переворачивается, словно цирковой барабан жонглера, после чего
осталось только ощущение мчащейся мимо ее глаз и ушей темноты. Во тьме
она расслышала невнятный зловещий звук, отдаленный, но быстро
приближающийся. Возможно, это грохот поездов в тоннелях под Большим
центральным вокзалом в Нью-Йорке, может, то были раскаты удаляющегося
грома или же ее слуха достиг топот копыт быка Эриниса. слепо
мечущегося по коридорам лабиринта с низко пригнутой к земле головой,
готового поднять на рога похитительницу.
на пребывание эмбриона в оболочке с плацентой, продолжался до семи
часов утра. Затем Биг-Бен рядом с кроватью вырвал ее из объятий Морфея
своим безжалостным звоном. Рози резко села на кровати, царапая воздух
руками, словно когтями, и выкрикивая слова, которые сама не понимала,
- слова из сна, уже забытого:
на тебя! Не заставляй меня смотреть! Не заставляй!
солидность, на котором поместилась бы только парочка влюбленных, тесно
прижавшихся друг к другу, свет, падающий из окна, и с помощью этих
примет зацепилась за реальность, в которой так нуждалась. В кого бы
она ни превращалась во сне, куда бы ни заносила ее фантазия, сейчас
она не кто иная, как Рози Макклендон, одинокая женщина, зарабатывающая
на жизнь читкой художественных книг в студии звукозаписи. Она очень
долго прожила с плохим мужем, но потом оставила его и повстречала
хорошего человека. Она живет в комнате дома восемьсот девяносто семь
по Трентон-стрит: второй этаж, в конце коридора, прекрасный вид из
окна на Брайант-парк. Ах да, еще кое-что. Она женщина, которая больше
никогда в жизни и пальцем не дотронется до запеченной в тесте горячей
сосиски в фут длиной; особенно с кислой капустой. По всей видимости,
сосиски с кислой капустой не находят общего языка с ее желудком. Она
не могла вспомнить, что ей приснилось,
проклятую картину, как Алиса через зеркало.
заворачиваясь в свой мир Рози Настоящей, затем протянула руку к
неугомонному будильнику, но промахнулась и свалила его на пол. Он
упал, продолжая издавать возбужденный бессмысленный сигнал.
пробормотала она.
в который раз очарованная собственными новыми светлыми волосами, -
чудесными прядями золотистого цвета, такими непохожими на мышиные
волосы прежней Роуз Дэниелс. Найдя будильник, она нажала большим
пальцем на рычаг, выключающий сигнал, и вдруг замерла, ибо ее сознание
зарегистрировало странный факт. Правая грудь почему-то оказалась
обнаженной.
руки. Откинула одеяло. Нижняя часть тела оказалась такой же голой, как
и верхняя.
комнате, еще никогда Рози не чувствовала себя в столь дурацкой
ситуации... впрочем, ничего удивительного: она не привыкла вечером
ложиться спать в рубашке, а просыпаться утром нагишом. Даже
четырнадцать лет с Норманом не подготовили ее к таким чудесам. Рози
поставила будильник на прикроватную тумбочку, сбросила ноги с
кровати...
Болели даже ягодицы. - Ой, ой, оу-у-у-у!
попробовала сделать то же самое с левой. Ноги сгибались, однако при
этом возникала сильная {боль}, особенно в правой ноге. Словно накануне
она провела весь день в спортивном зале, переходя от одного тренажера
к другому, хотя на самом деле самое тяжелое ее вчерашнее физическое
упражнение - прогулка с Биллом от Корн-билдинга и обратно.
- подумала она неожиданно.
случае, {что-то} промелькнуло в голове - но тут же снова растерялась,
не зная, что подумать. Медленно и осторожно она встала с кровати,
секунду постояла на месте, затем направилась в ванную. {Заковыляла} в
ванную. Правая нога болела так, будто растянула мышцу, каждый шаг
отзывался болью в почках. Черт возьми, откуда...
во сне. Вероятно, тем же самым занималась ночью и она сама; возможно,
ночные кошмары, которых она не помнила, оказались такими жуткими, что
она попыталась скрыться от них бегством. Рози остановилась в двери
ванной и оглянулась на постель. Измятая, но не скомканная, не
разорванная, даже не выбившаяся из-под матраса простыня, чем следовало
бы ожидать, если бы она провела {по-настоящему} беспокойную ночь.
нечто, мгновенно вызвавшее воспоминания о старых временах, которые она
ни за что не назвала бы добрыми: кровь. Однако следы крови не простыне
смахивали больше на отпечатки линий, нежели на пятна, остающиеся после
капель, к тому же находились они слишком далеко от подушки; значит
кровь текла не из разбитой губы или носа... разве что ее ночные
метания были настолько сильными, что она кувыркалась в кровати.
Следующей мыслью было, что ее навестил кардинал (к такому эвфемизму
прибегала мать Рози - вообще-то старавшаяся не заводить речь на эту
тему - когда ей все-таки приходилось разговаривать с дочерью о
менструации), но через секунду она отбросила ее: совсем не то время
месяца.
сознания и исчезло прежде, чем она успела схватиться за уплывающую
мысль. Она опустила голову, осматривая себя, и нашла ключ к разгадке
по крайней мере одной тайны. В верхней части правого бедра она увидела
царапину - судя по виду, довольно глубокую. Очевидно, отсюда и
появилась кровь на простыне.
вероятно потому, что это была и не мысль, собственно, а образ. Она
увидела обнаженную женщину - себя саму, - осторожно пробирающуюся по
тропинке, по обеим сторонам которой рос колючий кустарник. Включив душ
и протягивая руку, чтобы проверить температуру воды, Рози поймала себя
на том, что размышляет над проблемой: могут ли на теле человека
произвольно, сами собой возникать раны и кровотечения во время сна,
если сон достаточно ярок? Броде как у религиозных фанатиков, которые
усилием воли заставляют кровоточить свои ладони и ступни.
тебя открылись стигматы?"
- потому что я ничего не {соображаю}". Все верно. Пожалуй, она еще
могла бы поверить - с огромным трудом, правда, - что царапина способна
самопроизвольно появиться на теле спящего человека в том месте, где
ему приснилась царапина. В конце концов, это только лишь царапина, и
ее возникновение, пусть с большой натяжкой, все-таки объяснимо. Что
{совершенно} непонятно, так это исчезновение ночной рубашки. Не могла
же она раствориться только потому, что ей приснилось, будто она голая?
принадлежит другой?
вот и все, или сняла во время короткого пробуждения, которое она
теперь помнит не лучше, чем странный сон, где она бежала в темноте по
лабиринту или переправлялась через черный ручей по белым камням. Она
сняла ночную рубашку, и позже та обнаружится где-нибудь, скомканная,
под кроватью или под подушкой.
посмотрела на нее. Кончики пальцев были в красновато-пурпурных пятнах,
более яркие следы того вещества, которое испачкало пальцы, оставались
под ногтями. Она медленно поднесла руку к лицу, и внутренний голос - в
этот раз явно не принадлежавший миссис Практичность-Благоразумие,
которую она легко узнавала бы, - окликнул ее с заметной тревогой: "Не
вздумай попробовать вкус плодов, не подноси ко рту даже пальца той
руки, которая прикоснется к семенам!"
ощутила слабый, едва уловимый аромат, напомнивший ей о печеных