аэродрома. Он отчетливо сознавал и то, что не позже чем через полчаса
последние самолеты заберут последний груз, последних десантников и
уйдут в воздух.
Потом ветер стих. Аскер уловил нарастающий шум моторов. И вот уже над
головой проплыла на восток невидимая в белесой мгле группа тяжелых
самолетов. Шум моторов становился гуще, стихал.
на землю, закрыл глаза. Да, теперь все - он обречен. Жить осталось -
часы, быть может, минуты. Если в воздухе вражеские истребители, то к
аэродрому, конечно, спешат и части наземных войск. Первый же
автомобиль, который проедет по этому шоссе, наткнется на разбитые
машины, на тело Торпа. Начнутся поиски, и тогда конец.
примириться с мыслью о смерти, когда кажется - вся жизнь впереди.
Жизнь! А что он знает о жизни? Многое. Многое - и ничего. Ему же и
тридцати не исполнилось!..
только ночь, безмолвная равнина, ничего больше...
какой-то звук. Самолет? Нет, это не был шум авиационного мотора. Что
же, тогда? Автомобиль? Да, вероятно, автомобиль.
пистолет, извлек обойму. Шесть патронов. Значит, он еще сможет...
стало биться сердце, прояснилось в голове. Он приподнялся над кюветом.
Руки его, упиравшиеся в край обочины дороги, ощутили, что земля
легонько подрагивает. Он приложил к ней ухо, отчетливо услышал
отдаленный лязг металла. Сомнений не было - шел танк. Танк или танки.
без пользы для дела? Нет, тысячу раз нет! Но он не в силах идти.
Значит, должен ползти. Скорее за обочину, подальше в поле!..
здоровой ногой, тело. Так, хорошо... Теперь - ползти!
борозд и кочек, он двинулся прочь от дороги. Раненой ноги он уже не
чувствовал: боль отдавалась выше, в спине, в затылке, в висках - по
ним будто кувалдами молотили. Ползти... Ползти вперед! Скорее,
скорее!..
гнало вперед. Была ли это тренированная воля бойца? Или могучий
инстинкт жизни? Кто знает! Скорее всего, и то и другое.
громким. И - оборвался. Если бы Аскер поднял голову, он увидел бы
остановившуюся на шоссе стальную серую громадину, позади нее - два
грузовика с солдатами. Но он лежал ничком в неглубокой ложбинке,
обессиленный, полумертвый от перенесенного напряжения, от нестерпимой
боли.
загораживавшим шоссе. Крышка люка танка откинулась, показался офицер.
остановился на книжечке, которую тот держал в руках.
к офицеру. - Штурмфюрер Адольф Торп.
шоссе, взобрались на машины.
автомобили и устремился на восток. Грузовики ехали следом.
голову. Грохот танка смолк вдали. На равнину вновь легла тишина.
взрывы, глухие толчки выстрелов. Две яркие вспышки озарили горизонт.
Вот он зашевелился, приподнял голову. Горизонт уже окрасился в
багрянец. Над ним вспыхивали и пропадали тоненькие золотые лучики. И
на этом фоне на шоссе появилась точка.
А точка росла. По очертаниям, которые она принимала, это не мог быть
ни легковой автомобиль, ни грузовик.
мотоцикл.
затаился в кювете.
четырехтактный, одноцилиндровый, скорее всего - "БМВ".
седла, кинулся к телу Торпа. Аскер поднял пистолет. Рука плохо
слушалась, мушка плясала по спине мотоциклиста, склонившегося над
убитым. Человек выпрямился, обернулся. Аскер выронил оружие.
глиной лицо Аскера.
другим дорогам шли. - Он помолчал. - Наших много побили. С воздуха,
пулеметами. И два самолета сожгли, гады!.. Вот и тебя... Сидеть сзади
сможешь?
двигатель. Подбежав к Аскеру, поднял его, на руки, снес к машине.
Аскера на второе сиденье. - Думал уже оставаться со Штыревой...
поехали.
Мотор пел свою песню.
мелькали обрывки мыслей. Полковник Рыбин!.. Нет больше Рыбина... И
Андрей Авдеев навеки остался здесь, на чужой земле. А десантники,
сколько их погибло в операции!..
Шталекер. Где они, что теперь с ними?.. Потом он ясно увидел глаза
Штыревой - голубые, широко раскрытые. Аскер представил: одна, совсем
одна, идет Тамара с саквояжем в руке по улице чужого, враждебного
города; обыкновенная русская девушка, каждый час, каждая минута жизни
которой здесь, в глубоком вражьем тылу, - это подвиг!
Торп получил свое. Торп, Висбах, Беккер, Больм - не ушли. А Упиц смог!
Упиц, Зейферт и тысячи таких - живы, действуют.
спине - широкой и теплой. Стало легче.