чету Лестоков велено было содержать в одиночках, но не в Петропавловских
казематах, а в отдельно стоящем доме, соседствующем с Тайной канцелярией.
Была ли в этом милость государыни, или следствие боялось сношений
лейб-медика через стену с прочими преступниками -- неизвестно, Бестужев
надеялся засадить в крепость и Воронцова.
допросам. Пунктов было много, а именно двадцать три, причем каждый пункт
имел еще подпункты. Спрашивать надо было не в лоб, а с обходом, чтобы Лесток
не мог отпираться в своих винах. Но все это была, как сказали бы сейчас,
игра в одни ворота. Лесток внимательно вслушивался в пункты, но отвечал на
вопросы очень избирательно. Вели дело касалось какой-либо мелочи, напри-мер,
пистолета, которым он якобы грозил Бестужеву, или общения с Иоганной
Ангальт-Цербстской, то он охотно пояснял: Бестужеву гро-зил по пустой злобе,
но наивно думать, чтобы он привел в исполнение свою угрозу, потому как за
всю жизнь ни одного человека не убил, кроме как в молодости на поле
сражения; с герцогиней Цербстской поддерживал дружеские отношения, как и все
прочие, ибо женщина она неглупая и весьма обходительная и прочая, прочая...
Но как только дело доходило до главного -- шпионских отношений с прус-ским
послом или преступных планов касательно изменения нынешне-го правления в
пользу молодого двора, Лесток совершенно замыкался в себе, молчал и всем
своим видом показывал следователям, как глупы и беспочвенны их
предположения.
отказался от принятия пищи и сел на минеральную воду. Следователи
всполошились -- он уморит себя голодом! О предосу-дительном поведении
лейб-медика доложили Бестужеву. "Помрет -- туда ему и дорога",-- жестко
сказал канцлер, решив до времени ничего не говорить государыне, в глубине
души он не верил, что этот гурман и жизнелюб долго вынесет голодовку.
возвращаться к этому предмету. При дворе всяк знал, что у лейб-медика легкий
характер, он остроумен, весел, жизнерадостен, но государыня еще помнила, как
умел он тиранствовать, навязывая свою волю, как бывал капризен, фамильярен,
подчеркивая, что она хоть и императрица, но всего лишь женщина, а он,
посадивший ее на трон, мужчина и потому как бы ее повелитель. Сейчас у
Елизаветы неотложные дела: свадьба фрейлины Гагариной с князем Голицы-ным.
О, том, что на этой свадьбе Лесток должен был присут-ствовать в качестве
свидетеля жениха, государыня и не вспомнила, придворные же забыли об этом
еще раньше.
прекращал голодовки. Здесь Бестужев обеспокоился. "Помрет до срока --
неприятностей не оберешься",-- сказал он себе и опове-стил государыню о ходе
следствия. Императрица молча выслушала канцлера, потом потребовала опросные
листы.
умягчительно... Что значит: "Виделся ли ты тайно с послами, кои противны
нашему государственному интересу, как то шведский и прусский?" Вы же,
Алексей Петрович, точно знаете, что виделся и неоднократно. Более того; он
этого и не скрывает! К этим послам и прочие из моих приближенных шляются. Вы
должны Лестока разбивать на допросах, чтобы всю правду добыть было можно! А
вы ему лазейку оставляете. Он в нее и утекает!
Ничего хорошего от этого Бестужев не ждал, но вос-противиться не посмел.
следственный персонал. Лицо Шувалова немедленно обезобразил тик,
разговаривать с ним стало невозможно, он только заикался и брызгал слюной.
Писец стоял ни жив ни мертв, близкий к обмороку, и только Лесток оставался
совершенно невозмутим, как сидел на стуле в неудобной позе, так и остался
сидеть, ноги нелепо раскинуты, одна рука безжизненно висит вдоль тела, и
общий вид рыхлый, ват-ный, словно жизнь ушла из него, как из паяца, которому
обрубили нитки. Осоловелые глаза его смотрели мимо Елизаветы.
старик,--подумала Елизавета более с удивлением, чем с со-страданием.-- Эта
желтая щетина на подбородке, мешки под глаза-ми, этот нездоровый, грязный
цвет лица... И этот неопрятный старец когда-то пленял мое воображение?" Она
уже мысленно просчитала до месяца разницу их в возрасте. Неужели и она
когда-нибудь станет вот этакой развалиной. Какой ужас! Но об этом лучше не
думать. Она уже жалела, что переступила порог страшного заведения. Ей не
хватало воздуха, испарина выступила на лбу. Стараясь скрыть волнение,
Елизавета обратилась к опросным листам и, водя пальцем вдоль строк,
прочитала шепотом:
ведено Герою отдать... Герою отдать,--повторила она громко и, вскинув на
Лестока глаза, резко спросила:-- Кому ты это имя давал?
