Быть может, Маргарита праведница? Или тот же Красавчик? Или Бланка?..
собралась. Что ни человек, настоящее вместилище добродетели и кладезь
целомудрия... Между прочим, ты напомнила мне еще об одной грешнице - о
моей так называемой жене.
ним на людях, точно с законным мужем...
но не тебе упрекать ее в этом.
она завела любовника, но кого она взяла себе в любовники! Нищего
дворянчика, которому не хватает собственных средств даже на то, чтобы
одеться прилично.
кармана.
Граф горько усмехнулся. - И опять же, не об этом речь. Неужели ты не
понимаешь, что ее выбор унижает меня в глазах двора? Это она так мстит мне
- тонко, изощренно... Пойду-ка я потолкую с ней по душам.
так она будет поуступчивее. Надеюсь, они еще не уснули. А ты, сестренка,
ступай спать, поздно уже... - Будто в подтверждение его слов, глухо
пробили часы на главной башне дворца. - Вот черт! Мне нужно идти к...
Впрочем, пусть он подождет, ничего с ним не станется.
взглянув на сестру, добавил: - Не волнуйся, малышка, не Инморте.
ЧТО ЕСЛИ ЖЕНА НЕ СПИТ СО СВОИМ МУЖЕМ, ЗНАЧИТ ОНА СПИТ С ЛЮБОВНИКОМ
не ошибался он и в том, что час ночи она еще не спит. По обычаю
кастильского двора Бланка ложилась в постель очень поздно и просыпала
около десяти утра. В первые месяцы после переезда в Памплону, где не было
такого милого обычая, она, расставшись с Маргаритой, возвращалась в свои
покои и еще два-три часа скучала в обществе сонных фрейлин или же вызывала
своего канцлера и обсуждала с ним текущие дела в Нарбоннском графстве.
и прежде, она засыпала во втором часу, обычно еще до полуночи Монтини
уводил ее в спальню. Этьен был очень милый парень и, несмотря на столь
нежный возраст, имел богатый опыт в любви. С ним Бланка сделала для себя
неожиданно приятное открытие, основательно поколебавшее внушенную ей с
детства уверенность, что физическая близость есть не что иное, как
естественный способ удовлетворения животной похоти, которой Господь
покарал человечество за грехи их прародителей - Адама и Евы, сделав ее
непременным и прискорбным спутником любви и брака.
монашеского ордена Святой Кармелии, чьим сестрам кастильский король
доверил после смерти жены опеку над обеими его малолетними дочерьми. Как и
всякий закоренелый святоша, дон Фернандо был искренне убежден, что строгое
пуританство и ханжеская мораль, исповедуемые орденом, удушливая атмосфера
житейского невежества и глупейших предрассудков пойдут лишь на пользу
добродетели юных принцесс; так что ни о каком их воспитании как будущих
женщин и речи быть не могло. Бланке с большим трудом давалось осознание
своей женственности, гораздо труднее, чем ее младшей сестре, ибо она, в
отличие от Норы, чересчур близко к сердцу принимала всю несусветную чушь о
взаимоотношении полов, которую ей втолковывали монахини. Даже сам факт
деления человечества на мужчин и женщин доставлял Бланке массу хлопот,
вызывая чувство душевного дискомфорта. Но один случай, произошедший с ней
на двенадцатом году ее жизни, породил у нее особенно много комплексов, от
которых впоследствии она избавлялась долго и мучительно.
слышавшая ни о чем подобном, страшно испугалась, подумав было, что
умирает. Ее же воспитательницы, вместо того чтобы успокоить бедную
девушку, с осуждающим видом принялись объяснять, что, дескать, это на ней
печать греха. Бланка была безутешна; целую неделю она ходила, как в воду
опущенная, перебирая в уме все грехи, за которые Господь мог отметить ее
печатью своего гнева, и горько рыдала по ночам, пока, наконец, в Толедо не
вернулся Альфонсо. Он быстро выведал у сестры, что ее гнетет, и, осатанев
от негодования, напрямик высказал горе-воспитательницам все, что о них
думает, да еще в таких крутых выражениях, которых затурканные монахини
отродясь не слыхивали и которые более опытная аббатиса сочла грязным
богохульством. В конце концов, им все же пришлось извиниться перед
Бланкой, а придворный лекарь, в спешном порядке вызванный Альфонсо,
доходчиво объяснил ей, чтo на самом деле значит эта "печать греха". И тем
не менее, всякий раз, когда у нее начинались месячные, она становилась
мрачной, угнетенной, крайне раздражительной и в такие дни обычно ударялась
в глубокую набожность.
