Чтение 70–й страницы книги ~Старый год~

исследователи. Снимать, фиксировать, изучать...

Так что моя первая обязанность перед собой и наукой - как можно скорее
отыскать Сонечку Рабинову, так вроде зовут эту милую девушку? И открыть с ее
помощью дверь домой.

Я стоял перед входом во Дворец, и мне были видны две фигурки, сидящие
рядышком на садовой скамейке на бывшей аллее, от которой осталось высохшее
дерево.

Здесь нет ветра, и в неподвижности воздуха существует особая прозрачность
- не для глаза, а для слуха. Я не знал об этом, потому что впервые оказался
один в тишине. Но когда я, посмотрев на Егора с Люсей и убедившись, что вижу
именно их, не спеша пошел к ним, чтобы посоветоваться, что же делать дальше,
то, не доходя метров ста, вдруг услышал, о чем они говорят, и остановился.

Теоретически мне известно, что подслушивать плохо, но мне было неловко
кричать за сто метров, чтобы молодежь замолчала и подождала, пока я подойду.

А может быть, мне было любопытно послушать, о чем они говорят, - все мы
готовы осуждать нетактичность такого рода, но практически каждому из нас
приходилось подслушивать чужие разговоры. А я не таился - им достаточно было
оглянуться, чтобы меня увидеть. Я просто остановился.

- Тебе надо уходить, - говорила императрица, - спасибо тебе, конечно, что
приехал, но надо тебе с Гариком уходить.

- Я уйду только с тобой.

- Не говори глупостей. Я, Егорушка, первую неделю тебя ждала, считала
мгновения. Как будто стояла на платформе и до отхода поезда оставалось все
меньше. А потом поезд ушел.

- Поезд ушел, а я приехал.

- Это не повод для шуток, - строго ответила Люся. - Это моя трагедия.
Неужели не понимаешь?

- Почему?

- А потому, что ты уедешь, а я останусь.

- Но я же приехал за тобой.

- Ты глупый, да?

- Ты хочешь сказать, что ты уже... изменилась?

- Я хочу это сказать. И я знаю, что это так.

- Но почему?

- Я больше не хочу есть - мне не надо есть и спать. Понимаешь, что все
процессы во мне остановились, мои внутренние часы остановились. Я даже
чувствовала, как это происходит, - ты не представляешь - как будто в тебе это
тикает... но медленнее и тише, у меня уже пульс другой, медленнее. Хочешь
пощупать? Ну ладно, не надо, потом.

Она было засмеялась. А может, всхлипнула.

Я не стараюсь показаться трогательным и сам не выношу сентиментальности.
Но я присутствовал при самой настоящей трагедии, которую мне, к сожалению, до
вас не донести. Или вы сами поймете ситуацию, станете на место влюбленных, или
я промолчу...

- Может, попробовать вернуться к нам? - спросил Егор. И видно было, что он
сам в такую возможность не верит. Он был подобен бегуну - мчался, мчался.
Выиграл забег, но вместо финишной ленточки ударился лбом в стену.

- И ты будешь сидеть возле меня в больнице, в палате для безнадежных и
держать меня за руку?

- Это необязательно. Ведь еще никто не попробовал.

- А я думала, что ты меня немножко любишь. Ты подумал, что ты предлагаешь?
Чтобы я вернулась на верную смерть?

- Но я же прилетел за тобой.

- Ты тупой, да?

Она была права, но я понимал и Егора. Он так стремился к ней, что мог
подсознательно выбросить из головы мысли.

"А что потом?" "Потом" не было, а была высшая цель - пробиться, совершить
подвиг, плюнуть на все - лишь бы соединиться с Люсей. А там обойдется... Еще
одна жертва славного "авось" русской истории.

- Я не тупой, - обиделся Егор. - И никто еще не возвращался отсюда. А
вдруг все это - вранье? Придумано оно специально для того, чтобы никто не смел
и мечтать отсюда уйти?

Абстрактно эта мысль имела право на существование. Но я понимал, что для
Люси она звучит почти издевательски и никак ее не переубедит.

- Значит, ты решил провести опыт - на мне!

- Ну что делать! У нас все-таки врачи, больницы.

- То-то Веня Малкин от нас сюда эмигрировал!

- Так это же СПИД!

- У меня тоже СПИД. И неизвестно еще - насколько заразный.

- Не надо меня пугать!

- Я тебя не пугаю. Я хочу, чтобы ты кое-что понял. Мало примчаться ко мне
на белом коне. Некому твое геройство оценить. Даже Гарик не оценит.

- Но здесь оставаться нельзя! - сказал Егор.

- Конечно, нельзя, - согласилась Люся. - Здесь института нет, мамы с папой
нет, даже мороженого не дают.

- Не в этом дело.

