он ежедневно приносил своей узнице (ибо в глубине души любил ее за кро-
тость и доброту), и она, как обычно, стала разбирать их, чтобы самой
расставить в стоявшие на столике красивые вазы. В своем заточении она
всегда любила это занятие, но на сей раз почти не обрадовалась и начала
расставлять цветы машинально, чтобы только как-нибудь заполнить нес-
колько минут из убийственно тянувшихся медлительных часов. Внезапно из
пучка нарциссов, находившихся в центре душистого снопа, выпало запеча-
танное письмо без адреса. Тщетно пыталась она убедить себя, что письмо
могло быть послано судом Невидимых. В противном случае разве мог бы Мат-
теус принести его? К сожалению, Маттеус уже вышел и не мог дать ей
объяснений. Пришлось позвонить ему, но случайно он явился не через пять
минут после звонка, как это бывало обычно. а только через десять. Консу-
эло потратила слишком много мужества на борьбу с малиновкой. У нее уже
не хватило сил на борьбу с букетом. В ту минуту, как вошел Маттеус, она
дочитывала постскриптум: "Не расспрашивайте Маттеуса - он ничего не зна-
ет о проступке, который я заставил его совершить". Итак, пришлось попро-
сить Маттеуса только об одном - завести остановившиеся часы.
оно было даже повелительным в своем исступлении. Мы не станем приводить
его здесь. Любовные письма волнуют лишь то сердце, которое и само охва-
чено пламенем, их продиктовавшим. Все они похожи одно на другое, но каж-
дый влюбленный находит в адресованном ему письме непреодолимую силу,
несравненную новизну. Каждый думает, что никто и никогда не был любим
так, как любим он. Он считает себя самым любимым, единственным. Где нет
этого наивного ослепления, этого горделивого заблуждения, там нет и
страсти. И страсть наконец завладела спокойным, благородным сердцем Кон-
суэло.
Более того - он говорил о нем, как о неизбежном, ссылаясь на необходи-
мость использовать последние минуты и прося за это прощения. Он как буд-
то бы верил, что Консуэло любила Альберта и, быть может, все еще его лю-
бит. Он писал, что готов подчиниться ее решению, а пока требовал хоть
слова жалости, слезы сострадания, последнего прости - того самого пос-
леднего прости, что похоже на последнее выступление великого артиста, о
котором заранее объявляют публике и которое, к счастью, повторяют потом
еще много раз.
радостью, невольной и жгучей радостью, вызванной мыслью об этом свида-
нии) почувствовала, что лоб ее горит, грудь трепещет, словом - что не-
дозволенная любовь живет в ее душе, несмотря ни на что. Она почувствова-
ла, что вся ее твердость, вся воля не в силах уберечь от непостижимого
влечения и что, если рыцарь отважится преступить свой обет, заговорив с
ней и показав свое лицо (а, видимо, он решился на это), у нее не хватит
сил воспрепятствовать этому нарушению законов ордена Невидимых. У нее
оставался один выход - вымолить помощь у совета этого самого ордена. Но
могла ли она обвинить и предать Ливерани? Быть может, достойный старец,
который накануне сообщил ей о существовании Альберта и отечески выслушал
ее признания, примет под покровом тайны исповеди и то, что она собирает-
ся ему открыть. Быть может, он пожалеет рыцаря за его безумие и осудит
его лишь в глубине своего сердца. Консуэло написала ему, что хочет его
увидеть в девять часов вечера, что речь идет о ее чести, покое, быть мо-
жет - о ее жизни. То был час, назначенный незнакомцем. Но кому и через
кого переслать записку? Маттеус отказывался сделать хоть шаг за ограду
раньше полуночи. Таков был приказ, и ничто не могло поколебать старого
слугу. Он уже получил выговор за то, что недостаточно строго выполнял
свои обязанности по отношению к узнице, и отныне был непреклонен.
избежать рокового испытания, даже на секунду не подумала о том, чтобы
постараться выдержать его. О добродетель, предписанная женщинам, ты лишь
звук пустой и навсегда останешься им до тех пор, пока мужчина не примет
на себя половину твоей задачи! Все твои планы обороны сводятся лишь к
уловкам, все твои попытки пожертвовать собственным счастьем рассыпаются
перед страхом огорчить любимого человека. Консуэло остановилась на край-
нем средстве, подсказанном ей героизмом и слабостью, боровшимися в ее
душе. Она принялась искать потайной вход в подземелье, находившийся тут
же, в ее домике, решив бежать к Невидимым и явиться к ним без предупреж-
дения. Ей почему-то казалось, что место их сборищ не так уж трудно най-
ти, если отыскать вход в подземелье, и что они каждый вечер собираются в
одном и том же помещении. Она не знала, что как раз в этот день их там
нет и что только Ливерани, притворившись, будто сопровождает их в ка-
ком-то таинственном походе, вскоре вернулся обратно.
в подземелье, были тщетны. Теперь она не обладала, как то было в Шпан-
дау, хладнокровием, упорством, уверенностью, помогавшими обнаружить ма-
лейшую щель в стене, малейший выступ камня. Руки ее дрожали, ощупывая
деревянные панели и лепные украшения, глаза застилал туман, каждую мину-
ту то на песчаных дорожках сада, то на мраморе портика ей чудились шаги
Ливерани.
