Чтение 70–й страницы книги ~Запретный мир~

А сделав дело, спокойно, но и не мешкая, чтобы извечная человеческая
воля к жизни не успела сломить ее, Юмми, волю, надо поднести к шее тот же
медный клинок, напившийся крови любимого, и быстро чиркнуть там, где пульсирует
главная жилка, связывающая просящуюся к предкам душу с остающимся на Земле
телом.

Юмми знала: сначала будет боль, совсем не сильная. И все-таки
настигнет, ослепит напоследок вспышка бессильной жалости к себе и маленькому,
что уже начинает возиться в округлившемся животе. Потом с неба низринется
темнота, и станет покойно и хорошо. Совсем хорошо.

Так что же ты?!..

Не медли!

Сегодня же ночью!!

Нет. Опускается рука, и страшно колотится сердце, и всякий раз после
того, как подумаешь, что могло бы случиться непоправимое, маленький в животе
начинает протестовать и толкаться.

Ты тоже любил когда-то, дедушка. Скажи, убил бы ты свою Ильму для
пользы племени? Себя -- да. Можно не спрашивать. А ее? А своего еще не
рожденного ребенка? А если убийство пойдет на пользу не племени Земли, а его
врагам?

Ответь мне, дедушка!

И скажи заодно, какое мне дело до потомков, что родятся через сотни
поколений, если племя может лишиться своего продолжения в будущем уже сейчас,
как только вожди покоренных племен решат, что Растак утратил свою удачу и
помощь добрых духов? Ты ни слова не сказал о том, что племя Земли оставят в
покое соседи, позволят ему зализать раны. Спасибо, что не солгал, дедушка!

И еще: ты забыл, что удел женщины -- дарить жизнь, а не отнимать ее.
Наверно, поэтому женщины-кудесницы столь редки и ни одна из них не рожала
детей. Ты забыл, что женщина никогда не отдаст ни свое дитя, ни своего
любимого. Разве можно требовать от реки, чтобы она остановилась и потекла в
гору?

Муж переворачивается на спину. Теперь он храпит сильнее и смешно
приоткрыл рот. Затем несколько раз дергает лицом. Наверное, ему снится что-то,
может быть, его родной Запретный мир, куда он больше не хочет возвращаться. Так
сказал он сам. И еще впервые сказал, что любит. Разве есть на свете большее
счастье?

Есть. Родить ему ребенка. А потом еще. И у детей тоже когда-нибудь
будут дети, а у тех свои дети, и ниточка будет тянуться еще долго-долго...

Я люблю тебя, дедушка. Но никогда не сделаю по-твоему. Пожалуйста, не
мучь меня, отпусти...

Пожалуйста...

* * *

Влажный, недавно отдавший весеннему солнцу остатки снега лес долго не
желал загораться, несмотря на высокие костры из валежника, сложенные почитай у
каждого ствола на опушке, казавшегося посуше других и политого топленым
бараньим жиром -- не принесенным с собой, нет, но спешно добытым из заколотых
животных небольшого стада, что пастухи Медведей не успели угнать в горы. Лес
чадил. По-змеиному шипели переполненные весенним соком стройные стволы,
обугливались и лопались, мучительно умирали, но и мертвые сопротивлялись огню.

До поры. Ибо кто не знает: всякое сопротивление имеет предел. И
вообще все на свете имеет предел. Конечно, кроме мудрости вождя, силы духа его
войска, отведавшего новых побед и почти забывшего о единственной неудаче,
крепости боевого строя и мощи несокрушимого Вит-Юна.

И огонь пересилил воду. В трех местах разом вспыхнули факелами
дремучие ели, пламя загудело, заюлило в крутящемся дыму, воровато облизало
соседние кроны -- и пошло разрастаться вширь, а главное, вглубь, как раз туда,
где оно было сейчас нужнее всего, куда гнал его несильный, но вполне
достаточный ветерок солнечного весеннего полдня.

На потрепанное и отогнанное, но еще не разбитое войско Медведей,
ждущее в знакомой вдоль и поперек лесной чаще отнюдь не огня -- глупых воинов
Растака, легко попадающих в западни, хитро устроенные непревзойденными во всем
горном поясе мастерами лесных ловушек! А с ними -- на остатки войска племени
Вепря и, может быть, некоторое количество их пособников из смежных миров,
неразумно надеющихся когда-нибудь вернуться к родным очагам. Как будто тот,
кого не позднее следующего лета признают вождем все племена горного пояса,
может позволить себе роскошь совершить одну и ту же ошибку дважды!

Хочешь биться? Выходи на поле и бейся, если чувствуешь себя сильнее.
Если нет, вспомни, охотник: самую хитрую и осторожную лисицу можно выкурить из
норы.

Лишь необходимость сохранять достоинство удерживала Растака от
нетерпеливого притоптыванья ногой. Долго еще соседи-враги намереваются унижать
себя, глотая дым?

