нравится твой язык, Ангел...
наружу язык. - Правда, нравится?
Ангела и такой непривычной для меня. Приглашение к постели, в которой Ангел,
как и все ангелы, был бесподобен. Он был бесподобен, а я была никакой, так
что разломанного в честь Благовещения граната ожидать не приходится. Хотя
то, что мы с Динкой живы, уже - благая весть. Жаль только, что нельзя
сообщить об этом Ангелу.
сказала бы Динка. Любовные глупости, которые должны восхищать, но от которых
с души воротит. По крайней мере меня. Нет, Ангел, подарка в честь потери
девственности ты от меня не дождешься. Ни птицы Кетцаль, ни раковин Каури,
ни даже тыквы-горлянки, расписанной срамными картинками из "Камасутры"...
Пока я лениво размышляла об этом, язык Ангела вплотную приблизился к моим
губам и раздвинул их.
Что-то еще, привнесенное извне, но такое же острое. Кровь? Пыльный брезент?
Болотный осот? Забившиеся в раны насекомые?..
брезентовая пыль, и острые пики осота полоснут по небу, а на языке
пристроится богомол... Вот хрень!..
увидела Рико. Пес стоял у самой двери и смотрел на меня сумрачными желтыми
глазами.
Рико стоит бояться... Ничего не грозит только тому, кто меня любит. Ты ведь
любишь меня?
услышал наверняка. Чертова псина подалась вперед и обнюхала слова, небрежно
вывалившиеся из моего рта. И не поверила им. Вот именно - не поверила. Я
видела, как вздыбилась шерсть на загривке Рико и как обнажились его клыки.
Еще секунда - и он зарычит. И все мое полуночное вранье выплывет наружу.
бы на время... Пожалуйста... Пожалуйста, Ангел... Рог favor ...
так всегда пытаются подозвать ускользающую любовь. Шерсть на загривке Рико
так и не опустилась, но он послушно затрусил к нам. И спустя мгновение
ткнулся косматой головой в колени Ангела. И затих.
спине.
- вот это было бы в самый раз, вот это бы подошло...
собаку - тыльной стороной ладони. И снова Рико зарычал.
дух. О дружелюбном нейтралитете, установившемся между мной и Рико несколько
дней назад, придется забыть. Поставить изящный католический крест на его
могилке... Рико оказался умнее хозяина, хорошо, что собаки не говорят... Или
- говорят? И тогда из их пасти выпрыгивают богомолы... Господи, какая чушь,
какая чушь... Я вовсе не хочу спать с Ангелом, но пересплю с ним, хочет того
Рико или нет. Ведь Динка отдала Пабло-Иманола Нуньеса мне на откуп... А я не
знаю, что с ним делать, кроме того, что пытаться спать с ним... Вот они,
Динкины прихваты, въевшиеся в кожу... За два года, проведенных вместе.
Я тоже уставилась на него. Нет, черт возьми, на расстоянии он нравился мне
гораздо больше. Я бы даже согласилась жить с ним - вот так, на расстоянии...
своего саксофона, на мягких лапах своего пса. И мое тело снова окаменело,
лишь где-то в самой его глубине робко пульсировала живая струя; она все еще
не пересыхала, она все еще надеялась, что упоительный секс с Ангелом
сложится.
Ангела.
лживо-темные ресницы.
тон: Ангел и Динка отчаянно ругались. Иногда в бесконечном потоке ругани
возникали островки затишья, но затем все возобновлялось с прежней силой.
показалось, что инцидент исчерпан, но... Возник новый звук, резкий и
громкий, как будто наверху перевернули стул и поволокли его по полу.
он шел отовсюду. Ничего более ужасающего я в жизни своей не слыхала. Я
зажала руками уши, и, будь моя воля, я залила бы их чем угодно - воском,
сургучом, расплавленным свинцом, жидкой ртутью, - только бы не слышать этого
кошмарного воя и последовавших за ним глухих ударов: казалось, что по стенам
изо всех сил колотили набитым шерстью тюком.
выскользнула из библиотеки. Вой стал явственнее, но теперь пугал меня
гораздо меньше. Теперь в нем не было ничего мистического, идущего от всех
стен одновременно. Я сразу же поняла, что Ангел запер Рико в небольшой
комнатке между ванной и кухней. Эта комнатка с одиноким окном служила чем-то
вроде кладовой. Я пару раз заглядывала в нее, но ничего, кроме стремянки,
пары сломанных кресел, раскуроченного трюмо и сундука с тряпьем, в ней не
было.
собаки, выигравшей бой, ничего не скажешь. Подобное отношение не очень-то
вдохновляло Рико, вой соскользнул на хрип, а тяжелая дверь сотрясалась и
мелко вибрировала: очевидно, пес бросался на нее всем телом.
на эту тишину, как идут на огонь, мерцающий во тьме, как идут на путаный
любовный шепот в самой сердцевине постели. И только возле двери комнаты я
остановилась. И замерла, прислушиваясь.
молчала. Динка была наполнена звуками, памятью о звуках, предчувствием
звуков. И вот теперь - мертвый штиль. Я застыла на самом берегу, перед этим
штилем, стараясь уловить хотя бы шорох. Но в уши лезло лишь содрогание двери
на первом этаже и стук сердца. Моего собственного сердца. Оно билось везде -
в висках, в горле, в запястьях, в подгибающихся коленях.
неверную ноту за дверью.