Сатану. Он как вскинул ладонь, так и держал, а возле него суетился старый
горбатый черт, мало ему чужого коня, суетливо нашептывал князю Тьмы на
ухо, злорадно тыкал пальцем в Томаса и Олега.
Тот самый?.. Быть того не может!.. Эй, пока отпустите обоих, но далеко не
уходите.
глаза мигом обшарили все вблизи. Томас помнил, что в руках калики все
может стать оружием. Сатана смотрел на Олега пристально, в широко
расставленных глазах вспыхивали то недоумение, то странная зависть.
же князь Тьмы.
мог причинить только.... Только... Слушай, я окружен болванами и
бездарями. Мне просто недостает человека такого размаха, как ты, что умел
творить зла больше, чем Вельзевул, Астарот и Бергамот вместе взятые!
Хочешь, бери с собой и этого, в железе. К чему-то да приспособим. По
крайней мере гордыни у него на целое войско крестоносцев!
потом, выиграв время, сумеют что-то да предпринять, но калика сплюнул
князю Тьмы под ноги и сказал хладнокровно:
Он почувствовал удары молота, толчки сотрясали так, что заломило виски, а
на губах стало горячо и солоно.
обруч, тяжелый и холодный на ощупь, но когда Томас его коснулся, кончики
пальцев обожгло болью. Он отдернул, увидел как покраснели, на одном начал
вздуваться волдырь.
Олега. Черти быстро вытащили раскаленную полоску из горна, простучали на
наковальне. Сворачивая в полукруг, пытались приладить на толстую шею
Олега, но там болтался оберег, а сорвать не могли. Сатана зарычал, его
огромная лапа протянулась через всю комнату, цепочка вспыхнула в его руке,
а оберег с отвращением зашвырнул в угол.
Сатану. Томасу показалось, что князь ада вздрогнул. Но черти уже подняли
Олега, тот стоял, угрюмый и насупленный. На его шее Томас рассмотрел такой
же ошейник, из тяжелой меди, по ободку шли колдовские знаки, вспыхивали,
поедали один другого как богомолы, становились крупнее.
мечтайте, что выживете. Вашими головами мои черти будут кидаться как
булыжниками, а тела бросят псам. И еще вам повезет, если умрете сразу.
превращается в огненную полосу, что пережжет шею, и пока будет гореть, он
будет кричать от боли... А калика сказал угрюмо:
не убежишь. Вы сюда добирались три дня и три ночи! Сейчас красивые и
гордые, подавай мученическую смерть, но за сутки постынете, подумаете
трезво... да и лучше представите, что вас ждет.
засмеялись бесы, демоны, черти. Так, хохоча, Сатана выпрямился во весь
рост, раздулся в груди, являя чудовищную мощь гладиатора. Он уже исчезал,
когда вдруг Олег спросил неожиданно:
мне... Однажды сделанное богом, как ты знаешь, уже не может быть отменено.
Если ты сделаешь то, чего не могли даже ваши боги Олимпа... или кто там у
вас, то... освобожу и выполню любую просьбу. Конечно, в моих пределах. Да
что там просьбу -- требование! Кто освободится сам, тот имеет право
требовать...
Когда Томас протер слезящиеся глаза, в гигантском зале клубился дым,
медленно рассеиваясь, пахло серой, но было тихо и пусто как в ограбленной
могиле. Калика задрал голову, зеленые глаза изучали высокий свод.
Ты ж тоскуешь по железу.
жизнь выпало побольше, чем даже ему, побывавшего в Святой Земле и бравшего
штурмом башню Давида. Не дождавшись ответа, удивился.-- Чего ж тогда не
придумал чего-нибудь?
совсем дураком. Калика мог придумывать воинские хитрости против своих же
демонов, но сейчас в мир пришла совсем другая мощь, величие христианства,
а калика как не знает света Христовой веры, так и ее теней, вроде этого
ада, Сатаны, бесов, чертей...
затаенный страх.-- Ох, Томас... Занесло же нас. Чую, так просто не
выбраться. Мне кажется, это мой последний поход в преисподнюю...
Пальцы безотчетно двигались, будто пытались ухватиться хотя бы за что-то в
пустоте.
Томас с ужасом понял, что калика в самом деле ничего не видит. Раздираясь
между страхом и жалостью, он догнал, опустил горячую ладонь на плечо:
Сквозь такие глыбы какой взор проникнет?
гибели, искали спасительную норку. Томас сам чувствовал неискренность
утешения, оба чувствовали, что их ждет, а сильные не нуждаются в лживом
утешении. Олег продолжал ощупывать стену, голос прохрипел как из сырого
дупла:
землю.
сторонам.-- Надо вытащить этот камешек, поглядеть.
ногти обломаешь.
между глыбами слишком мал, удавалось ухватить только кончиками пальцем. От
усилий кровь прилила к голове, волосы слиплись и закрывали глаза. Тяжелый
крест болтался назойливо, стучал по зубам. Томас отмахнулся, но крест лез
в ладонь, требовал внимания. Вдруг его пальцы словно сами ухватились за
холодное железо, а сердце застучало как у пойманного зайца.
остервенело долбить край гранитной глыбы. Тяжелый булат вгрызался как
железное зубило. Мелкие осколки летели как щепки из-под плотничьего
топора.
Крепкое железо хрупкое. Не сломай!
вытаскивает отсюда, ежели не животворная мощь святого распятия?
Заживающие ссадины полопались, выступили крупные темновишневые капли.
Томас выдолбил с другой стороны, ухватился. Глыба слегка дрогнула, калика
зашипел, придавило пальцы, но глыба уже медленно выдвигалась. Пальцы
перехватывали дальше, оба сопели, всхрапывали, наконец камень выполз почти
весь, калика едва успел отпрыгнуть. Томас не стал удерживать, сунул голову
в пахнувшую сыростью дыру. Успел заметить жидкую грязь, в следующее
мгновение широкая спина калики заслонила. Он встал на четвереньки,
заглядывая, выворачивая шею.