поддержку идеи немецкой автономии. Но Фогелю он не дал ни копейки! По нашим
данным, все деньги уходили на рестораны, женщин, антиквариат. У него большая
коллекция, и он любил жить на широкую ногу...
чтобы его прижать?
не доставлял нам больших проблем и собирался возвращаться в Штаты, поэтому
плотно его не документировали.
появиться интерес к самому заурядному объекту! Но если фактов нет, в чем же
состоит ваше предложение?
нашего человека и выяснить конкретные факты. Кто еще поддерживал отношения с
Сокольски, кто может подтвердить, что тот никогда не передавал никому
никаких денег, кто знает, как он транжирил средства... А потом взяться за
этих людей и получить от них официальные показания. После чего послать копии
нашему другу, и он заткнется навсегда!
суде.
Лисанов про него докладывал, и Троепольский... Постоянно попадает в какие-то
передряги, у всех руководителей он как бельмо в глазу...
какой-то тревожный марш.
радостью. Но с какой легендой он пойдет? Диссиденты знают всех своих. Откуда
вынырнет никому не известный фигурант?
татуировками, научить жаргону. Те, кто сидит в Потьме, не искушены в
уголовщине. Должны клюнуть!
особыми приметами у нас он ведь служить не сможет...
комбинация, о личной судьбе агента думать нельзя. В конце концов наградим
его, дадим квартиру... Только сейчас говорить ему это все не надо. Вы меня
понимаете?
убедился, что не зря симпатизирует способному оперативнику.
боевом отношении и потому включен в список участников особых операций.
проведите с ним беседу и начинайте подготовку.
бормашина в кабинете зубного врача. Даже противней, потому что Волку
сверлили зуб только один раз и не дольше трех минут, а нынешняя процедура
длится уже пятый день и зубом является все тело.
режимного корпуса, загадывая - дотянется ли нитка, медленно ползущая от
одного зарешеченного окна к другому, до жадно ждущего ее проволочного крючка
- удочки. Он уже знает, что нитка называется дорогой, а по ней погонят коня
- пакетик со щепоткой анаши, пригоршней чая, таблетками или другими -
мелкими и незначительными по меркам вольного мира, но здесь очень ценными и
играющими нередко жизненно важную роль вещами. Может быть, по дороге пойдет
малява - безграмотная, корявая записка, которая, несмотря на свой неказистый
вид, обладает большей силой, чем официальные документы с важными подписями и
гербовыми печатями. Содержание малявы в один миг меняет позицию зека на
следствии, а следовательно, разваливает добротно сшитое уголовное дело,
иногда по ее велению кого-то искалечат, изнасилуют или вообще задавят душной
тюремной ночью. Нитка уже срывалась не меньше ста раз, но вновь и вновь
отправляется в свой противоречащий не только правилам внутреннего
распорядка, но и законам физики путь.
растрепанный старичок с огромными лапами бреет спину лежащему на массажном
столике парню, который напрягается и подергивается, будто от щекотки. Но эта
бритва вовсе не бреет - она переделанная: дергающийся шток приводит в
движение три связанные между собой иглы с пропитанным тушью ватным фитильком
посередине, они прокалывают кожу, впрыскивая в ранку очередную каплю
красителя, и строчат дальше по фломастерным линиям шаблона. Точнее, по
живому телу, потому "домовой" то и дело смахивает обрывком белой фланели
черно-красные капли, а когда тряпица основательно пропитывается смесью крови
и туши, моет ее под краном над облупившейся железной раковиной в углу.
не уходит: спина ощущается сплошной раной, распухшей подушечкой для булавок.
приобретают... А нам хотя бы два месяца дали, - уныло бубнит Потапыч. - Не
дергайся, а то криво выходит... Хотя у тех тоже так...
Волке легкая марлевая маска. Это не от недоверия - старичок-домовичок чекист
старой закалки: тридцать пять лет отслужил в ГУЛАГе и, выйдя на пенсию
продолжает вкалывать в Лефортовском изоляторе, - просто то, что он делает,
является элементом особо секретной операции, и Потапыч относится к
ограничениям с полным пониманием. До тех пор, пока Волка не выведут из зоны,
старичок будет жить здесь: в бывшей камере, переделанной в кабинет
административного блока внутренней тюрьмы КГБ. Эта перспектива его не
пугает: "Отдохну от своей старухи, как в санаторию скатаюсь!"
тех или иных человеческих поступков. Шаров - боевой офицер, смельчак и
настоящий командир, но если бы он не привез Чучканову драгоценный кинжал и
ковер, то скорей всего так и прозябал бы в забытой богом дыре Рохи Сафед. А
чем умаслил сам Чучканов комбрига Раскатова, внезапно сменившего гнев на
милость и пославшего краснорожего толстяка не под трибунал, а в академию?
Как ни неприятно это сознавать, но скорей всего Софьей Васильевной.
Чистенькая, аккуратная и страстная Софочка в постели генерала выполнила ту
же роль, что кинжал, висящий на ковре в квартире ее мужа. Только кинжал и
ковер - это наглядные и материальные предметы, их не прячут, наоборот -
выставляют напоказ, хотя и не вдаются в тонкости их происхождения. А то, что
делала Софочка, - глубоко скрыто и окутано густой завесой тайны...
встрече, но он напрасно ждал ее полтора часа в условленном месте. И второй
раз позвонил, и третий... Она давала согласие, но не приходила. Софья...
Вроде баба - она баба и есть, ан нет! Софья и Лаура отличаются так же, как
шаурма, которую готовили в Рохи Сафед Ахмед и Махмуд. У одного получалось
острое и вкусное блюдо, у другого - пресная лепешка с мясом - лишь бы брюхо
набить...
жену. Лаура с раздражением восприняла весть об очередной длительной
командировке супруга, хотя известие о ежемесячно переводимой на домашний
адрес зарплате несколько улучшило ей настроение. И она, и Александра
Сергеевна любили деньги, причем ничуть этого не скрывали. Интересно, любит
ли деньги Софья? Во всяком случае, она никак не проявляла этой своей
любви...
но выяснилось, что там он давно не появлялся. Визит к матери тоже ничего не
дал. Поэтому коробочка с алмазами так и осталась в квартире Лауры, за
ванной, рядом с крохотным "браунингом".
карманами, и поливает ему горящую спину хлорэтилом из большой ампулы. Тонкая
струя быстро испаряющейся жидкости тушит пожар: замороженная кожа немеет.
вольнонаемный, допущенный к операции. Он контролирует общее состояние
пациента, наносит на татуировки мелкие шрамы и другими ухищрениями придает
им вид старой, многолетней росписи. Через неделю он на три года уезжает в
командировку в Монголию врачом посольства. Оттого и вся эта спешка.
это временное облегчение. К тому же колоть по замороженной коже нельзя, и
Потапыч все равно будет ждать, пока она отойдет и приобретет привычную
эластичность.
Ильин Андрей
Сертаков Виталий
Прозоров Александр
Роллинс Джеймс
Свержин Владимир
Орлов Алекс