Чтение 70–й страницы книги ~Младший сын~

- За хозяином мы бы счас по домам щи хлебали!

- А что! И то верно!

- Счас бы бабу под бок... Уснуть бы... С бабой и сон слаще. Угрелся,
тово! Тут, под рукой, тепло да мягко, ты ее, понимашь...

- Ну, Парфен, тебя сколь д°н не кормить нужно, чтобы ты о бабах
забыл?

- А я помру, братцы, а все одно скажу: без бабы не жись!

- Жалко мужика. Мы тут языки чешем, а его, може, и замело снегом-то.

- Оставь...

- Как думашь, усидит Митрий Саныч на столе?

- Боярина спроси. Я что! Только спрашивать будешь, под праву руку не
ставай, левой он не так дюж драться, а правой враз сопатку на сторону
своротит!

- Спите, мужики, рассвет скоро!

- Поспишь тут, с покойником...

- А не вспоминай, мужики! Не вспоминай!

- Кажется, снег пошел. Что боярина-то нет долго? Его бы не потерять,
мужики!

- Федюха, спишь? Тогды тебе нас вести, ты грамотной!

- Тут грамота ни при чем, - нехотя отозвался Федор. - Вон Васюк
Ноздря поведет! Он один не перепался, коня привел, а мы все дернули...

Федор еще полежал, чувствуя, как не хочется ему делать то, что нужно
было сейчас сделать. Потом сел и сказал решительно:

- Вот что, други. Надо съездить, схоронить хотя, а не воронам кидать!

Он встал и под молчание ратных начал натягивать кольчугу. Уже ступив
к выходу, сказал негромко:

- Двоих надо еще. Кто пойдет?

Ратники зашевелились. Поднялся Ноздря, сам уже окликнул Парфена:

- Иди! Неча тут о бабах!

Прочие облегченно засмеялись.

Вышли, разом издрогнув, в темень. Подстыло крепко.

- Куда тут? Глаз выколи!

На тихий свист скоро отозвались из лощинки. Обратав, повели коней.

- И коней сколь д°н не расседлывам! - пожалел Парфен. - Тоже и
животина мается из-за нас!

Кони тихо ржали, толкались теплыми губами в ладони. Поехали.

- Кажи дорогу! - приказал Федор Васюку. Ноздря поехал напереди. Федор
сперва не понимал, где они, откуда и куда едут, но вот миновали лесок, и
сразу узналось место, выбеленное теперь молодым снегом. В лощинке
остановили. Спешились.

- Вот что! Ты, Васюк, пожди тута, - решил Федор. - А... коли что,
подмоги... Давай, Парфен!

Они пошли, сгибаясь, выбрались на подстылое поле. Издали долетел не
то свист, не то клекот. Оба, не сговариваясь, кинулись наземь. Полежав, -
от стылой земли леденели руки, - Федор шепнул:

- Поползли!

Они проползли чуток, потом привстали, побежали, согнувшись.

- Где-ка его тута найти!

- Найдем!

Смутная тень, не то собаки, не то волка, шарахнулась в темноте.

- Вона!

Мужики подошли к белеющему пятну.

- Татары уже побывали... Ободрали донага!

Труп застыл. Федор подвигал мертвеца за плечи.

- Понесли!

- Давай мне, - сказал Парфен. Взвалил на спину и понес, рысью
побежал, уйти скорее с проклятого места. Потом настал черед Федора. Он
принял холодную страшную тяжесть себе на спину и, сцепив зубы, побежал.
Доволокли до коней.

- Снежок вроде! - говорил Парфен, поглядывая вверх. - Следы заметет.
Тута зароем?

- Не, отвезем! - возразил Федор. Васюк молча начал помогать. Тело
обернули попоной и перевязали татарским арканом, что был у Васюка. Лошадь
захрапела, почуяв мертвеца.

- Ничего, ничего! - успокаивал Парфен, оглаживая морду лошади.

- Трогай!

Уже было думали, обошлось, когда невдали опять пронесся словно
орлиный клекот.

- Татары!

Мужики замерли.

- Бросим?

- Трогай!

<Лишь бы не заржал конь>, - думал Федор, пока они выбирались из ложка
и миновали рощицу. Проехав кусты, вновь остановились. Мутный свет луны
пробился сквозь бегущие облака, что-то как словно шевелилось на поле.

- Коли увидят, не уйдем! - прошептал Парфен. Федор не ответил. У него
самого мурашки пошли по телу, кольчуга на миг показалась ледяной. Он
оглянулся, приметив в стороне кусты, тронул туда, хоронясь в тени крайних
дерев. Мужики молча и кучно трусили за ним. Клекот еще раз долетел, уже
удаляясь. Пронесло!

