решили, что здание все-таки жалко - добротное, еще послужит. А с постаментом
все решилось само собой. Поскольку фигуры изображенных трудящихся не несли в
себе явного коммунистического заряда, то и решили: пусть себе будут. Верхнюю
свободную площадку выровняли, обнесли перилами, сделали лесенку, поставили
флагштоки, и стал постамент вполне нормальной трибуной. При нужде площадь
радиофицировали, так что это место очень скоро стало традиционным для сборищ
всей демократической общественности - в отличие от площади Победы, которую
облюбовали для себя коммунисты.
позиций. Даже различия взглядов коммунистов и капиталистов на распределение
прибавочной стоимости меня не волновали. Меня только одно волновало: откуда
будут стрелять?
сквера, обсаженной елочками. Его сопровождали охранники и разные люди из его
окружения, которые лезли к нему с разными вопросами - то ли вопросы
действительно требовали решения, то ли, скорее всего, эти люди просто хотели
засветиться перед начальством, помелькать у него на глазах. Иногда их было
больше, иногда меньше. Но всегда кто-то мелькал, забегая перед губернатором
или пристраиваясь рядом. А это означало, что на дорожке, по пути от подъезда
к трибуне, доставать Хомутова нельзя - может не получиться с первого раза. А
второго не будет. В том-то и фокус всего дела был - в том, что стрелять
можно было только один раз. Или в крайнем случае два раза подряд. И после
этого очень быстро, мгновенно передавать ствол.
сбоку, директриса будет перекрыта.
поместиться человек десять. Но обычно было человек пять - семь: доверенные
лица губернатора, этот говорливый представитель НДР по фамилии Павлов -
пресс-секретарь и помощники Хомутова, представители других демократических
блоков. Поскольку завтрашний митинг был последним аккордом в целой симфонии
политических страстей, нельзя было исключать, что на трибуну набьется и
побольше народу.
прямо-таки арктически-ледяным ветром. Если завтра такая же погода - слушать
губернатора будет некому. Демократы - народ изнеженный, они привыкли сидеть
перед телевизорами и почитывать газетки за утренним кофе. Это избирателей
Антонюка, кое-кто из которых застал еще войну, погодой не испугаешь.
дошло. Между левым торцом обкома и примыкавшими домами был довольно большой
проран, в него-то и прорывалось дыхание столь любимой подполковником
Егоровым Балтики.
микрофона и говорить, стрелять нельзя. Во-первых, здесь будет наибольшее
скопление слушателей. А во-вторых, перед самой трибуной, именно спереди,
будет работать съемочная группа местного телевидения: оператор, осветители,
режиссер - тот же Эдуард Чемоданов скорее всего. Оптимальная дистанция для
выстрела даже из такого инструмента, как "длинная девятка", - пятнадцать
метров. Даже десять, пожалуй, - стрелять же придется не из зафиксированного
положения, а навскидку. Значит, фронт отпадает, стрелять будут сбоку. С
какого?
поставить на трибуне рядом с Хомутовым. Но губернатор и на прежних митингах
был категорически против присутствия на трибуне охранников - и прежних, и
нынешних. Про то, чтобы он надел бронежилет, и разговора заводить не стоило
- бесполезно. Он считал это унизительным. И вспоминал, как во время речи
Ельцина после первого путча его прикрывали бронированными щитками. Ему и
тогда это не понравилось. Он считал, что Президент России должен быть смелым
человеком. И очень я сомневался, что мне за оставшееся до митинга время
удастся убедить его, что "смелость" и "глупость" - это довольно разные вещи.
А предупредить я его не мог. По многим разным причинам. В частности, и
потому, что мне запретил это делать смотритель маяка Столяров в самом конце
нашего разговора. Я не знал, чем он руководствовался, но я верил: он знает,
что делает.
спиной к губернаторской резиденции, газон был свежий, почти не вытоптанный,
справа земля убита до твердости асфальта. Я припомнил несколько удивившую
меня особенность прежних митингов Хомутова. Народ толпился не
непосредственно перед трибуной, а чуть правее от нее. И тому, кто выступал,
приходилось даже обращаться не прямо перед собой, а чуть вбок. Тогда я не
понял, в чем дело, просто зафиксировал это в мозгу как некую данность. Но
теперь это меня вдруг серьезно заинтересовало.
малый в милицейской шинели.
положено стоять в вечерний час на специально для этой цели созданной
трибуне, но послушно спустился и остановился рядом со стражем закона.
вытоптана, а с левой почти нетронутая, даже кустики сохранились и листья?
Справа хоть трибуна немного прикрывает, а там такой сквозняк, что пяти минут
не выстоишь.
я.
хорошая осень. А иногда так Балтика дыхнет - конец света. Да и нынешнее
в"дро, видно, кончилось, - констатировал он, поворачиваясь спиной к ветру и
растирая руки в черных шерстяных перчатках. - Так ты иди, иди, - повторил
он. - Не положено здесь попусту шляться. Где на квартиру-то стал?
бизнесом заняться? А то жена всю плешь пропилила: зарплата маленькая,
зарплата маленькая. А с чего ей быть большой? Взяток не беру. Потому как не
дают, не ГАИ.
углу.
школе учился?
пусть он сделает из вас настоящих волкодавов. Я сам - начальник охраны. На,
посмотри мое удостоверение, чтобы не думал, что я туфту гоню. Сейчас я
временно работаю на Антонюка. Знаешь, сколько мои ребята зарабатывают? По
пять тысяч баксов за две недели.
чем в Москве. Они и будут платить. Только за настоящее дело, а не за жевание
жвачки. Сможет твой капитан это сделать?
на все сто, устрой городские соревнования охранников. На стадионе. И больше
доказывать ничего не надо. Если они действительно будут чего-то стоить. На
следующий день от заказов у вас отбоя не будет.
и обо мне. Я напомнил о себе деликатным покашливанием.
занесет.
парень. Крепко озадачил. У нас в деревне говаривали: в Москве петухи яйца
несут. И в самом деле несут?
какая-нибудь более выигрышная идея, любая, я без секунды сомнений поделился
бы ею с этим сержантом. Потому что он невольно помог мне ответить на вопрос:
откуда будут стрелять. Вот отсюда, справа, и будут. Из гущи толпы. И я даже
уже знал, в какой момент. Как только губернатор закончит свое выступление у
микрофона, он отойдет вот к этим перильцам трибуны и закурит - как всегда
делал и на прошлых митингах. Не на сквозящем же ветру ему курить? И стоять
он будет у самых перилец, даже, возможно, облокотившись на них. И между ним
и толпой не будет никого. И как раз те самые десять метров. Пиф-паф,
ой-ой-ой, умирает зайчик мой. Я еще немного походил по площади, прикидывая,
как мне получше расставить ребят, и поймал частника.
Тумана, к счастью, не было, ветер машине не помеха, так что я успел сменить
четыре тачки, пока не убедился, что хвоста за мной нет. Без пяти пять я
отпустил очередного "левака" у здания пароходства и в темноте прошел к
началу мола. "Жигуленок" Столярова без огней стоял у самой кромки воды.
Понятия не имею, как он узнал меня в почти кромешной темноте, но, едва я
приблизился к машине, пассажирская дверца открылась и смотритель маяка
пригласил: