примерно в двадцати километрах от сомона можно было различить скопище
острых голубых скал Барун-Ошиин Чулу ("Западные Разрушенные Камни"),
теснившихся странным частоколом на ровной степи.
мир сверкающей воды и свежей травы в рамке ярко-голубых скал.
Невысокие обрывы кремнистых известняков были серовато-голубые, голубые
и даже светло-синие. Иногда голубой обрыв нависал над сверкающим и
струящимся кристаллом речки. Россыпи голубых плит выделялись на
серебристых ковыльных склонах. Дальше голубые зубцы и острия
увенчивали верхушки зеленых холмов. С неохотой оставили мы долину
Аргуин-гола и полезли наугад прямо в отроги Хангая, в россыпи
громадных гранитных камней, издали производивших впечатление то стад,
то скопления юрт. Склоны гор мягко зеленели - действительно, здесь был
простор аратским стадам и большие запасы корма для любой породы
домашнего скота. Еще более высокие склоны преградили нам путь. Мы
невольно заколебались, ехать ли дальше. Без проводника у нас не было
уверенности в правильном выборе пути. Под(r)ехав "в упор" к склонам, мы
выехали на превосходный автомобильный накат. По этой дороге,
извивавшейся у подножий горных отрогов, мы в какие-нибудь полтора часа
пролетели семьдесят пять километров и очутились в широкой долине реки
Онгиин-гола ("Плодородной реки").
преобладали бледно-лиловые ромашки с узкими лепестками. Они росли по
пологим ложкам вдоль склонов и выделялись широкими лиловыми полосами
среди серых гранитов и свежей зелени трав. В долине было много ярких
синих и желтых цветов, и по всей степи шел узор цветистых пятен. Самые
красивые цветы, какие я только видел в Монголии, встретились мне
здесь. Это был особый вид ежовника - высокие тонкие стебельки,
увенчанные густо-синими шариками соцветий размером с небольшое яблоко.
Эти шары удивительно яркого и теплого синего цвета растут поодиночке и
гордо торчат вверх, чуть покачиваясь. Издалека вся степь ровная и
зеленая, а над ней, на высоте нескольких сантиметров, как бы реют в
воздухе чудесные синие шарики.
для нас, области Монголии. Там и сям сновали всадники и всадницы в
нарядных, ярких дели. Нам, привыкшим к безделью недоступных мест Гоби,
такое многолюдство казалось невероятным. Араты весело приветствовали
нас, но не задерживались и проезжали мимо по своим делам - видимо,
наша автоколонна здесь никого не удивляла. Стада мохнатохвостых
сарлыков (яков), то блестяще-черных, то серовато-белых, пристально
рассматривали проносящиеся машины, нисколько не пугаясь. Один крупный,
свирепого вида бык упорно гнался за концевой машиной.
домами, с красивыми воротами и заборами. Появились телеги, много
автомашин. Приветливые аймачные начальники отвели нам для ночлега
просторный дом, что было как нельзя более кстати, - ночью был сильный
холод и бурный ветер.
по-монгольски означает "Ячменный бугор". Однако никаких посевов ячменя
здесь от сотворения мира не производилось. Об(r)яснение дал местный
учитель - любитель истории. На бугре, где сейчас стоит аймак, был
похоронен один из коней Чингисхана - Арбаин. Гнедая масть
по-монгольски обозначается как ячменная - арбаин, и это слово было
именем коня.
лесозавода прекрасные кедровые доски. Кедровый лес, прочный и
необычайно легкий, был наиболее подходящим материалом для нужд
экспедиции.
через несколько километров разлучиться. За аймаком быстро несла свои
воды широкая река Онгиин-гол. Переезжать ее вброд было страшновато, но
неизбежно - большой мост оказался подмытым недавним наводнением. Я
много работал в Сибири и в горах Средней Азии - в местностях,
изобилующих многочисленными и быстрыми речками. Поэтому как-то
особенно приятно было слышать шум большой реки, чувствовать запах и
влажность воды. С большой неохотой отрываешься от почти
гипнотизирующего созерцания быстробегущих струй, отблесков солнца,
неверных зыбких очертаний камней на дне. Не верилось, что Онгиин-гол
дальше на юге попросту теряется в песках, никуда не впадая. Здесь, где
ее бег был таким быстрым и мощным, казалось невероятным, чтобы такая
масса воды полностью исчезала через сто пятьдесят - двести километров.
распрощались. "Дзерен", "Дракон" и "Кулан" пошли на юго-восток, а
"Волк" и "Козел" налево, к северо-востоку, по тракту на Улан-Батор.
Дорога поднялась резко в гору. На длинном под(r)еме мы еще долго видели
наши машины, тянувшиеся по ровной степи. Они шли довольно быстро и
походили на маленьких черных насекомых.
