Чтение 70–й страницы книги ~Посмотри в глаза чудовищ~

Ох, нехорошее это было место:

На втором этаже флигеля тускло светились два окна.

- Не люблю я эту публику, охранцов, - прошипел Коминт. - Зятек мой
бывший как раз туда подался, в охрану. Представляешь, в нашем доме
овощной магазин - и тот охраняется. Не иначе, как перец там кокаином
нафаршированный...

- Заводишься, да? Буду резать, буду бить:- Николай Степанович
сардонически хмыкнул. - Не будешь. Тихо войдем.

Земля - гудела: Невоспринимаемое ухом - гул? вибрация? дрожь? - в
общем, что-то не имеющее названия в языке человека - поднималось из
глубин, говоря тому, кто способен понять: там есть нечто . Что-то
похожее было тогда, в

Тибете, при первой встрече с Раном. И еще раньше, в Лондоне, в
доме доктора

Ди: Днем это заглушалось всяческим дневным шумом - а может быть,
не было таким сильным. А может быть, днем этого не было вообще.

Очень не хотелось - протестовали все инстинкты - применять что-то
из сокровенных умений. Потому что: потому что:

Именно так должно было гудеть в "Англетере" в декабре двадцать
пятого:

А потому следовало вести себя подобно субмарине во вражеских
водах.

Астральной субмарине. Не выдавать себя.

И они вошли тихо.

Существовали всякие способы:

Замок не брякнул, сигнализация не сработала, дощатый мостик под
ногами не заскрипел, и даже Гусар, которому Николай Степанович доверил
маленькую, как из-под розового масла, пробирку, взбежал по каменной
лестнице на второй этаж, не цокая когтями...

- Это что? - шепнул Коминт. - Для сна?

- Для любви, - торжественно и тихо ответствовал Николай
Степанович. - Для страстной, нежной и всепоглощающей любви... Раствор
"вечной женственности" на камфарном масле.

- И что теперь?..

- Подождем пять минут.

Вернулся донельзя довольный Гусар.

- Все хорошо?

- Грр.

Пять минут ждать не пришлось.

- Лешк, ты че, опять бабу привел?

- Че ты вдруг?..

- Да пахнет.

- Точно. Только эт' ты привел.

- Да? Не помню. Глянь под койкой... ой... Лешк, че это?

- Чур, я первый.

- Ну? Махаться будем или на спичках тащить?..

- Ой, ха! - еще одна.

- Где?

- Да вот же. Не, не туда смотришь... ой... ой, обожди, сам
расстегну...

- А че эт они молчат, может, турецкие? Ой, Лешк, а ты ведь тоже
баба...

- И ты баба, Рустам. Че же эт' делается... ой, не надо... ой...

Коминт слушал - и смотрел на Николая Степановича со все
возрастающим страхом.

- Ну, Степаныч, - выдохнул, наконец, он, - ладно, я душегубец...

- Зато теперь в подземелье можно хоть котлы клепать, - сказал
Николай Степанович. - А к утру восторги влюбленной пары утихнут, как
писал Дюма-пэр.

- Дюма порнухи не писал, - возразил Коминт. - У меня его внуки
читают.

- И это правильно, - сказал Николай Степанович. - А теперь не
будем-ка разнуздывать воображение и пойдем вниз.

На люке стоял тяжелый сварочный аппарат. Его не без труда оттащили
в сторону. Здесь еще можно было пользоваться фонарем. В ярком луче
отчетливо проступило черное гудронное пятно - как раз на стыке люка с
соседней плитой.

- Посвети-ка... - Николай Степанович опустился на четвереньки. -
Вот так, сбоку.

Ага...

При боковом освещении четко вырисовалась неуместная печать: литера
W, вписанная в большую по размеру литеру V. Может быть, это был знак
фирмы, занявшей флигель, но уж больно он походил на клеймо, носимое на
левом плече теми, кто доставлял когда-то Пятому Риму ксерион...

Захваченной предусмтрительно монтировкой Коминт подцепил
неухватистую плиту. Гудроновая печать разломилась, Николай Степанович
протянул ладонь, готовясь схватить или отразить что-то невидимое, но -
ничего не произошло.

- Проформа, - сказал он. - Можно идти.

Как и в прошлый раз, первым спрыгнул Гусар. Коминт достал из сумки
серый бумажный пакет со свечами, зажег две. Спустился.

- Здесь все путем, Степаныч, - голос его звучал глухо.

Николай Степанович перекрестился, осмотрелся напоследок и,
морщась, полез вниз, в теплый сухой полумрак.

Здесь пахло, как в недавно остывшей русской печи. Идеальное место
для ночлега бродяг и тайных сходок подпольщиков, но и те и другие явно
избегали в этом подвале появляться. Не было ничего материального, что
говорило бы о присутствии человека: ни растерзанной картонной коробки,
ни бутылки, ни окурка, ни даже следов на толстом слое пыли...

- Мы же сами тут топтались, - растерянно сказал Коминт. - Или нам
все то померещилось?

- Зажги фонарь, - предложил Николай Степанович.

И в свете фонаря обнаружились следы: человеческие и не очень...

- Каин - личность своеобразная, конечно, - сказал Николай
Степанович. - Но не до такой же степени...

- С кем он тут хороводы водил? - Коминт нагнулся и быстро
выпрямился. - Оп- ля: Вот это да. Помнишь разговоры про крыс в метро,