что даже в самом несусветном хаосе, стоит лишь хорошенько потрудиться,
можно отыскать известные закономерности.
черные папки с аккуратненькими наклеечками на корешках. Судя по надписям:
<Алмаз>, <Гранит>, <Турмалин>, <Шпинель> и т. д., это были досье, которые
Аркадий Викторович завел на каждый из шестидесяти, согласно классификации
Бауэра, самоцветов. Первой в ряду, как и положено, стояла папка с
наклейкой <Алмаз>. Люсин раскрыл ее и, присев на стремянку, принялся
перелистывать оттиски статей, всевозможные выписки, вырезки из газет и
журналов.
об алмазе. Сами по себе они были чрезвычайно примечательны и даже в наш
век могли бы произвести на людей восторженных и склонных к доверчивости
сильное впечатление. Но более расположенный к скептицизму, Люсин снабжал
прочитанное комментариями несколько желчного свойства:
целомудрие>. (<Как видно, товарищ их терпеть не мог>.)
жертвой отравления>. (<Шотландке это, кажется, удалось, поскольку ее всего
лишь обезглавили>.)
касты: брахманов, кшатриев, вайшьев и шудр. В соответствии с этим белые
кристаллы относились к брахманам, кристаллы с красноватым оттенком - к
шатриям, зеленоватые - к вайшьям и серые - к шудрам. (<Неприкасаемых,
конечно, и тут обошли>.) Каждый из классов посвящался особому божеству>.
без участия человека вместе, мужские и женские. Питаются они небесной
росой и производят на свет маленьких детей, которые множатся и растут>.
(<Подполковника Кострова бы сюда, а то он, бедняга, не догадывается, что
бриллиантики сами собой растут, без участия человека>.)
семью бриллиантовыми поясками, увенчивает несравненный <Орлов>, знаменитый
алмаз весом в 195 каратов, пребывавший ранее в глазнице индусского идола
Брамы>. (<Теперь мне понятно, откуда на Руси пошло идолопоклонство>.)
бывает спасен от всех супостатов своих и сохранен бывает ото всякие свары
и от нахождения духов нечистых. Тот же алмас, кто его при себе носит,
грежение и сны лихие отгоняет. Тот же алмас окори смертный объявит, аще к
тому камени приближится, то потети начнет. Алмас пристоит при себе держати
тем людям, кои страждут лунным страданием и на которых нощию стень
находит. Алмасом камнем еще беснующегося человека осяжает, тогда та
болезнь переменится>. (<Нет, теперь я вижу, что лично мне алмас-камень
необходим куда больше, чем пушка в сейфе. Если не считать лунатизма и
бесноватости, это про меня>.)
оторвала его от увлекательного времяпрепровождения, когда он находился
лишь в самом начале папки. Его познания об алмазах были, таким образом,
вынужденно ограничены периодом ранней древности. Он не только не дошел до
современных представлений об ионных и ковалентных связях, но даже не
узнал, что впервые горючесть алмаза установили в 1664 году флорентийские
академики. Так и пришлось ему застрять на уровне Плиния, разделявшего
суеверие, что алмаз, стойко противостоящий двум неодолимым силам природы,
огню и железу, легко, однако, размягчается от горячей козлиной крови.
место.
Викторовна положила ключ под резиновый коврик. - Нешто так можно? А вдруг
кто половик поднимет? В два счета квартиру обчистят.
сигнализация.
Люсина в свидетели, сказала, словно отрезала: - Обчистят как пить дать! И
вообще, милочка, - она с подозрением глянула на подругу, - зачем вы это
делаете, когда я в квартире остаюсь?
ключик. - Теперь это бессмысленно. - Она повернулась к Люсину: - Я
оставляла ключи ему, пока могла надеяться... Даже потом, когда и надеяться
стало не на что, я все-таки так делала. Из суеверия, для себя, так мне
было легче.
предупредительно распахнул железную дверь лифта.
защелкнула замок.