- Я и без тебя знаю, что не в этом дело!

- Тогда я останусь с тобой.

- Хватит, может, подвигов? - спросила Люся.

- А ты?

- Опять двадцать пять!

Я повернулся и пошел прочь. Мне не хотелось, чтобы они увидели, что я их
подслушиваю.

Я пошел по территории стадиона, не замечая, куда иду, стараясь решить
неразрешимую задачу - что же в самом деле делать нашим юным героям? Мне было
страшно, потому что вариантов у ребят не было. Только эта пустыня. И я был
почти уверен в том, что Егор отлично понимал это в тот момент, когда бросился в
открытую дверь. Знал, но надеялся на чудо. И в шкале его ценностей в тот момент
было важнее увидеть Люсю, а остальное оставалось в тумане. За финишной
ленточкой.

Впереди на асфальте, на большой площадке перед плавательным бассейном,
лежало нечто разноцветное, словно клумба, какие устраивают в престижных парках,
выращивая на них узор из множества цветов: незабудки изображают небо, тюльпаны
- крышу дома, а ромашки - его стены.

Когда я подошел поближе, то увидел, что клумба - в самом деле громадный
ковер, вернее, рваные куски ткани, прошлой формы которых я угадать не мог. Ясно
было лишь то, что когда-то ткань была полосатой - полосы были желтыми и
фиолетовыми.

От этих кусков тянулись веревки, длинные и крепкие, они сходились к
лежащей на боку большой корзине, метра полтора в диаметре.

И как только я увидел корзину, то понял, что вижу остатки воздушного шара.

Необычная находка. Я подошел поближе, и тут из корзины показались пальцы,
схватились за ее край, затем с трудом поднялся по пояс человек и спросил меня:

- Что фы тутт телаете? - Очевидно, этот человек и был финном Койвисто. О
том же говорило и лицо незнакомца, изрезанное глубокими морщинами и окаймленное
темно-рыжей шкиперской бородкой.

- А вы? - спросил я.

- Я охраняю воздушный транспорт, - сообщил человек. - Мое имя Арно
Койвисто. Я из Хельсинки и совершал перелет через Петербург в Москву. К
сожалению, я потерпел крушение и стал инвалид. У меня нет ног!

Он перевалился животом через край корзины, и я в самом деле убедился в
том, что у Арно отрезаны ступни ног и культи замотаны тряпками, словно на ногах
у него серые штаны.

Арно встал, держась за край корзины. Видимо, раньше он был очень высок -
по крайней мере даже без ступней он не уступал мне ростом.

- Вы не спешите, - сказал он. - Мне скучно.

Он говорил по-русски вполне сносно, но с акцентом. И, конечно же, он мне
был крайне интересен, ибо относился к числу тайн этого мира. Зачем он летел,
чего ему было надо?

- Я не спешу.

- Вы здесь новый. Вы не бандит, не такой, как они. Может, вы пленник?

- Я чужой, - согласился я. - А вы здесь давно?

- Я не уверен, - сказал воздухоплаватель. - Но я жду помощь из моего
города. Меня будут искать. Я гарантирую.

- Вы живете в Хельсинки?

- Раньше я жил в Петербурге, но затем я жил в Хельсинки, - сказал Арно. -
Там человек живет культурно.

- Вы хотите сказать, что там - иная жизнь, чем здесь?

- Здесь - дикий край Земли. Здесь жить нельзя. Только сумасшедшие
путешественники вроде меня могут сюда направиться. Но человек всегда имеет в
душе стремление открывать новую землю. Я погибаю, потом летит другой.

- Вы видели... Вы видели сверху всю Россию?

- Я видел очень много. Есть разные страны и города и много чудесных и
страшных людей. У меня есть журнал. Это - великий документ. Я жду человека,
который отвезет его. Тогда меня найдут. У меня есть смысл жизни. Вы понимаете,
мой журнал - это смысл жизни. Его должны видеть мои коллеги. Это есть
путеводитель. Я сам кончился, у меня нет надежды, но если мой журнал придет
домой, то я умру спокойно или буду ждать. Я могу долго ждать. Вы не собираетесь
в Петербург?

- Я хотел вернуться к себе.

- Куда?

Я неопределенно показал пальцем вверх и в сторону.

- На ту, старую Землю, откуда я пришел. Где есть время.

- Вы проникли к нам? Здесь тоже есть проход?

- Вы знаете о других? - спросил я.

- О, на Земле есть не одно отверстие, но ты не можешь проникнуть сквозь
них. По разным причинам. Природа не хочет нашего движения. Но я уверен, что в
Петербурге есть... Петербург - такой славный цивилизованный город. Там
наверняка что-то есть. Но вы будете возвращаться к себе?

- Я постараюсь, - сказал я.