобы хоть мелком увидеть графиню,
возвращающуюся на рассвете с бала или из театра, я поджидал целыми ночами,
притаившись под воротами особняка. Мой взгляд пытался проникнуть в окно
кареты, вихрем проносившейся мимо меня, и лишь мгновение я видел женщину,
которая по праву принадлежит мне и теперь уже не моя. О, с этого дня я стал
жить одним мщением! - глухо вскричал старик, вскочив со стула. - Она знает,
что я жив, она получила от меня со времени моего возвращения два письма,
написанных моей собственной рукой. Она не любит меня! А я, я не знаю даже,
люблю ли я ее, или ненавижу! То я стремлюсь к ней, то проклинаю ее имя. Она
обязана мне своим состоянием, своим счастьем - и не пожелала помочь мне хоть
чем-нибудь. Подчас я не знаю, что мне с собой делать!
оцепенение. Дервиль молча глядел на своего посетителя.
Допустим даже, что подлинность бумаг, находящихся в Гейльсберге, будет
установлена, - это еще отнюдь не означает, что мы тут же выиграем процесс.
Ваше дело будет рассматриваться последовательно в трех инстанциях. Случай
ваш совершенно исключительный, и я хотел бы поразмыслить о нем на досуге.
паду в борьбе, я сумею умереть, но я умру не один.
полный энергии, в глазах которого вспыхнул огонь страсти и мщения.
я или мертв?
будете следовать моим советам. Ваши интересы станут моими личными
интересами. В скором времени вы убедитесь, какое участие я проявляю к вашему
делу, почти не имеющему себе подобных в анналах юриспруденции. А сейчас я
дам вам письмо к моему нотариусу, и он будет выплачивать вам под расписку по
пятидесяти франков каждые десять дней. Вам не пристало ходить за деньгами
сюда. Если вы действительно полковник Шабер, вы не должны зависеть от
чьей-либо милости. Я оформлю эти суммы как долговое обязательство. У вас
есть состояние, которое должно быть вам возвращено, вы богаты.
резко поднялся со стула, ибо юристу не к лицу выказывать волнение; он прошел
в кабинет и вынес оттуда незапечатанное письмо, которое вручил графу Шаберу.
Когда бедняга взял конверт, он сквозь бумагу почувствовал под пальцами две
золотые монеты.
королевство, - сказал Дервиль.
начертание имен собственных; затем он взял шляпу, взглянул на Дервиля и,
протянув ему руку, мозолистую руку, просто сказал:
Вы - молодец!
лестницы и посветил ему.
прослушал историю, которая, чего доброго, обойдется мне в двадцать пять
луидоров. Если они и пропадут - пускай, беда не велика. Зато я вправе буду
считать, что видел самого ловкого комедианта наших дней.
монеты по двадцать франков, вложенные в письмо поверенным, и внимательно
оглядел их при свете фонаря. Девять лет он не видал золота.
нотариус, который выплачивал по поручению последнего пособие, назначенное
странному посетителю, зашел как-то в контору посоветоваться с юристом по
одному важному делу и с первых же слов сообщил, что уже выдал старому
солдату шестьсот франков.
сказал нотариус, по фамилии Кротта; он только что приобрел контору, где
работал письмоводителем, пока владелец ее не сбежал после краха, наделавшего
немало шума.
- ответил Дервиль. - Благотворительность моя не пойдет дальше двадцати пяти
луидоров! Боюсь, что я оказался жертвой своего патриотизма.
бумаги, принесенные письмоводителем. В глаза ему бросился конверт, весь в
продолговатых, квадратных, треугольных, красных и синих марках, наклеенных в
прусских, австрийских, баварских и французских почтовых конторах.
увидим, провели меня или нет.
было написано по-немецки.
возвращайтесь. - Сказал Дервиль, приоткрыв дверь кабинета и протягивая пакет
своему письмоводителю.
затребованные бумаги прибудут вслед за сим уведомлением. Все документы,
писал он, находятся в полном порядке и засвидетельствованы в соответствии с
требованиями закона. Помимо того, он извещал, что почти все свидетели
происшествий, упоминаемых в протоколе, живут в городе Прейсиш-Эйлау, а
женщина, которой граф Шабер обязан своим спасением, проживает в одном из
предместий Гейльсберга.
изложил ему содержание письма. - Вот что, любезный друг, - обратился он к
нотариусу, - мне понадобятся кое-какие сведения, которыми располагает твоя
контора. Если не ошибаюсь, как раз у этого старого мошенника Рогена...
смеясь, Александр Кротта.
прихватил восемьсот тысяч франков у своих доверителей и пустил по миру
десятки семей, как раз у него, если не ошибаюсь, велось дело о ликвидации
наследства Шабера. Помнится, я встречал подобное указание в делах Ферро.
пришлось переписывать это дело, и я, таким образом, изучил его вдоль и
поперек. Роза Шапотель, супруга и вдова Гиацинте Шабера, графа Империи,
кавалера большого офицерского креста Почетного легиона, вступила с ним в
брак без контракта, - следовательно, на основе общности имущества. Сколько
могу припомнить, наличный капитал равнялся шестистам тысячам франков. Еще до
свадьбы граф Шабер составил завещание в пользу парижских приютов: им он
отказывал четверть наличности, считая ко дню его кончины; другую четверть
должна была наследовать казна. Тут же состоялись опись, раздел, торги, ибо
юристы взялись за дело горячо. В момент ликвидации изверг, правивший тогда
Францией, особым указом вернул вдове полковника долю, причитавшуюся казне.
тысяч франков?
рассуждаете вполне здраво, хотя вас и обвиняют в криводушии, так как вы
готовы защищать без различия и правого и виноватого.
нотариусу, - проживал в предместье Сен-Марсо, на улице Пти-Банкье, у бывшего
квартирмейстера императорской гвардии, занимавшегося теперь продажей
молочных продуктов; звался он Верньо. Добравшись до места, Дервиль пустился
на розыски своего клиента пешком, - его кучер наотрез отказался ехать по
немощеной улице, да и колеи были чересчур глубоки для легкого кабриолета.
Внимательно присматриваясь к постройкам, поверенный с трудом отыскал на том
конце улицы, который примыкал к бульвару, между двух стен, сложенных из
щебня и глины, два невзрачных каменных столба; хотя их и защищали деревянные
тумбы, они были сильно побиты колесами проезжавших мимо телег. Столбы эти
поддерживали балку с островерхним черепичным навесом. Выведенная по балке
красным надпись гласила: Верньо, малочные прадукты. Справа была изображена
корзина с яйцами, а слева корова, намалеванные одной белой краской. Ворота
стояли настежь: очевидно, их так и не запирали в течение всего дня. Прямо
против ворот, в глубине довольно просторного двора, виднелся дом, если
только уместно применить это слово к лачугам парижских предместий, не идущим