падкая на деньги горничная Жоанны Наваррской продала ей секрет своей
госпожи.
придя к выводу, что она слишком много знает, граф Бискайский решил
избавиться от нее, но, себе на беду, опоздал на каких-нибудь два дня.)
Потрясенная до глубины души Бланка утвердилась во мнении, что
сестры-воспитательницы были совершенно правы, говоря о греховности всего
плотского. Она нашла себе утешение в том, что теперь имеет веские
основания не пускать мужа в свою постель, благо монахини, которые всячески
замалчивали интимные стороны человеческих отношений, не особенно
распространялись о некоторых обязанностях, налагаемых на женщину браком, и
не внушили ей должного уважения к супружескому ложу. Последнее было
большим счастьем для Бланки. Ведь мало того, что она возненавидела мужа;
ей становилось тошно при одной только мысли о возможной близости с ним.
Вдобавок Бланка прониклась отвращением и к собственному телу, "похотливому
и греховному", и поначалу решила было очиститься целомудрием в замужестве,
отнеся, таким образом, отказ жить с мужем, как полагается супругам, к
числу своих добродетелей.
мало-помалу терял свою первоначальную привлекательность. Бланка уже не
была девственницей, не была она также холодной и бесчувственной (или, как
говорится сейчас, фригидной), и ее женское естество все настойчивее
требовало своего.
вела ожесточенную и бескомпромиссную борьбу со своими "низменными
страстями", но все ее благие усилия пропадали втуне - воспоминания о
ночах, проведенных с мужем, никак не давали ей покоя. И что хуже всего,
тогда она, вперемешку с омерзением, испытывала ни с чем не сравнимое
наслаждение!.. Все чаще и чаще внутренний голос, этот не ведающий стыда
искуситель, вкрадчиво нашептывал ей, что как горький привкус во рту
запивают глотком доброго вина, так и неприятный осадок тех ночей можно без
следа растворить в других ночах, заглушить потоком новых воспоминаний,
лишенных горечи предыдущих...
утешения души. Она невыразимо страдала от той тяжелейшей формы
одиночества, скрасить которое не в состоянии никакая, даже самая тесная
дружба - но лишь только любовь. И бессознательно она уже была полностью
готова к тому, чтобы влюбиться в первого приглянувшегося ей парня
привлекательной наружности, неглупого, с хорошими манерами и приятного в
общении. К счастью, таковым оказался Монтини - хоть и распущенный, но
весьма порядочный молодой человек.
коррективы в перечень всех смертных грехов. Она решила, что супружеская
измена не заслуживает сурового осуждения, если изменяешь с любимым
человеком и мужу, недостойному верности. Если главным оружием Норы в
борьбе со своим ханжеством были ее легкомыслие, ветреность и полная
неспособность к самоанализу, то Бланка противопоставляла ему свой
изощренный ум. С поистине иезуитской изворотливостью она убедила себя, что
слова такого высокопоставленного слуги Божьего, каковым является
архиепископ Тулузский, пусть и сказанные сгоряча, послужат ей достаточным
оправданием перед судом Всевышнего.
прежде, она шокировала подруг своими нелепыми, абсурдными, карикатурными
представлениями о приличии, приходя в смущение от самых невинных женских
разговоров, в которых ни одна нормально воспитанная девушка, даже при всем
желании, не нашла бы ничего такого, о чем следовало бы из деликатности
умолчать, - если, конечно, эти разговоры происходили сугубо между
женщинами в отсутствие детей и мужчин. В постели с Этьеном Бланка
чувствовала себя скованно и неловко, принимая в штыки каждую новую его
ласку. Ее неотступно преследовал страх перед разного рода извращениями -
этими коварными ловушками, которые в изобилии расставил на тернистом пути
любви враг рода человеческого, завлекая в них неосторожных и чересчур
горячих любовников. Как-то раз она в пылу страсти укусила Монтини, да так