а не к сабле и не к перу, коим пишется на дорогом пергамене или лощеной
привозной бумаге история войн и бед народных.
Переславля, вишь. От Дюденевой рати батько бежал да помер дорогою, а я уж
и не похотел ворочаться. Да и некуда, поди... Окинф-то Великий в те поры,
как Андрей Саныч помер, хотел было Переслав отбить, да сам голову тамо
сложил. Мы уж за Окинфова сына Ивана, и заложились. Я и под Москвой на
рати был, княже! Тебя видел еще, на вороном коне.
поставил, противу большого полка. Где сын-то у тя погиб. Не зазришь? -
неожиданно сам для себя выговорил Михаил. Старик вздохнул, поглядел
серьезно, устало.
тамотка тоже и отец, и детки, и женка, поди... Ты, князь, не казнись о
том, можем и еще за тебя стати! Нашу деревню, вон, новгородчи не пораз
жгли, могли и в родимом дому ево убить! А токо без княжой обороны и
вдосталь разорили бы нас альбо в полон увели... Конешно, сердце иногды и
повернет: думашь, лучше б меня, старого лешака, повалили, чем ево,
парня-то! Уж и на возрасте, а по мне-то все отрок малый... У тя самого
сыны, понимашь, дак! - прибавил он чуть дрогнувшим голосом. Чуялось, что
смерть сына в чем-то уравняла его с князем.
мыслям, взялся за заступ.
правил, стоя, молодой мужик, во все глаза уставившийся на князя.
старик, сильно и яро вгоняя заступ в землю.
досель береженьем крестьянские, груженные рыжей глинистою землей возы, и,
присматриваясь, подмечал у большинства яростное, как у того старика,
Степана, упорство и наступчивость в работе: в том, как копали, как швыряли
тяжелую землю, как круто заворачивали полные возы, как и там, наверху,
дружно волокли бревна и крепко, без устали, махались блестящие секиры
древоделей, как мельком, разгибаясь, сбрасывая пот со лба и щек,
взглядывали на него - кто с промельком улыбки, а кто, подобно старику
Степану, просто и строго, - и, глянув, тотчас вновь принимались яростно
швырять землю, - по всему по этому видел Михаил, что эти люди верят ему
по-прежнему и по-прежнему готовы за него драться.
московские рати вкупе с татарами уже пустошили Тверскую волость.
и чад, жалко блеяли овцы, надрывно мычали коровы, плакали дети, угоняемые
в полон. Жаркими кострами, выметывая в небо снопы огня, горели скирды
сжатого и необмолоченного хлеба. И потому, что татары, зорившие все
подряд, шли вместе с москвичами, на москвичей смотрели тоже как на
нехристей. Избегшие погрома мужики, устроив в лесах женку с детьми, кинув
семью на стариков, шли, пробирались в Тверь. Шли с топорами и рогатинами,
хоронясь дорог и пажитей, шли с черными лицами, со сведенными ненавистью
скулами, шли, остро и слепо глядя прямо перед собой. Добираясь до Твери,
не передохнув даже, приходили на княжой двор и тут получали миску щей и
каши, шелом и щит и становились в ряды очередного городского полка.
и шли из лесов тверские мужики с туго сведенными скулами, оборванные,
голодные, злые. Молча жрали черную кашу, давились, отвыкнув от еды. Молча
разбирали оружие, рогатины, сабли, копья, сапоги и порты.
ростовские и ярославские, стародубский, муромский, дмитровский, ополчения
из волжских городов - Костромы, Городца, Нижнего, владимирцы, еще недавно
ходившие под его рукою... Запоздав с урожаем, двигались к Твери
новгородские рати. Земля в каком-то исступлении спешила разделаться с тем,
кто вот уже полтора десятка лет был честью, славой и спасением
Владимирской Руси! (Далекие потомки должны прибавить: и Руси Великой, -
ибо в эти грозные годы только он, Михаил Ярославич Тверской, спасал и
хранил страну от распада и исчезновения в волнах иных племен.)
низовых тверских городов. Кашинцы, как ни торопил их Дмитрий, продолжали
медлить.
княжой двор, с поклонами, но настойчиво звали князя на бой. Михаил медлил.
