и горели, а губки так и подергивало смехом в ожидании ответа несколько
изумленного доктора.
да, если вы будете добрая и благовоспитанная девица, будете послушны и
будете...
- в ней много, много... доброго и умного, но, однако ж... замуж... какой
странный каприз...
а просто снизу вверх подтолкнула рукой ложку, и все лекарство выплеснулось
прямо на манишку и на лицо бедному старичку. Нелли громко засмеялась, но не
прежним простодушным и веселым смехом. В лице ее промелькнуло что-то
жестокое, злое. Во все это время она как будто избегала моего взгляда,
смотрела на одного доктора и с насмешкою, сквозь которую проглядывало,
однако же, беспокойство, ждала, что-то будет теперь делать "смешной"
старичок.
проговорил старик, отирая платком лицо и манишку.
начнут бранить, упрекать, и, может быть, ей, бессознательно, того только и
хотелось в эту минуту, - чтоб иметь предлог тотчас же заплакать, зарыдать,
как в истерике, разбросать опять порошки, как давеча, и даже разбить
что-нибудь с досады, и всем этим утолить свое капризное, наболевшее
сердечко. Такие капризы бывают и не у одних больных, и не у одной Нелли.
Как часто, бывало, я ходил взад и вперед по комнате с бессознательным
желанием, чтоб поскорей меня кто-нибудь обидел или сказал слово, которое бы
можно было принять за обиду, и поскорей сорвать на чем-нибудь сердце.
Женщины же, "срывая" таким образом сердце, начинают плакать самыми
искренними слезами, а самые чувствительные из них даже доходят до истерики.
Дело очень простое и самое житейское и бывающее чаще всего, когда есть
другая, часто никому не известная печаль в сердце и которую хотелось бы, да
нельзя никому высказать.
терпением, с которым он снова разводил ей третий порошок, не сказав ей ни
одного слова упрека, Нелли вдруг притихла. Насмешка слетела с ее губок,
краска ударила ей в лицо, глаза повлажнели; она мельком взглянула на меня и
тотчас же отворотилась. Доктор поднес ей лекарство. Она смирно и робко
выпила его, схватив красную пухлую руку старика, и медленно поглядела ему в
глаза.
юркнула под одеяло, накрылась с головой и громко, истерически зарыдала.
хныча над нею, потому что был очень чувствительный человек, - я вас прощаю
и замуж возьму, если вы, при хорошем поведении честной девицы, будете...
колокольчик, нервическим смехом, прерываемым рыданиями, - очень мне
знакомым смехом.
со слезами на глазах. - Бедная девица!
удивительная симпатия. Со мной же, напротив, Нелли становилась все угрюмее,
нервичнее и раздражительнее. Я не знал, чему это приписать, и дивился на
нее, тем более что эта перемена произошла в ней как-то вдруг. В первые дни
болезни она была со мной чрезвычайно нежна и ласкова; казалось, не могла
наглядеться на меня, не отпускала от себя, схватывала мою руку своею
горячею рукой и садила меня возле себя, и если замечала, что я угрюм и
встревожен, старалась развеселить меня, шутила, играла со мной и улыбалась
мне, видимо подавляя свои собственные страдания. Она не хотела, чтоб я
работал по ночам или сидел, сторожил ее, и печалилась, видя, что я ее не
слушаюсь. Иногда я замечал в ней озабоченный вид; она начинала
расспрашивать и выпытывать от меня, почему я печалюсь, что у меня на уме;
но странно, когда доходило до Наташи, она тотчас же умолкала или начинала
заговаривать о другом. Она как будто избегала говорить о Наташе, и это
поразило меня. Когда я приходил, она радовалась. Когда же я брался за
шляпу, она смотрела уныло и как-то странно, как будто с упреком, провожала
меня глазами.
просидел у Наташи. Нам было тогда о чем говорить. Уходя же из дому, я
сказал моей больной, что ворочусь очень скоро, на что и сам рассчитывал.
Оставшись у Наташи почти нечаянно, я был спокоен насчет Нелли: она
оставалась не одна. С ней сидела Александра Семеновна, узнавшая от
Маслобоева, зашедшего ко мне на минуту, что Нелли больна и я в больших
хлопотах и один-одинехонек. Боже мой, как захлопотала добренькая Александра
Семеновна:
мой! И один-то он, бедный, один. Ну, так покажем же мы теперь ему наше
радушие. Вот случай выдался, так и не надо его упускать.
Объявив с первого слова, что теперь и не уйдет от меня, и приехала, чтоб
помогать мне в хлопотах, она развязала узел. В нем были сиропы, варенья для
больной, цыплята и курица, в случае если больная начнет выздоравливать,
яблоки для печенья, апельсины, киевские сухие варенья (на случай если
доктор позволит), наконец, белье, простыни, салфетки, женские рубашки,
бинты, компрессы - точно на целый лазарет.
выговаривая каждое слово, как будто куда-то торопясь, - ну, а вот вы живете
по-холостому. У вас ведь этого всего мало. Так уж позвольте мне... и Филипп
Филиппыч так приказал. Ну, что же теперь... поскорей, поскорей! Что же
теперь надо делать? Что она? В памяти? Ах, так ей нехорошо лежать, надо
поправить подушку, чтоб ниже лежала голова, да знаете ли... не лучше ли
кожаную подушку? От кожаной-то холодит. Ах, какая я дура! И на ум не пришло
привезть. Я поеду за ней... Не нужно ли огонь развести? Я свою старуху вам
пришлю. У меня есть знакомая старуха. У вас ведь никого нет из женской
прислуги... Ну, что же теперь делать? Это что? Трава... доктор прописал?
Верно, для грудного чаю? Сейчас пойду разведу огонь.
дела-то оказывается вовсе не так много. Это, впрочем, не обескуражило ее
совершенно. Она тотчас же подружилась с Нелли и много помогала мне во все
время ее болезни, навещала нас почти каждый день и всегда, бывало, приедет
с таким видом, как будто что-нибудь пропало или куда-то уехало и надо
поскорее ловить. Она всегда прибавляла, что так и Филипп Филиппыч приказал.
Нелли она очень понравилась. Они полюбили одна другую, как две сестры, и я
думаю, что Александра Семеновна во многом была такой же точно ребенок, как
и Нелли. Она рассказывала ей разные истории, смешила ее, и Нелли потом
часто скучала, когда Александра Семеновна уезжала домой. Первое же ее
появление у нас удивило мою больную, но она тотчас же догадалась, зачем
приехала незваная гостья, и, по обыкновению своему, даже нахмурилась,
сделалась молчалива и нелюбезна.
видом, когда Александра Семеновна уехала.
любят помогать тем, кто нуждается. Полно, Нелли; на свете очень много
добрых людей. Только твоя-то беда, что ты их не встречала и не встретила,
когда было надо.
подозвала меня к себе слабым голосом, попросила было пить и вдруг крепко
обняла меня, припала к моей груди и долго не выпускала меня из своих рук.
На другой день, когда приехала Александра Семеновна, она встретила ее с
радостной улыбкой, но как будто все еще стыдясь ее отчего-то.
Володихин Дмитрий
Каменистый Артем
Русанов Владислав
Акунин Борис
Посняков Андрей
Андреев Николай