приблизиться сзади, и Тория зашлась от ужаса, и в следующую секунду на
помост грузно упал окровавленный предмет, напоминающий руку с зажатым в
ней кинжалом; игрушечная виселица сметена была с судейского стола, и
казненная кукла впервые за много лет вывалилась из петли. Миновало
несколько мгновений, и меч Фагирры улетел в завопившую толпу, а сам
Фагирра оступился и упал, и какую-то долю секунды Солль смотрел сверху
вниз в его побелевшие глаза.
взревел, и в ту же секунду короткий меч, отвоеванный у безвестного
стражника, был уже в полете.
Качнув торчащей из спины рукояткой, бедняга лег на помост у ног своей
недавней жертвы; Тория отшатнулась, и Эгерт встретился с ней глазами.
увидел, что она смотрит ему за спину. Он обернулся, и очень вовремя,
потому что Фагирра был уже здесь - оскаленный, с перекошенным ртом и
вскинутым стилетом.
учитель фехтования.
Тории, одной царапины хватит, одной царапины изящного острия с темной
капелькой на конце будет довольно...
вскинул, защищаясь, выставил перед собой; в этот самый момент Фагирра
ринулся в свою самую яростную, самую исступленную атаку.
схватил ее за плечи и ладонью закрыл ей глаза.
железный клюв щерился на Эгерта с бессильной угрозой. Из спины - Эгерт
знал - выглядывали окровавленные рукоятки. Агония плащеносца была страшна,
и Солль прижал Торию к себе, стараясь не касаться болезненных рубцов.
маской; губы дрогнули, словно собираясь улыбнуться, ресницы защекотали ему
ладонь, и он почему-то вспомнил прикосновение стрекозиных крыльев.
поднялась к лицу, и пальцы удивленно обследовали щеку, так и не находя
привычного шрама.
плащеносцев капюшоны; кто-то выкрикивал проклятия, кто-то схватился за
оружие. Валом валила публика с улицы, сметая все на своем пути, топча
подвернувшихся служителей, с грохотом разнося зал суда...
возможно, Эгерт оглох; зрение его странным образом преломилось - бросив
взгляд в столпотворение, он увидел одного лишь высокого старика с
испещренным морщинами лицом.
нож рассекает воду. Чуть обернулся на пороге - Эгерт смотрел ему вслед и
видел, как чуть прикрылись, будто прощаясь, большие прозрачные глаза.
раны ее не затянулись. Он нес ее, твердо ступая по размытой глине, и нога
его ни разу не соскользнула.
стальным крылом. Они стояли, склонив головы; над их головами меняли форму
облака, белое на голубом. Эгерту и Тории не нужно было говорить о
человеке, который навеки успокоился под крылом - он и без того пребывал с
ними.
зимний день - но только их сдвоенная тень лежала не на искрящемся чистом
снегу, а на мокрой, черной земле, поросшей первыми травинками. Эгерт
раздувал ноздри, ловя терпкий запах трав - и не мог понять, чует ли он
запах Тории, или так пахнут пробившиеся на склонах соцветия.
будто Тория хотела показать отцу, что его наследство в целости.
лежала дорога, пустая дорога с одной только черной точкой, неспешно
направлявшейся к горизонту. И не нужно было говорить о человеке, уходившем
прочь - оба и так его помнили, и потому просто смотрели в даль, куда
уходил Скиталец.
разбегаются из-под ног, как мыши, и трудно понять, начинаешь ты путь или
уже вернулся.
скрашивая его одиночество. Дорожная пыль ляжет на полы плаща, пыль
созвездий ляжет на полог ночного неба, а ветер с одинаковым усердием
треплет облака на рассвете и вывешенные на просушку простыни.
пожарище. Не беда, если не знаешь, куда идешь - хуже, когда идти уже
некуда. Вставший на путь испытаний не сойдет с него, даже пройдя до конца.