опомнившись, подбежал к Лестоку и, страшно кривя лицо, крикнул:
государыне своей предпочесть! Табакерки там разные, это не просто безделушки
брильянтовые, есть среди них и та, на коей персона императрицы изображена!
Иль ты оную табакерку присвоить себе собрался? И может, еще того хуже --
Шетарди задумал вер-нуть?
шире расставил. Уж на этот-то вопрос ответить было проще простого. Как бы он
стал отдавать эти проклятые табакерки, если тогда, три года назад, само имя
Шетарди было под запретом. Лесток сам чудом избежал опалы, сидел в доме ни
жив ни мертв. И в этой ситуации предъявить государыне посылку от Шетарди? Да
эти табакерки тогда были словно гранаты, которые при передаче не-минуемо
взорвались бы в руках. И кто бы пострадал? Лесток, кто ж еще! Да и какого
черта вы привязались к этим табакер-кам, если обвиняете меня в шпионаже и
заговоре? Задавайте дель-ные вопросы, в присутствии государыни он найдет,
что на них отве-тить! Дак нет же! Пусти бабу на допрос, хоть и императрицу,
так тут же бабское из всех пунктов и вылущит. Это Шавюзо, недоумок,
про-болтался про письмо Шетарди, а то бы вспомнили вы об этих та-бакерках,
как же...
оледенелое сердце, а он форсу на себя напустил, нашел время в гордость
играть, но... пропади все пропадом! Многие годы ломал он' в России комедию,
а теперь серьезным быть желает, теперь трагедия разыгрывается. А ты, матушка
государыня, еще вспомнишь своего лейб-медика, еще затоскуешь... Была и еще
причина, из-за которой не смел Лесток устраивать жалких сцен: он боялся
расплакаться. Не о рыданиях и всхлипах шла речь, но и единой слезы
достаточно, чтобы унизить себя перед этой благоуханной, надменной, кричащей
дамой. Он знает каждую родинку на ее теле, помнит ритм ее сердца, форму
ногтей на ногах и жилок на запястье. Уйди, женщина, оставь нам самим вершить
строгие, мужские дела! Как всякий женолюб и романтик, Лесток был
сентиментален.
вопроса, чтобы немедленно прийти на помощь. Здесь Лесток собрался с духом и
глянул в гневные глаза государыни. Елизавета сразу умолкла, поняв, что исчез
надломленный старик. И какая надменная складка на мясистом лбу! И уже не
рыхла его фигура, а монументальна!
встала и оборотила к Шувалову нахмуренное лицо:-- Допросы продолжать. Уж ты,
Александр Иванович, постарайся, вы-веди изменника на чистую воду.-- И ушла.
Лесток впал в совершеннейшую апатию, на все вопросы отвечал "не упомню", а
то вдруг сам задавал вопросы злым, насмешливым тоном: "Белова-то зачем сюда
припле-ли? Уж он-то здесь ни сном, ни духом!" Или безразлично эдак:
отказался что-либо отвечать, подытожив все одной фразой:
разжалобить его сердце. Разжалобили... Вид несчастной, до страсти
перепуганной супруги чрезвычайно взволновал Лестока.
шептал он, обнимая жену.
отмахивался:
тебя строгие судьи? Как ты спишь? Мужайся, все пройдет...
значит боль физическая по сравнению с болью душев-ной! Назначит ему
государыня за верную, службу плаху, он и тогда не завоет, не заблажит, а с
достоинством встретит смертный час.
Евреинова и взволновалась ужасно. "Шарлотта, держись прямо!"-- приказала она
себе, вспоминая шутку лейб-медика, кото-рой он неизменно встречал ее. Слова
эти он перенял у маменьки Иоганны, которая без конца шпыняла фике, боясь,
что та вырастет сутулой. Екатерине жалко было верного друга, но еще больше
стра-шилась она за ухудшение своего положения: при дворе все знали о ее
тесных отношениях с подследственным. Однако шло время, а судьба ее никак не
отягощалась, и в один прекрасный день ее вместе с супругом, незаметно и
ничего не объясняя, вернули в столицу, Уже через день великие князь и
княгиня были в Петергофе. Они прощены? Опала кончилась? Спросить было не у
кого.
государыня съехала в только что отреставрированный, люби-мый Петром I дворец
Монплезир. Встретиться с Екатериной и Петром Федоровичем она не пожелала.
Великая княгиня попробовала огорчиться, потом передумала и принялась за