повторилось:
x x x
всякой мото- теле- и электронной техникой. И, естественно, рисковать жизнью.
Но самое мерзкое для солдата -- то, что противнее, а может, и пострашнее
даже, чем посвист пуль над втиснутой в грязь головой, -- вид приготовленной
к работе лопаты. Копать, закапываясь, окапываясь, откапывая и подкапывая, --
страшная, мерзкая и гнусная составляющая доли солдатской. Всегда мерзкая, в
любое время года и суток. Но копать ночью, зимой, в лесу, да еще так, чтобы
получалось беззвучно, -- это вообще адовы муки. Тем более жутко это делать в
современном подмосковном лесу. У него своя кошмарная специфика. Артист
выковыривал из заледеневшей прелой листвы пластмассовые бутыли, жесткие
тряпки страшного вида и вызывающей рвотные позывы осклизкости, запчасти от
автомашин, ошметки АГВ, холодильников, телевизоров и унитазов. Все это
Артист извлекал совершенно бесшумно. Но -- такова сила таланта -- владеющие
им чувства прорывались в эфир. Они растекались вокруг такой густой злобой,
что даже кустарник сочувственно замер, опасаясь нечаянным шорохом
спровоцировать свое полное искоренение. Копать, когда от осторожности и
тишины зависит вся операция, бывает поопаснее, чем разминировать
стокилограммовый фугас.
что тебя у "Чичиков" доставало больше: пыль или грязь?
чеченской пыли, и скользкие, тяжелые, как тонны свежей рыбы, пласты тамошней
грязи. Закон вытеснения сработал: большая ненависть погасила меньшую.
спокойнее. Он первым добрался до плотно слежавшихся просмоленных бревен и
осторожно приподнял их комбинированными кусачками-разжимателями из арсенала
спасателей МЧС. Из недр вырвался желтоватый теплый луч.
просунул в щель телекамеру на световолоконном кабеле. Осмотрев все внизу, он
отложил телекамеру и достал из широко разинувшего пасть спецкофра набор
зажимчиков, иголочек и проводков. Часть из них он оставил в руке, кое-что
разложил по наружным кармашкам комбеза, а кое-что зажал в губах. Кивнул Доку
и нырнул в узкую, дышащую теплом и табачным дымком дыру в земле.
Переводивший дух Док тут же уселся на его ноги, оставшиеся снаружи.
был защищен мешками с песком со всех сторон. Откуда бы ни совершилось
нападение -- слева от ведущего к люку в сарае хода, справа ли от броневой
двери подземелья, -- он успевал подать сигнал тревоги и положить сколько
угодно нападающих. А тревога и шум мгновенно превращали казематы Гнома в
неприступную крепость. Муха в своем беглом отчете упомянул, сколько там
всякого оружия. Оно, вкупе с покровительством спецслужбы, делало казематы и
заключенного в них Муху недостижимыми.
было рискнуть и попытаться оставить его в живых. Мало того, с часового не
сводила окуляра присобаченная на кронштейне над массивной стальной дверью
телекамера. Подключившийся к ее кабелю Боцман получил ту же картинку,
которая шла на монитор располагавшегося в глубине каземата диспетчера.
Скоммутировав провода и отводы от портативной видеокамеры, Боцман несколько
минут наблюдал на ее визире за тем, как доблестный часовой несет службу. А
нес он ее прямо-таки с неестественной бдительностью. Так напряженно
всматриваются и вслушиваются только перепуганные салаги. И то в первые
минуты после того, как останутся на посту в одиночестве. А еще так неусыпно
несут службу истовые служаки, которые теоретически чутче и бдительнее любого
датчика или робота. Теоретически, потому что в жизни такие часовые не
встречаются. Нудное и однообразное сидение усыпит кого угодно. Но этот
часовой был иным. Нереальным. Он всматривался и вслушивался в пустоту и
беззвучие подземного коридора так, будто здесь вот-вот должна была решиться
вся его судьба. Так оно и было. Но ведь он не мог об этом знать! Стало быть,
понял Боцман, таково в действии то самое, влюбляющее раба в хозяина
снадобье, над которым трудился Гном.
предельной осторожностью зажал между бревнами рычаг, опустил их на место и
понес комбинированное приспособление из арсенала спасателей Артисту. Боцман
в одиночку, не столько слыша, сколько чувствуя соседство растворившихся
рядом друзей, всматривался в экран и вслушивался в тишину линии связи. --
Сволочь ты, Гном. Из-за тебя убивать придется!"
слабости. Их приходится убивать.
плодимые общественными катаклизмами мафиози и отморозки ведут свои войны,
втягивая в них всех. А закон суматошно мечется над схватками, как
бестолковый из-за двуголовости орел. И клюет он обычно больнее не тех, кого
следовало. Чтобы выжить, чтобы спасти друга, и нормальным людям приходится
уподобляться тем, кто по ту сторону закона. Невелик выбор: либо спасайся
беззаконием, либо погибай.
в подключенном к проводам наушнике Боцмана. -- Проверка связи".
в порядке".
микрофона возле губ и отозвался:
шумы?"
хода и укладывая с помощью Дока бревна на место. -- Ждут-с.
экранчике увидел, как медленно и бесшумно приотворилась на мгновение
массивная дверь. Из-за нее выскользнул невысокий крепыш в светлом чистеньком
летнем камуфляже. Он настороженно осмотрелся, убедился, что все безопасно и
часовой на месте, потом позвал товарища. Дверь приоткрылась еще раз, вышел
второй, и стальная плита за ним опять плотно закрылась.
разгильдяями медицина! Страшно смотреть".
мимо часового и скрылись за углом.
взводе. Очень аккуратные хлопцы.
минуты была надежда обойтись без стрельбы.
диспетчер не отключился от связи с часовым, и было слышно то, что он говорил
патрулю в рацию: -- Какая еще нора?.. Крот? Какие, на хрен, могут быть
сейчас кроты? Ты их видишь?.. Уверен, что это они? Февраль же, на хрен. Они
спать должны!.. Тепло от ламп? Подтаяло?.. -- Голос с центрального поста
стал спокойнее. -- Ну ладно. Понял. Возвращайтесь".
кончиками пальцев клавиш коммутатора.
Пастух.
поднимал бревна, отозвался Артист.
титанового сплава.
дверью в каземат, разомкнулась, и на монитор диспетчера пошла запись с
видеокамеры: пустой проход, спокойно, но бдительно несущий в своей норе
службу часовой.
повернулся в ту сторону, откуда они пришли, и увидел, как из-за поворота
выскользнули Артист и Док. Его рука, державшая рукоять настороженно
взведенного АКМ, сжалась, его губы чуть округлились, набирая воздух для
возгласа... Это было последнее движение в его жизни, потому что в тот же
момент Пастух налег на рычаг, бревна перед Боцманом приподнялись и
разошлись. Тут же в щель просунулся глушитель на стволе его "каштана". Три
пули, выпущенные за 0,18 секунды, разворотили часовому кости между виском и
ухом. Двое боевиков, бывшие в этот миг по обе стороны порога, услышали
вверху шум раздвигаемых бревен. Они подняли головы и начали задирать стволы
своих ПМ. Но в них уже стреляли Артист и Док, которым не нужно было больше
обращать внимание на часового.
дверь, бросился через проходную комнату внутрь, к диспетчерской. Благодаря
плану и уточнениям Мухи он ориентировался в подземелье так, точно прослужил