лом. Казалось - вот он поднимается по лестнице, спрятанной у нее под но-
гами, вот подходит к невидимой двери, а может быть, подобно привидению,
сейчас он пройдет прямо через стену и предстанет перед ней. Она уронила
подсвечник и побежала в глубь сада. Пересекавший его веселый ручей оста-
новил ее бег. Она прислушалась, и ей показалось, что кто-то идет за ней
следом. Тогда, потеряв голову, она прыгнула в лодочку, в которой садов-
ник обычно привозил песок и дерн, и, отвязав ее, решила, что сразу же
пристанет к противоположному берегу. Но ручеек оказался быстрым и, выте-
кая из-за ограды, суживался под низким сводом, который был закрыт решет-
кой. Несомая течением, лодка уже готова была удариться о решетку, но
Консуэло быстро перешла на нос и, вытянув руки, предупредила удар. Дочь
Венеции (и дочь народа), она без труда проделала этот маневр. Но -
странная случайность! - решетка поддалась под ее рукой и открылась, ус-
тупив легкому давлению подгоняемой волной лодки. "Увы! - подумала Консу-
эло. - Быть может, они никогда не запирают этот проход, - ведь я пленни-
ца, связанная только словом. А между тем я бегу, я нарушаю данную клят-
ву! Впрочем, я ищу лишь покровительства и убежища у моих хозяев, а вовсе
не хочу покинуть их и предать".
на берег и углубилась в густой кустарник. Она не могла быстро двигаться
в этой темной чаще. Извилистая тропинка делалась все уже.
на траву. Зато она чувствовала, что снова начинает надеяться, этот мрак
успокаивал ее: ей казалось, что Ливерани никак не сможет найти ее здесь.
ма, чьи неясные очертания вырисовывались на фоне серого, покрытого туча-
ми неба. Поднялся холодный, предвещающий грозу ветер, начинался дождь.
Не решаясь повернуть назад из страха, что Ливерани нападет на ее след и
будет искать ее на берегах ручья, Консуэло пошла по крутой тропинке, ве-
дущей на холм. Она решила, что с вершины увидит огни замка, в какой бы
стороне он ни оказался. Но когда во мраке она поднялась наверх, молнии,
вспыхнувшие в небе, внезапно осветили развалины какого-то обширного зда-
ния - внушительные и печальные останки прежних веков.
оказалось нелегким делом. Башни были разрушены изнутри сверху до основа-
ния, и целые тучи кречетов и ястребов взмыли при ее приближении, испус-
кая такие пронзительные и дикие крики, словно то были духи тьмы, ютящие-
ся среди обломков.
чьи расшатанные стрельчатые арки неясно вырисовывались при голубоватом
свете молний, дошла до ровной, поросшей низкой травой площадки. Она
обошла глубокий колодезь, который можно было различить на поверхности
земли лишь благодаря пышно разросшимся по краям растениям и роскошному
кусту диких роз. Остовы развалившихся построек, окружавшие этот забро-
шенный двор, имели самый фантастический вид, и при вспышках молнии глаз
с трудом улавливал эти непрочные, искривленные призраки, эти бесформен-
ные остатки разрушения. Огромные дымовые трубы, еще совсем черные внизу
от копоти навеки погасшего очага, выступающие на ужасающей высоте, среди
голых стен; сломанные лестницы, вьющиеся спиралью в пустоте и словно
приспособленные для воздушной пляски ведьм; целые деревья, которые посе-
лились и выросли в комнатах, где еще сохранились остатки фресок; камен-
ные скамьи в глубоких амбразурах окон. И повсюду пустота, внутри и сна-
ружи, в этих таинственных убежищах - приютах любви в мирные времена и
логовах караульщиков в часы опасности. И, наконец, бойницы, украшенные
кокетливыми гирляндами, островерхие крыши, словно повисшие в воздухе,
похожие на обелиски, и двери, загроможденные обломками и грудами земли
до самого фронтона. Это было жуткое, но исполненное поэзии место. Суе-
верный страх охватил Консуэло - ей казалось, что своим присутствием она
оскверняет убежище, предназначенное для каких-то печальных сборищ и без-
молвных мечтаний усопших. В ясную ночь и при более спокойных обстоя-
тельствах она могла бы залюбоваться суровой красотой этого памятника
старины. Быть может, она бы не стала по традиции печалиться о жестокости
времен и судеб, которые беспощадно опрокидывают и дворцы и крепости,
погребая их развалины в траве, рядом с обломками бедной хижины. Грусть,
которую внушают руины этих огромных зданий сердцу артиста, не похожа на
ту, что возникает в душе знатного вельможи. Однако в эту минуту смятения
и страха, в эту грозовую ночь Консуэло, которую не поддерживал теперь
восторженный пыл, побуждавший ее прежде и к более опасным действиям,
вновь почувствовала себя девочкой из народа и трепетала при мысли, что
вот-вот перед ней предстанут все эти ночные призраки, и особенно боялась
увидеть тени старинных владельцев замка, тех, что были жестокими угнета-
Громыко Ольга
Сертаков Виталий
Посняков Андрей
Шилова Юлия
Шилова Юлия
Орловский Гай Юлий