я не должен привлекать к себе внимания. Конечно, утопить капитана -
сладостная мечта, но мне нельзя поддаваться соблазну. Я должен забрать их
оттуда.
в гостиную?
скрыть, он сказал:
еще выпить, я вам скажу.
Дэвид Скотт уселись на высоких табуретах и издали приветствовали его на
мексиканский манер - подняв правую руку на уровень лица, ладонью наружу,
легонько пошевелили пальцами. Он ответил тем же, и миссис Тредуэл сказала:
что все на него уставятся - прежде ему ничего подобного и в голову не
приходило. Лутцы и Баумгартнеры встретились с ним глазами и кивнули - ну
конечно, самые тупые из всех тупиц на корабле, у них, наверно, просто не
хватает ума понять, что произошло. Все его недавние соседи по капитанскому
столу были тут же, но словно не замечали его. Даже испанцы, невозможная
публика, - и те на него не посмотрели, хотя одна из танцовщиц, молоденькая
Конча, в последнее время частенько впивалась в него глазищами, и, уж
наверно, неспроста. Даже молодая кубинская пара не обращала на него
внимания, хотя он столько раз играл с их детишками - трубил в картонные
дудки, подставлял себя под выстрелы их водяных пистолетов, разгуливал по
палубе, посадив девочку на одно плечо, мальчугана на другое; даже горбун,
даже этот нелепый верзила из Техаса - Дэнни - и те его будто не видели; ему
как-то не пришло в голову первым с кем-нибудь заговорить, и почему-то он не
вспомнил, как ему раньше хотелось, чтобы так называемые спутники держались
от него подальше.
Может быть, вам неприятно появляться в моем обществе? Помните, я ведь
отверженный.
знаю, - мгновенно вспылил он. - Разве что какие-то шапочные знакомства,
этого сверх достаточно.
миссис Тредуэл.
прятались в привычную раковину. "Опять я дала себя втянуть в ненужные
отношения", - упрекнула она себя и, сжимая ножку бокала и глядя чуть выше
Фрейтагова галстука, холодно, спокойно подумала: этот господин так же
несносен в своем роде, как скучнейший Дэнни - в своем. И все же побоялась,
что он заподозрит перемену в ее мыслях и настроении, и поспешно прибавила,
что среди пассажиров есть и кое-какие довольно приятные люди (она не
назвала, кто именно), но сказать по совести, она будет рада и счастлива,
если до конца плавания никто на нее и не посмотрит.
когда люди - да еще те, кого вы презираете, - чувствуют, что можно вам
хамить, - это совсем другое дело.
Выпейте, пожалуйста. Мне тоже хочется.
ладонями и заговорила с обычной небрежной любезностью, как говорят о
совершеннейших пустяках, просто чтобы не сплошь молчать:
свете, может быть, единственный, у кого нет никаких огорчений; не
проболтайся я так глупо этой ужасной Лиззи, я с удовольствием и дальше в это
верила бы. Очень было бы забавно, и незачем было бы о вас думать. А теперь,
похоже, мы с вами как-то связаны, нам следует стать вроде как друзьями и
стараться разговаривать друг с другом, даже когда не очень хочется: пускай
все эти чужие люди, которых мы больше никогда не встретим (надеюсь, что
не)встретим!), видят, что мы не перегрызлись, назло Лиззи, и Риберу, и
капитану, и всем прочим...
опасение, как бы интимная сцена, что разыгралась между ними в маленькой
гостиной, не навела эту даму на мысль о еще большей близости. Наверно,
когда-то она была прехорошенькой девушкой, она и сейчас очень недурна - в
особом, не броском, пожалуй, уж чересчур утонченном стиле, - но лечь в
постель с женщиной сорока шести лет... брр, подумать страшно! Он даже
испугался, как бы лицо его не выдало нахлынувшего ужаса. Есть верный способ
завоевать неотвязную преданность собаки: надо ее постоянно бить. Некоторые
женщины - вроде такой собаки. Эта очень прилично перенесла трепку (вполне
заслуженную) - но неужели теперь от нее не отвязаться? Надо бы выяснить, что
у нее на уме.
и предстояло удивиться тому, как его это раздосадует; но сейчас ее ответ
отнюдь его не успокоил. Меж тем миссис Тредуэл уже вполне собой овладела и с
улыбкой пила второй коктейль, дожидаясь удобной минуты, чтобы улизнуть.