несколько отвлекли, вновь оказалась наедине со своим горем. Глянув в
зеркальце заднего обзора, Люсин увидел, что лицо ее искажено страданием.
Она тихо плакала.
часа <пик> автомобильный затор, он попытался развлечь ее рассказом о
наполеоновских планах ОРУДа разрешить транспортную проблему. Но слушала
она безучастно, из вежливости. Тогда он попытался затеять ожесточенный
спор с Николаем Ивановичем, ярым болельщиком, о шансах нашей сборной
против Бразилии, но спора не получилось. Оба они быстро сошлись на том,
что еще неизвестно, как теперь будет без Пеле.
воодушевлением. - Все равно как Таль в шахматах. Вы интересуетесь
шахматами, Людмила Викторовна? - Он повернулся к ней вполоборота.
за платочком. - В преферанс иногда.
попался? Знай себе бегает между машинами, а все без толку.
постучал ногтем по часовому стеклу. День шел на убыль, а дел еще
оставалось невпроворот.
заболел. <Зуб, - посочувствовал Люсин. - Значит, так и есть, сломался
корень. Будут теперь долбить>. Он взглянул на Ковскую. Она сидела,
забившись в уголок, и не отнимала платка от глаз.
по лбу. - Какие опыты производил Аркадий Викторович с цветами? - Он уже
понял, что от горьких мыслей о смерти брата ее можно отвлечь лишь
разговорами о нем, о том, каким замечательным, необыкновенным человеком он
был. В такие минуты она как бы забывала, что его уже нет, восторженно и
горячо говорила об Аркаше, как о живом человеке. Так было прежде, когда
судьба Ковского еще не определилась, но надеяться на благоприятный исход
уже не приходилось. Возможно, так же поведет она себя и теперь. - Мы не
раз затрагивали с вами эту тему, но всегда как-то вскользь, бегло.
заинтересованность. - Неужели я вам не рассказывала?
деятельности Аркадия Викторовича. Возможно, на него подействовало крайне
скептическое отношение Фомы Андреевича, который как-никак считался
авторитетом, но скорее всего было просто не до того. Каждую минуту
появлялось что-то новое, неожиданное, требовавшее немедленной реакции,
точного, без права на ошибку, ответа. С чисто любительскими увлечениями
Ковского, казалось, не стоило торопиться. В глубине души Люсин хоть и
читал про яблоко Ньютона, разделял распространенное заблуждение, что
главное, настоящее открытие делается обязательно в тиши научной
лаборатории, а не за чашкой кофе и уж никак не на даче в Жаворонках, где и
подходящих-то условий нет. Отрицательное впечатление произвели на него и
дифирамбы, которые пел шефу Сударевский. Марк Модестович настолько взахлеб
хвалил Ковского, его уникальный подход к познанию мира, что невольно
закрадывалось сомнение в искренности подобных похвал. Уже в самой их
чрезмерности крылось некое отрицание, намек не на достоинства, а скорее на
слабости великого человека, которые следовало прославлять только из
уважения. По крайней мере, у Люсина создалось именно такое впечатление.
столько следовал профессиональному любопытству, сколько старался развлечь
подавленную несчастьем женщину, которой искренне сочувствовал. Даже если
бы она успела познакомить его с мельчайшими подробностями жизни Аркадия
Викторовича, Люсин все равно нашел бы о чем стоило спросить еще. Тем более
легко ему было сделать это теперь, когда он не знал о многом, в том числе
о работах с растениями. Нельзя же было принимать всерьез ахинею, которую
несла старая гадалка Чарская, про камень и древо, про Грецию и про Индию.
она, уйдя в себя, отрешенно глядела в окно.
помидорами и цветной капустой. Какая-то женщина несла кошелку с тугой
зеленой гроздью бананов. Ее поминутно кто-нибудь останавливал - наверное,
спрашивали, где купила. Ничего такого, на что бы действительно стоило
поглядеть, на улице не происходило.
номер 12 впереди, зашевелились во втором ряду <Москвич> и дипломатическая