Боярин все еще не воротился, и Федор, неволею взявший на себя
началованье, велел хоронить. Ратники стали рыть яму. Лопаты не нашлось, в
ход пошли топоры и мечи. Выгребали руками и шеломами. Рыли молча, сопя.
Наконец углубили подходяще.

- Попону, что ли... Нехорошо нагова хоронить!

Федор уже хотел доставать свою рубаху, когда сзади кто-то сказал:

- Тута рогожи есть! В рогожу свертим, сенца... Сенцо завсегда
покойнику кладут.

- Крест-то на ем?

- На ем.

- Дивно, татары креста не тронули!

- А чего им! Медь, не серебро дак.

- Ну! - Федор снял шелом, и все обнажили головы. Он поднял глаза горе
и, сурово глядя в темноту, прочел <Богородицу>. Потом начал <Со святыми
упокой>. И тихо, не подымая голосов, вполгласа, мужики подхватили молитву.
Кончив, Федор перекрестился, и все перекрестились. Он хотел что-то еще
сказать, не нашел слов, вымолвил только:

- Прощай!

Тело, обернутое в рогожу, опустили в яму, на сено. Федор, уже
взявшись до конца руководить, первый бросил горсть мерзлого песку. За ним
стали кидать все. Перемешанная со снегом земля посыпалась с глухим
шорохом. Скоро яму наполнили. Уже тюкал топор - это Васюк, отойдя к
деревцам, мастерил сосновый крест. Крест водрузили, притоптали, обровняли
могилу и пошли гурьбой обратно в сарай.

- Вот и схоронили мужика! - удовлетворенно переговаривались ратники.
- Все не воронам на расхыстанье!

- А боярин все не едет. Ну, Федор, не воротится, будешь у нас
старшой!

ГЛАВА 64

Шел снег. Дмитрий подскакал к терему, спешился, отдал коня. Долго
околачивал себя на крыльце. Полез внутрь. Обожженное стужей лицо горело. В
терему ждал Гаврило с вестями из Орды.

- Что ж делать-то, Олексич? - спросил князь, сваливаясь на лавку и
тяжело уронив руки. Старый боярин прокашлялся:

- Кажись, уходят. Ополонились. Сюда все ж таки не полезли, гляди!

- Я не о том... А так и станет Андрей на нас татар водить кажен год?
Что же делать-то!

- Слух есть, что Телебуга, сынок Менгу-Темерев, ладит на место хана.

- Слышал уже. Говорят, верно. Мне и брат из Москвы весточку прислал.

- Нынче в Орде Ногай всема правит! У них тоже, что и у нас! А Ногай
против Телебуги. Ногай хочет все под себя забрать. Туданменгу бесерменской
веры, Ногай, слушок есть, тоже, да скрывает ото своих. Дак ежели Ногай
укрепится в Орде...

- Что ж мы, бесерменам руку протянем?

- Какой он там веры, нам не разбирать. Телебуга тоже не православный,
а только случай дорогой. Ногай сейчас не осильнел, ему руку протяни, рад
будет. Опять же законного князя ему поддержать прямая выгода. А опоздаем,
Андреевы бояре туда кинутся.

- Что ж они до сих-то пор думали?! - хмуро спросил Дмитрий.

- Семен увяз в Орде. Промашку сделал. Все ходил вокруг Менгу-Темеря
сперва, и сын у его там, в Сарае. А с Ногаем-то поврозь! А Ногай силу
забрал, так вот, и Семена под ноготь можно...

Дмитрий забрал лицо в руки. Эх, не этого он хотел, не о том мечтал! И
не отступишь уже! Он поглядел на Гаврилу красными от недосыпу тяжелыми
глазами:

- Что ж! Тут под Ордой, и там... Может, с Ногаем-то и одолеем.

- Он, слышь, на Киеве, да на Чернигове, да на волынских и галицких
градах сидит, - подхватил Гаврило. - Ксения Юрьевна Тверская дочь на
Волынь выдала. Мыслю, и они с Ногаем дружбу затевают. Окружают нас со всех
сторон!

- Что ж, Гаврило, таки и послушаю тебя! Умней все одно никто не
скажет! Вели собирать дружину, серебро, рухлядь, порты. В Орде дарить -
много нужно! Еду сам! Сына на тебя оставляю, меньшого. Сбереги. Ивана
возьму с собой. Пусть поглядит... Ежели воротимся с им!

Снег шел густой, сухой и ложился плотно. За день мороз подскочил еще.
Солнце вставало в оранжевом круге, промороженное. Зима наступила всерьез.