прасинов. Его слушали внимательно, ибо он выступал каждый раз кратко, и
надеялись - сейчас, наконец, Ориген первым решится назвать имя будущего
базилевса. Ведь нужен же кто-то для противопоставления Юстиниану. Можно
стараться свергнуть владыку, но не во имя пустоты. Базилевсу властвующему
необходимо противопоставить антибазилевса, его именем, как рычагом,
окончательно повалить пошатнувшегося владыку. Не бывало еще случая, чтобы
подданные империи свергали императора не во имя его соперника. Без
базилевса нет империи. При всей злобе, при всем презрении к смерти, с
которыми византийцы много раз бросались против мечей, чтобы погубить
ненавистного базилевса, они всегда оставались подданными.
повторяя про себя эти слова, как некое откровение. - Назовите же имя!
Почему ты сам не называешь его?" - спрашивал себя Манассиос.
Манассиос, имя которого носил потомок. Обученный с детства чтению и
письму, Манассиос помнил завет Тертуллиана*, отвергшего насилие в делах
веры, и на него неизгладимое впечатление произвел гневный выкрик святого
Августина:
для положения человека в государстве, как многие недобросовестные
бросились к святой купели!..
радостным утешением угнетенных сердец, наставлением, которое размягчало
суровость, помогало человеку в муках и делало бессильной смерть. Через
богоматерь христианство вознесло женщину, нежная подруга мужчины стала
равной ему в духе и праве. Потребовав одноженства, христиане освятили
брак, заменили римское распутство благородной верностью супругов. Позволив
рабу и свободному пить причастие из одной чаши, христианство подготовляло
равенство душ. Будучи признанной, церковь христиан нарушила все обещания -
насильница, рабовладелица, лживая, продажная. Блудная Феодора неоднократно
делала жесты как бы в поддержку монофизитов, а Юстиниан жестоко уничтожает
схизматиков. В душе не считает ли этот базилевс не нужным единство веры?
Нет, пустое, базилевсы приходят и умирают, как все.
будут держаться хотя бы потому, что душа человека не может мириться с
высокомерной ложью правящей церкви.
прибылей, да, над ними висела страшная угроза ложного обвинения и
конфискации - старое оружие языческих императоров, с горечью вспомнил
Манассиос. Но насколько хуже малому люду, который платит новые налоги не с
накопленного жира, как богатые, но своим мясом и кровью, истощая
бессмертную душу в повседневных унижениях.
продавцов соли из тех мелких торговцев, которые ранее торговали ею из
ларьков и вразвоз со спин ослов. Как и в других общинах, торговцы принесли
клятву соблюдать честность перед государством. К каждому торговцу префект
приставил по сборщику налога, который сразу отнимал две трети выручки.
Сговорившись со сборщиками, торговцы начали подмачивать соль, добавляя
белый песок. Недавно люди, возмущенные дороговизной и подделками, разбили
несколько ларьков, расхитили соль, четыре продавца и три сборщика налога
были убиты. Торговцы хотели бросить безнадежное и опасное дело. Префект
Евдемоний пригрозил тюрьмой и денежной пеней.
способ изнурения и наказания. Сборщики налогов неотлучно наблюдали,
непрерывно считали заработки и часто захватывали именем базилевса все
полученное, не оставляя работнику ни одного обола на хлеб. Люди
озлоблялись, бросались один на другого со свирепостью затравленных
хорьков. На сборщиков не принимали никаких жалоб, и они спешили
наживаться. Их донос считался неопровержимым доказательством. Еще недавно
судья Теофан, ныне казненный народом, признал виновным в утайке дохода
сирикария Епифана, владельца маленькой красильни с четырьмя работниками,
и, применив пытку веревкой, выдавил несчастному оба глаза. Власть, вводя
новые налоги, спешила утвердить их жестокостями. Манассиосу казалось, что
здесь не было случайности. Юстиниану, как видно, хотелось запугать,
подавить волю людей, чтобы одно лишь сохранение жизни и тела, не
изувеченного пыткой, мнилось подданному как благо.
телом, Зенобия, оплакивавшего былые выгоды работорговли, и Вассоса
Манассиосу виделась зависть к Юстианину, высовывавшаяся, как исподняя
одежда из-под верхней. Язычники были, право же, лучше, они не лгали. Пора
прервать речи-жалобы. Манассиос решился:
Юстиниана на престоле. Это... - и Манассиос закрыл рукой собственный рот.
Кандидат в базилевсы находился сейчас в Палатии. Назвать его - значило
убить.
слабый, но добрый человек и образцовый семьянин, славившийся своей честью
и умом, увы, сейчас был во власти Юстиниана.
ночи сменялись темными, и вновь и вновь луна отбрасывала черные тени
дворцов и храмов на дворы и сады Священного Палатия.
недавний помощник комеса, - он быстрее и лучше других овладевал эллинской
речью, - сменяли посты. Византия болела мятежом. Солдатам объяснили, что
подданные дурно пользуются мягкостью Великого Юстиниана, пекущегося о
народе отеческой любовью: ведь собственных детей базилевс не имел!..
мозглой сыростью, каменные плиты холодят ноги через мягкие подошвы сапог:
никогда и ничья громкая поступь не смеет нарушить Священный покой.
выскользнула из-за поворота коридора. Места хватило бы и для восьмерых,
идущих в ряд, но женщина задела Индульфа и гибкой кошкой прыгнула к
Голубу, который шел сзади. Маленькая, головой по грудь солдату, она на миг
прижала щеку к позолоченным латам. Вытянув руки вниз и отставив ладони,
как плавники рыбки, женщина, извиваясь на бегу всем телом, дразнила
мужчин. На тихий свист Голуба она обернулась, раскрыла объятия, и, прижав
палец к губам, исчезла.
здешних женщин полны отчаянной смелости и темного страха. В первые месяцы
его палатийской жизни такая же маленькая женщина подружилась с ним. Ее
звали Амата, что значит - Любимая. Это ей Индульф был обязан своим
повышением, так как она научила его ромейской речи.
виде рогов причудливой формы. В них горела нафта*.
кожей. Трое латников, чернолицых, черноруких, длинноногих, шли медленными
громадными шагами. За ними двигались еще трое таких же рослых, но
белолицых и длиннобородых. Налитые силой, сверх меры обремененные
каменными костями и железными мышцами, спафарии, ближние хранители
Священного тела, глядели исподлобья, высматривая, кого бы раздавить для
защиты Власти.
белизну которой подчеркивала пурпурная кайма. Светлые завитые волосы,
разделенные по темени, опускались почти до плеч. Светло-серые глаза
смотрели поверх голов, будто бы видели нечто недоступное другому взору.
Розоватая кожа лица не была тронута обычным для прочих загаром. Базилевс!
прикоснулся губами к пурпурному сапожку. Прозвучал поцелуй.
благородной позе воинов, твердо обладающих полем. Юстиниан чуть повернул к
ним лицо и едва заметно приостановился.
базилевс изволил у в и д е т ь своих наемников. Повинуясь этикету,
который требовал от подданных многократного усиления совершенного
Березин Федор
Шилова Юлия
Шилова Юлия
Маккарти Кормак
Фазиль Искандер
Афанасьев Роман