уставленное гранитными скалами. Каменные башни, штабеля кубических
глыб, наклонные плиты - словно самой природой созданные
противотанковые надолбы. Отдельные скалы покрупнее принимали облик
лежащих львов и драконов. Здесь, несомненно, были священные для
древнего человека места. Между высокими глыбами колыхались цветы,
которые позже я видел осенью в Гоби, - белые колокольчики с лиловыми
каемками, а также белые крестообразные цветки с длинными пестиками,
одиноко поднимавшиеся на высоких ножках. Здесь же росло интересное
растение - стеллерова полынь - крупные белые цветы на длинных стеблях
с сильным дурманящим запахом, в первый момент приятным, а затем
кажущимся отвратительным. По монгольским поверьям, стеллерова полынь
растет в местах, где происходили волчьи свадьбы. Отсюда и название
растения - чоноин хубилга ("волчье кувырканье").
шли непрерывной чередой, не позволяя развивать ход. Там и сям
встречались группы деревянных построек - бывших монастырей. Как
правило, это скопление маленьких избушек - келий, окружающих
двухэтажный храм. Все помещения умно приспособлены к новой жизни
Монголии - заняты сомонами, складами и мастерскими. За плоскогорьем мы
спустились в громадную котловину - солончак, всю изрытую ямами, и
пересекли ее уже в сумерках. Ураганный ветер поднялся на закате, и мы
ехали все дальше, выискивая укрытое от него место ночлега.
небо. Ветер утих. Наступила светлая и свежая лунная ночь. Намнан Дорж
выскочил из машины, намереваясь найти удобное для стоянки место, и
пошел в тень горного обрыва. Внезапно раздался его испуганный вопль. Я
поспешил выйти из кабины и с пистолетом в руке готов был прийти на
помощь переводчику, как вдруг издал такой же крик испуга: правая нога
провалилась в глубокую яму. Я вытащил ее, шагнул два раза, провалился
левой и упал на четвереньки. Оказалось, что вся местность изрыта
громаднейшими норами - видимо, тарбаганьими. Тут были целые пещеры по
полметра в поперечнике. Подсвечивая передовой машине фарами сзади, мы
осторожно продвинулись до самых гранитных обрывов. Скалы образовали
высокий амфитеатр, в котором жутко перекатывалось усиленное и
умноженное эхо моторов. Я взял винтовку и выстрелил в середину
полуцирка. В ответ послышался такой страшный гром, что как-то больше
не захотелось нарушать покоя величественных скал и холодной осенней
ночи.
полуцирка гранитных обрывов со ступенчатыми отдельностями. У подножия
- ряды древних могил и курганов, которые полосой протягивались от скал
в уходившую на восток зеленую равнину. Скалы, могилы, грозное
перекатывающееся эхо - все это полностью оправдывало название гор -
Онгон-Хаирхан ("Заповедный"). Место, примечательное для нас, было не
менее примечательным и для древних, устроивших здесь кладбище.
Погребения, обложенные камнями с двумя вертикально стоявшими плитами
на концах могилы, были приблизительно трехтысячелетней давности. За
Онгон-Хаирханом потянулись гряды высоких холмов. На вершинах перевалов
стояли среди полей зеленой травы плиты светлого гранита с
художественно высеченными тибетскими надписями - буддийской священной
формулой "Ом мани падме хум"[О, сокровище в цветке лотоса.]. Такая
плита с красивыми и четкими буквами, одиноко стоящая среди пустой
степи на плоском гребне холма, производит сильное впечатление. Что-то
величественное и подвижническое есть в этом свидетельстве труда
человека, воздвигнутом на безлюдном просторе у древней тропы и как бы
ободряющем путника в его стремлении вперед.
до двух метров высоты, окруженные всегда квадратами более мелких,
поставленных ребром камней. От этих могильников тоже веет каким-то
особенным ощущением силы и тайны прошлых времен - так резко выделяются
они в монотонности степных равнин и холмов. В конце длинного спуска
показалось ущелье Алтан-обо ("Золотое обо") с симметричными,
правильными склонами, совершенно как ворота. Это и в самом деле были
ворота - за ними кончались горы, и дорога выходила в большую долину
реки Толы. У подножия скал, в устьях боковых промоин, снова виднелись
ряды древних могильников.
и растений. Пахло прямо-таки северными огородами - сельдереем,
укропом. Для нас, истосковавшихся по овощам, воспоминание о летнем
супе с картошкой, петрушкой и прочей зеленью было очень острым. По
этому поводу мы вели в кабине с Вылежаниным мечтательные
гастрономические разговоры. Доехав до реки, мы остановились и