Он сидел, большой, тяжелый, мрачно уставя выпуклые, широко расставленные
глаза, уложив перед собою твердые могучие руки воина, и ждал. Анна, робея,
приступала к нему, тормошили сыновья, приходилось отвечать епископу и
избранным горожанам...
Анна. Михаил взглядывал на нее, молчал.
князь, боронил от ворогов?
восклицал Дмитрий, только-только прискакавший из-под Углича. Михаил
подымал тяжелые глаза, долго глядел на сына и не отвечал ничего.
новгородских гонцов к Юрию. Пленных приводили в Тверь. Михаил выслушивал
донесения, кивал, твердо наказывал и впредь стеречь пути. Было непохоже,
чтобы он упал духом или потерял себя.
ледяные ветра рвали последние листья с дерев. Роптали кмети. Московляне,
продолжая пустошить волость, двигались к Волге. Бояре с епископом паки и
паки уговаривали князя дать бой ворогам, уверяя, что готовы главы своя
положить за князя. Михаил глядел, выслушивал, думал. Боярам не отвечал ни
да ни нет.
кашинцы. Михаил тотчас стремглав поднял конные полки и повел к Торжку.
Новгородцы, коих князь обошел, отрезав пути, пополошились и, не имея
вестей от Юрия, поспешили заключить с князем мир, <яко никому не
вступатися> в дела противной стороны. Это была первая и очень важная
победа тверского князя.
разъезженные пути, сделал вновь прохожей и проезжей многострадальную
русскую землю. И уже по снегу брели и брели в Тверь ратные мужики,
беженцы, бабы с коровами, старики, собаки и дети. И даже привычным ко
всему воеводам тяжко было зреть перепуганных сирых и голодных,
помороженных дорогою селян, синих детей, точно хохлатые воробьи
выглядывающих из телег и саней, в робкой надежде хоть здесь, в городе,
обрести приют и защиту от зимы, глада и ворога.
почти три месяца продолжался грабеж Тверской волости.
не разоренный, берег Волги. Он уже почти не страшился Михаиловых ратей и
говорил о противнике своем с откровенным презрением.
выступил в поход, словно на пышную прогулку. Возы и возки с припасами,
толпы слуг и походная кухня сопровождали московского князя от стана к
стану. Кончака-Агафья ехала вместе с ним. Юрий устраивал медвежьи охоты,
дарил жене соболей и тверских рабынь, ежедневно пировал у себя в шатре,
одаривая и привечая татарских воевод. Поверив в собственные таланты, он
сам разоставлял рати, сам водил полки, захватывая и зоря безоружные
деревни, сам рубил с коня бегущих селян и, окровавив саблю, гордясь,
возвращался к расписному шатру, где ждала его раскосая жаркая и неистовая
татарка, с накрашенными ногтями и покрытыми хною ладонями рук, где ждали
его роскошные блюда, дичина, рыба и хмельные пития, привезенные из
греческой земли. С холодами Юрий начал останавливаться в боярских
усадьбах, но все продолжались пиры и пышные приемы гостей, все
продолжались охоты, облавы на людей и зверя, медвежьи потехи и соколиная
охота, все продолжалось, не кончаясь, празднество, растянувшееся на три
месяца, пир победителя, чаявшего уже так вот, пируя, войти и в саму Тверь.
Бортеневом, 22 декабря 1317 года.
союзных князей, сам, не слушая воевод, разоставил воев, повелев Кавгадыю
выдвинуть татарскую конницу на левое крыло, в охват тверичам, дабы
догонять бегущих, отрезая их от Твери. Полагаясь на превосходство в силах,
Юрий надеялся истребить и забрать в полон всю Михайлову рать вместе с
самим князем. От новгородцев все еще не было никаких вестей, и Юрий не
знал о невольном мире, заключенном ими с Михайлой.
полю и, любуясь, глядел, как движутся бесчисленные конные дружины его
войска и как вдали медленно, словно бы увязая в снегу, ползут по скату
холмов пешие ряды тверичей. Вспоминая, как рубил бегущих, он с
удовольствием предвкушал побоище и зудящими ладонями уже как бы чуял
крепкий замах сабли, падающей с высоты в удар, и, подобное снопам, мягкое
падение в снег мертвых тел разбегающихся от него тверских пешцев. К нему
Куликов Роман
Володихин Дмитрий
Андреев Николай
Круз Андрей
Пехов Алексей
Херберт Фрэнк