Без сомнения, биться они станут отчаянно -- и Медведи, и Вепри, и
особенно пришельцы из смежных миров, кстати, лучшие рабы, которым некуда
бежать. Но те, кто позвал их на помощь, должны надломиться раньше -- и потому,
что в душе они уже не верят в победу, и еще потому, что знают: чем раньше они
сложат оружие к ногам победителя, тем на более легких условиях получат его
обратно, уже союзниками. Известно всем: Растак не какой-нибудь вождь
крысохвостых, ему не нужна лишняя кровь людей одного с ним языка. Недоверчивый
Туул, вождь Вепрей, напрасно думает, что в брошенном им и уцелевшей горсткой
его воинов селении Растак упился местью, -- нет, он лишь позволил своим
попользоваться имуществом побежденных, но не тронул тех, кто не оказал
ненужного сопротивления, и приказал не бесчестить женщин. Что совсем нетрудно
исправить в случае дальнейшей несговорчивости упрямца: великодушие
великодушием, но всему же должен быть предел!

Но этой битвы все-таки не избежать...

Зато после славной победы, надо думать, кое-какие народцы
присоединятся к союзу добровольно. Хотя бы те, что называют себя детьми Филина
и детьми Зубра. А там, глядишь, и хитрый Свиагр, вождь Горностаев, сообразит,
что выгоднее сохранить жизнь, поступившись частью свободы, нежели потерять
свободу вместе с жизнью. То-то он в этот раз не пришел на помощь ни Медведям,
ни Вепрям!

Но с Ур-Гаром и Мяги разговор будет особый.

Не месть, нет. Недостойная вождя многих племен злоба давно выдохлась.
Приползи Ур-Гар на брюхе, заливаясь покаянными слезами -- пришлось бы
великодушно простить отважного противника и со временем позволить ему найти
славную смерть в бою, как нашел ее Култ, чересчур могучий для вождя, чья
верность сомнительна. Разумеется, боевой топор, перерубивший ему шейные
позвонки, держала рука врага, тому есть свидетели, а что удар упал сзади, так в
кровавой свалке случается и не такое...

Растак подавил в зародыше ненужную усмешку, загнал ее внутрь. Не
время и не место. Величавое спокойствие -- вот каков должен быть вождь перед
воинами, замершими в напряженном ожидании.

Кстати уж о крысохвостых... Вовремя они ударили на Волков, ничего не
скажешь. Как нарочно. Разумеется, Растак тут ни при чем: ну кто хоть раз вел с
крысохвостыми переговоры? кто способен понять их несусветный язык? А то, что
среди рабов упрямого племени Беркута оказалась одна старуха, много-много лет
назад взятая в набеге на долину богопротивных соседей -- чистая случайность, не
более. Как случайность и то, что две седмицы назад старуха исчезла куда-то
вместе с Риаром, а спустя несколько дней вернулся один Риар и целый день о
чем-то совещался с вождем. Ну разумеется, это случайность, кто может думать
иначе? Счастливая случайность, благодаря которой Ур-Гар пока не прислал на
помощь Медведям и Вепрям ни одного человека!

Теперь уже и не пришлет.

На этот раз усмешка на миг искривила угол рта и спряталась. Все равно
очень скоро придется истребить и упрямых Волков и диких крысохвостых с их
тошнотворными обычаями -- вот пусть-ка возьмут пока на себя часть этой работы!
Пришло время жать урожай, придет время и собирать колоски за жнецами.

Ну скоро ли они там?!..

Пора бы. Чего тянуть. Все равно у врагов нет иного выхода, кроме как
попытаться геройски отбить свою драгоценную Дверь... Или они собираются
изжариться?

Ну то-то! Растак удовлетворенно хмыкнул, когда перестрелах в пяти из
еще не охваченной огнем части леса повалило чужое войско. А немало их там...
Пожалуй, эти упрямцы заставят-таки попотеть...

Крику Хуккана с правого крыла развернутого к лесу строя вторил крик
Риара с левого крыла. Правое крыло двинулось вперед, левое же попятилось.
Медленно и неуклюже, но все же грозно на вид, строй разворачивался лицом к
противнику.

-- Держи равнение! Ты куда вылез, морда? Шаг назад! -- это уже
Юр-Рик. С центра, как всегда. Рядом же с ним несокрушимый Вит-Юн. Там, где эти
двое, поджилки у врагов трясутся заранее.

Строй замер. Ощетинился. Не два неполных ряда, как когда-то, а целых
три. Да еще отряды лучников, да позади строя малый -- большого не нужно --
заслон у захваченной Двери, чтобы никакая собака из соседнего мира не укусила в
спину. Тамошние тоже упрямы не в меру: никак не свыкнутся с мыслью, что теряют
этот мир, и теряют навсегда. А придется свыкнуться...

О! Враг тоже строится перед боем? Это что-то новенькое.

На правом плече Юрика лежало копье воина из второго ряда. Мешало, а
что поделаешь? -- надо. Когда стенка столкнется со стенкой, лишний ряд длинных
копий никак не помешает. Но еще до столкновения третий ряд метнет поверх
первого и второго рядов дротики -- особые, с небывало длинными шиловидными
наконечниками, глубоко вонзающимися в щиты, не позволяющими обрубить древко.
Проверено практикой: каждый воин третьего ряда успеет угостить врага минимум
тремя дротиками, а лучшие метальщики -- четырьмя.

-- Что скажешь? -- спросил Витюня, боданьем головы указывая на
неприятельские ряды.

-- А чего тут говорить, -- отозвался Юрик. -- Плагиат типичный.
Бездарное подражание. Спорим, они развалят строй еще до удара? Притом у них вон