силой затянул. Через минуту все было кончено. Труп оттащили назад, нак-
рыли тряпками и придавили запаской. В тихом переулке сделали остановку и
перекусили хлебом и молоком, купленным сержантом для своей семьи. Мака-
роны сырыми есть было несподручно, и их бросили назад, на запаску.
зубы выбили, клясться заставили... Они там большие шишки!
подозрения - это только усугубило бы дело, но, проявляя подобную актив-
ность, надеялся реабилитироваться в глазах товарищей.
рится, аж страх берет! Приходит петух на зону - и не объявляется! Предс-
тавляешь?! С ним же люди из одной пачки курят, из одной миски едят, они
же получаются все опарафиненные! Представляешь: один петух опомоил весь
отряд!
зеков, как будто сам принадлежал к босяцкому сословию. На самом деле он
относился к противостоящей стороне - "ментам" и хотя, строго говоря, яв-
лялся не милиционером, а филологом, редактором газеты "За чистую со-
весть" и спецзвание имел не милицейское - майор внутренней службы, зеки
в такие тонкости не вдавались. Мент, он и есть мент. Здесь антагонизм
известный и, как любые антагонизмы, - взаимный. Но Гена Соколов из обще-
го правила выпадал, много лет он изучал арестантский мир: обычаи, тради-
ции, жаргон и как-то незаметно вжился в него, полюбил босяков и научился
понимать их специфические душевные порывы и странноватые переживания,
которые, впрочем, им самим не казались ни специфическими, ни странными.
Взаимодействие было взаимным - "тот мир", в свою очередь, изменил мане-
ры, речь и даже внешность исследователя.
наук, автора нескольких словарей "блатной музыки" и незавершенной энцик-
лопедии преступного мира в одного из "бродяг", тихого, спокойного и рас-
судительного трудягу зоны, не борзого и не баклана, а знающего "феню" и
"закон - набушмаченного мужика. К нему подходили на улице бывшие си-
дельцы и заводили разговор, который он без труда поддерживал негромким
голосом в медлительной манере бывалого обитателя зоны, знающего цену
словам и внимательно обдумывающего каждое перед тем, как произнести.
Иногда они вместе выпивали по паре кружек пива, причем Геной руководил
не только интерес исследователя, но и чисто человеческое сострадание к
изломанным и искореженным судьбам.
венного резонанса не вызывали, но, когда он без далеко идущих целей вы-
пустил под псевдонимом книжечку перевода классической поэзии на блатной
язык, пришла неожиданная слава. О ней писали местные и центральные газе-
ты, телевидение пригласило "Фиму Жиганца" на несколько престижных пере-
дач, оскорбленные в лучших чувствах поэты и литературные критики в бла-
городном гневе обрушивались на циника, посмевшего осквернить великих по-
этов.
ль быть отбуцканным судьбой. Иль все же стоит дать ей оборотку..." В та-
кой интерпретации монолог Гамлета переварить сможет далеко не каждый
умственный желудок.
нечно, что "музыка" - это не набор слов, а настоящий язык, иначе ведь
никакой перевод невозможен... Но в основном для смеха. А оказалось, что
внимания привлекло куда больше, чем серьезные работы. Обидно...
их несли к Гене, и не было случая, чтобы "ксива" или "постановочное
письмо" остались нерасшифрованными. И сейчас Лис положил перед ним лис-
ток с выписками из давних оперативных материалов.
Соколов возмущенно замахал руками.
гласность, с книжек НКВД гриф секретности поснимали, вот и появились
первые словари - двадцать седьмого года, тридцать второго... А потом все
бросились их переписывать! Семьдесят лет прошло, целая жизнь, речь много
раз менялась, одни слова вообще ушли, другие изменились, третьи вошли в
бытовой обиход... А они все по тем древним книжкам лепят! "Козлятник" -
вор, обучающий молодежь... Да сейчас воры за такое слово на ножи поста-
вят!
листа к сути дела.
кова. - Чувствуется старая закалка. На Шамиле кататься - это что-то не-
хорошее... Сейчас я пороюсь...
вари русского языка разных лет и изданий.
Это молодой вор, младший подельник. Еще говорят гаврик. Когда-то давно
называли - полуцвет.
вочники, с таким азартом Лис идет по следу, особенно когда добыча близ-
ка. У каждого свой поиск...
диалекте метла! Кататься на метле - убирать зону. По зековским правилам
- западло... Кто катается на метле, тот уже никогда в почете не будет,
так и останется на низших ступенях арестантской жизни. Но ваш автор уве-
рен, что, несмотря на это, поднимет его, потому что его слово в том мире
много значит.
говорит про какого-то умного соучастника. Настолько умного, что они его
не выдали. А прозвище называет - Карась!
например. Лисом кличут!
пьяных, называют, лохов бестолковых, дружинников, милиционеров. Умного
человека, которого уважают, никогда так не назовут!
ритории - катался на Шамиле! Он был самым младшим подельником, жориком!
Значит, это он придумывал планы главарю "Призраков", за него собирался
"бросать подписку" Щеков, он изобрел мифического шестого! Причем неудач-
но выбрал для него кличку! Рогалев - мозговой центр банды, хранитель
оружия... Перенесший в сегодняшний день многие черты "Призраков", кото-
рые воплотились в почерке банды Колдуна! Рогалев связан с Колдуном!
Или...
гу", быстро вставил ключ зажигания. В сознании выстраивались все новые и
новые факты, подтверждающие его версию.
существующий четвертый соучастник, придуманный Печенковым, повторяет ход
Рогалева в той давней истории! У Колдуна и у "Призраков" один преступный
почерк!
ласку и даже попало на страницы центральных газет. Причем в одной публи-
кации Трофимов и Бабочкин выглядели героями, решительно пресекавшими
действия распоясавшихся хулиганов, а в другой - хулиганами, открывшими в
пьяном угаре стрельбу по ни в чем не повинным людям. И хотя истина, как
обычно, лежала посередине, уголовное дело продолжало методично пропус-
кать сержантов через бюрократические жернова формальностей и установлен-
ных еще почти сорок лет назад бездушно-казенных процедур.
пассивно, и, кроме разбитых тарелок, вменить ему ничего было нельзя.
Хватило бы, конечно, и тарелок, но в данном случае они уравновешивались
сломанными ребрами, а треснутый шейный позвонок даже перетягивал причи-
ненный вагону-ресторану ущерб. Сержанта освободили из-под стражи, но
взяли подписку о невыезде: впереди, несмотря на смягчающие обстоя-
тельства, маячила скамья подсудимых.
меру пресечения приходили отказы, очевидно, личность старшего сержанта
отличалась повышенной опасностью для общества. Несмотря ни на что, Тро-
фимов продолжал бороться: виновным себя не признавал, рассылал жалобы во
все инстанции, требовал связи с милицейским профсоюзом. Но на помощь
никто не приходил: после массовой расправы над многочисленными начальни-
ками, имевшими хоть какое-то отношение к командированию спецконвоя, сер-
жанты стали словно зачумленными, их немедленно уволили из органов и
мгновенно забыли об их существовании. О том, чтобы помогать виновникам