во сне не приснилось, что мысли у нее прямо противоположные.
держаться от нее подальше. Он залпом допил коктейль, поставил стакан и
отодвинул его от себя. Миссис Тредуэл отставила свой, не допив. Пора было
разойтись, и тут Фрейтага опять охватили сомнения: вовсе она ему не нужна, И
однако не хочется совсем ее упустить.
он. - И гораздо лучше узнали друг друга, правда?
сквозь стекло.
прочь.
досада. Слишком много было самых разных причин для гнева, и не так-то просто
сосредоточиться на подлинных, главных причинах. Но одна из них - способ,
каким капитан заставил его раскрыть свой секрет, и во всем виновата эта
женщина, вот она идет прочь, и под полотняным платьем (с виду оно дорогое и
сидит прекрасно) почти незаметно, как движутся ее стройные ноги и узкие
бедра. Хоть она и всплакнула, что-то не верится, чтобы она всерьез
раскаивалась; и наперекор всему, что он ей сказал, ему отчаянно захотелось
еще сильней ее унизить, так или иначе выставить перед всеми на позор, дать
такой урок, чтоб век помнила... В эту минуту, как всегда один, появился
Левенталь, остановился у стойки, и ему подали пиво. Фрейтагу перехватило
горло, казалось, он вот-вот задохнется - до чего же все это оскорбительно!
Нет, не будет он сидеть за одним столом с этим евреем... И не из-за того,
что Левенталь еврей, доказывал он сам себе, словно спорил с кем-то
посторонним, кто его осуждает, совсем не из-за этого. А из-за того, что
учинили над ними обоими. Однако никогда он не признается, что оскорбили не
только его. И тут молнией вспыхнула мысль: но ведь я не против евреев... как
бы я мог? Ведь и Мари еврейка, Мари... но с какой стати огорчаться за этого
жалкого человечка, за нелепого торгаша - он же всюду и для всех будет
посмешищем. "Любопытно, продает он частицы креста Господня?" - спросила
как-то Дженни, и Фрейтаг с веселым ехидством сообщил: "Говорят, у него там
есть такой крохотный ковчежец ручной работы из слоновой кости, в крышку
вделана маленькая лупа, а внутри тоненькая, с волосок, щепочка!"
Представляете, какой-нибудь христианин станет ему продавать щепочку от
Ковчега завета, или камешек от Стены плача, или кусочек ногтя с ноги
Авраама?" - "Ну, его не проведешь, - ответил ей Фрейтаг. - Он бы сказал: у
меня, мол, у самого такого товару полно!" И они весело посмеялись, а вот
теперь Фрейтага грызет совесть - зачем он вместе с этой пустой девчонкой
насмехался над одним из сородичей Мари. Но то было прежде, чем его выставили
из-за капитанского стола. И он в бешенстве напомнил себе, что должен терпеть
Левенталя, должен обращаться с ним прилично, как бы тот себя ни вел и что бы
ни говорил - даже не будь других причин, это его долг перед Мари. Да и перед
самим собой, иначе он перестанет себя уважать... Скажу, чтобы еду приносили
мне в каюту, решил он; иногда можно перекусить и на палубе. А разговаривать
с ним буду, только когда этого не избежать. После столкновения с Фрейтагом
Левенталь и несколько повеселел, и успокоился. Он всегда чувствовал себя
уверенней, а порой чуть не ликовал, когда наконец (рано или поздно это
непременно случалось) затаенная враждебность, недобрые замыслы, ядовитые
туманы ненависти обретали форму, цвет, направление и голос: в такие часы
вновь на деле подтверждается его неизбежная участь - участь еврея; не
остается сомнений, незачем больше ждать и остерегаться, опять его преследует
весь мир, мир дикарей, и это бесспорное доказательство, что он избран Богом.
И всегда оказывалось, что это не так уж скверно, как он опасался; никогда
невозможно предугадать, как на сей раз проявится преследование, но уже ясно:
по-настоящему тебя ничем не удивят... каждый раз все немного по-другому и
всегда одно и то же, но, в конце концов, не смертельно, с этим можно
справиться. Слова... что такое слова? Оскорбления, угрозы, брань, грубые
остроты - подумаешь... все это его не задевает; от варваров ему нужно только