мной, пока был человеком? Почему?!
и вас всех. Я мыслю как человек. Как другие.
схож с сыном своим Марком, центурионом-следователем, и своей проницательностью,
и даже своей мимикой. - Ты мыслишь вовсе не как все. Иначе бы Логос не избрал
тебя проводником в этом мире.
преданный друг - считай, что ты сильнее других не вдвое, а в сотни раз. Вдвоем
с Вером они отстояли бы Нисибис.
холодеет. Бог мог сражаться только с богом.
накрывшись бараньей шкурой, и с изумлением смотрел на стоящую на уступе
женщину. Женщина держала на поводу коня, который... нет, не стоял, а висел в
воздухе, перебирая копытами. Конь был бел и с крыльями. Пегас! Странный сын
Медузы Горгоны и Посейдона, на котором любил разъезжать сам бог Аполлон. Конь,
которого стихоплеты объявили своей собственностью. Сейчас Пегас был оседлан. Но
вряд ли это придало ему воинственности. Пегас был конягой весьма упитанной -
лоснящийся круп казался слишком массивным по сравнению с тонкими длинными
ногами. Конь почему-то постоянно скалился, обнажая крупные желтые зубы, чем
напоминал Веру поэта Кумия. На стальных стременах сверкали первые лучи зари.
Так же как и на золоченом шлеме и броненагруднике смуглолицей женщины.
отвечала богиня войны, сестра и единомышленница Марса.
Разве что пернет изо всей силы, и его понесет реактивная тяга, - скептически
поглядел на Пегаса Вер. - Сколько тысяч лет миновало с тех пор, как он принимал
участие в бою с Химерой?
другому. Едва поспеваю.
слишком часто попадались вирши графоманов, и тебя разнесло, как от обилия
мучного. Ладно, надеюсь ты не врешь и в самом деле сможешь заменить боевого
коня.
мелькнул неподдельный страх. - Я не планировал драться. Думал: буду вдохновлять
тебя стихами. Вдохновлять - это бывает куда важнее, чем участвовать в битве.
Поэты сражаются стихами. Я знаю столько стихов. Вот к примеру:
несмиримой горячностью к бою летели...*
"Илиаду" и "Одиссею" наизусть. Юний Вер теперь тоже знал Гомера наизусть. Но
цитировать у него не было охоты. Вряд ли его противник ценит словесные изыски.
я погибну?
тебя утешит.
отдала свой броненагрудник.- Шлем...- и сдернула сверкающий позолотой шлем с
черных кудрей.
хныкал Пегас. - В жизни я терпеть не могу сталь. Зачемсражаться, если можно
слагать стихи. И стать бессмертным. В слове истинное бессмертие:
которых ныне так страдают памятники старины, в том числе и пирамиды.
рухнул в ущелье, но отчаянно заработал крыльями, выровнялся и даже поднялся
выше. Учитывая толщину Пегаса, это показалось Веру чудом.
за гранью разумного, - крикнул бог разума.
процитировал Пегас.
поводу приводят цитаты - к месту и не к месту. Некоторые называют это
постмодернизмом.
Логос-Вер.
начинающего розоветь востока. От солнечных лучей шерсть коня и доспехи грозного
Сульде отсвечивали алым. И отроги гор из синих тоже сделались алыми, будто
кто-то обрызгал их кровью. И небо неестественно и густо алело все больше и
больше. И даже всходящее солнце казалось багровым, больным и страшным.
мне еще один стих...
пытался это скрыть. Сульде вызывал ужас. Своей силой и своей чуждостью. Ужас
разрастался внутри Вера ледяным кристаллом и парализовал. Если бы Вер был
человеком, он бы приготовился умереть. Но он был бессмертен и мог только
проиграть.
ногами и махал крылышками. Кажется, конь поэтов еще пытался что-то цитировать,
но Логос его не слушал.
из меча бога войны ударил в сверкающий броненагрудник Логоса, и во все стороны
брызнули искры. Небосклон вместо багровых тонов озарился тем же едким зеленым
светом, а Сульде вдруг разросся и сделался огромен, и копыта его коня попирали
горы. Пегас мчался навстречу чудовищному богу, и зеленое пламя обвело зловещим
ореолом крылья коня. Вер попытался и себя ощутить таким же огромным и
непобедимым, исторгающим убийственный огонь, но лишь желтые зарницы вспыхнули
где-то вдалеке, и едва слышные разряды грома запоздало прикатились, к подножию
гор, встревожив Нисибис и заставив осажденных высыпать на стены. А Сульде вновь
дохнул зеленым огнем, и пламя ударило Логосу в лицо, от нестерпимой боли юный
бог ослеп, а Пегас жалобно заржал. Логос ударил коня по крупу и, превозмогая
боль, ринулся навстречу врагу, ничего не чувствуя, кроме пылающей боли. Наконец
клинок его зазвенел, коснувшись клинка Сульде, и сотни белых молний брызнули по
небосклону.
жалок. Но он должен был сражаться несмотря ни на что...
мира, всю его неповторимую красоту, чтобы в этом совершенстве и в этой красоте
почерпнуть силу. На мгновение к Веру вернулось зрение. Боль отступила. Он
вспомнил, что во всей Империи не было лучшего бойца, нежели он, и представил,
что вся мощь Империи сосредоточена в его клинке. Вся неколебимая сила логики,
совершенство риторики, мудрость философии, вдохновение поэзии, справедливость
законов, красота живописи, мощь архитектуры - все, что только пришло на ум, он
призвал себе в помощь. И все это разлетелось стеклом от одного удара
всемогущего бога войны.
потоки белого огня, Сульде обрушил сокрушительный удар на голову беспомощного
бога.
бледнело, делаясь лимонным, то разгоралось, становясь изумрудным, и наконец
приобрело совершенно невозможный ядовитый оттенок. Элий слышал отдаленные
раскаты грома. Странные раскаты. Они напоминали звон клинков двух разъяренных
гладиаторов. Интересно, какие желания исполняют неведомые бойцы, чья ярость
заставляет пылать небосвод? Элий ждал. Ослепительные молнии сыпались дождем,
мелькнул чей-то силуэт - белый на фоне зеленого. Вопль, переполненный болью и
ужасом, усиленный тысячекратным эхом, метался в горах. А затем потоки багрового
света, как реки крови, хлынули с востока.