то обстоятельство, что как раз в эпоху Возрождения этот метод получил особую
популярность, и художники новой великой субъективистской эпохи часто
вспоминают именно метод Зевксиса (а не Поликлета) и связывают свое учение о
пропорциях именно с ним.
вопросы
"созерцания", мыслительно-интуитивного углубления в космос. Уже Ксенофан
говорил о своем Едином (21А30), "направив свой взор на все небо", т.е. на
мир как целое, на целостность космоса. Анаксагор еще резче подчеркивает
самостоятельную ценность такого созерцания: "Когда кто-то... спросил
Анаксагора, ради чего лучше родиться, чем не родиться, последний сказал:
"Чтобы созерцать небо и устройство всего космоса" (59А30). По Анаксагору
(А29), "целью жизни является теоретическое познание и проистекающая от него
свобода". "Кажется, и Анаксагор не считал блаженным ни богатого, ни династа,
говоря, что он не удивился бы, если бы блаженный показался толпе совершенно
непригодным для блаженства, так как толпа судит всегда по внешности, которую
только и понимает" (А30). Об этом пишет также и Эврипид (фр.910N.),
находящийся под непосредственным влиянием Анаксагора: "Счастлив тот, кто
предпринял изучение науки, не устремляя своего внимания ни на несчастье
граждан, ни на несправедливые деяния, но замечал (лишь) неувядающий порядок
(cosmon) бессмертной природы, какова она, где и как образовалась. К таким
людям никогда не пристает забота о презренных делах".
мирового порядка, о происхождении размеренности и красоты космоса. Он
гораздо настойчивее, чем все прочие досократики, учил о чистом, несмешанном
уме, находящемся вне материи оформляющем эту материю извне. Этот ум он
называл богом.
и произвел возникновение вселенной". "Бог был, есть и будет. Он всем правит
и над всем господствует. Будучи умом, он привел в порядок все бесчисленные
вещи, бывшие [раньше] смешанными". "Устройство и мера всех вещей
определяются и производятся силой и разумом бесконечного ума" (А48).
"Анаксагор [принимает] бесконечную материю, а получаемые из раздробления ее
частицы [считает] подобными между собою. Вначале они были смешанными, затем
божественным умом были приведены в порядок" (А49). "Анаксагор первый
поставил ум над вещами" (А57). "Он [ум] - тончайшая и чистейшая из всех
вещей, он обладает совершенным знанием обо всем и имеет величайшую силу. И
над всем, что только имеет душу, как над большим, так и над меньшим,
господствует ум. И над всеобщим вращением господствует ум, от которого это
круговое движение и наметило начало. Сперва это вращение началось с
некоторого малого [пространства, затем] оно приняло большие размеры и в
будущем примет еще большие. И все, что смешивалось, отделялось и
разделялось, знал ум. Как должно было быть в будущем, как [раньше] было
[чего ныне уже нет], и как в настоящее время есть, порядок всего этого
определил ум. Он [установил] таким это круговое движение, которое совершают
ныне звезды, солнце, луна и определяющиеся воздух и эфир. Само это вращение
производит отделение [их]. Отделяется от редкого плотное, от холодного
теплое, от темного светлое и от влажного сухое. Много частиц многих
[веществ] находится [там]. Вполне же ничто, кроме ума, ни отделяется, ни
выделяется из другого. Ум же всякий как большой, так и меньший, одинаков. Из
[всего же] остального ни одна вещь не похожа ни на одну, но каждая отдельная
вещь более всего кажется и казалась тем, что в ней наибольше" (В12) ср.
также (А42.47.55).
говорилось выше об абстрактно-всеобщем характере бытия, фиксируемого в
досократике. Если бы Анаксагор говорил о боге или богах, то это была бы
просто мифология и ничего специфически "досократовского" тут не было бы. Но
Анаксагор вместе со всей досократикой преодолевает чистую, непосредственную
и безраздельную мифологию; он борется с ее антропоморфизмом. Недаром он
обвинялся в безбожии (АI. 10), и если ему ставили в вину учение о том, что
солнце есть огненная масса, то вовсе не потому, что это отрицалось за
солнцем, а потому, что это означало отрицание солнца как личного Гелиоса. В
источнике, посвященном этому (А19), говорится, что "между тем как афиняне
признавали солнце богом, он учил, что оно - огненный жернов" и что "за это
они присудили его к смерти, лишь немногие голоса были поданы в его пользу".
Поэтому, если (А48) "Анаксагор [считал] богом ум, сотворивший космос", то,
несомненно, этим он (А3) "высказал некоторое новое мнение о божестве". Этот
божественный ум нисколько не мешал Анаксагору (А17) "не почитать богов по
установленному обычаю или объяснять научным образом небесные явления". Этим
он (там же) "поступал в отношении богов нечестно"; его считали (А 18)
"оскорбляющим величие божества"; и ему подражал опять-таки Еврипид, его
ученик, восклицающий в трагедии "Орест" (982 сл.): "Я хотел бы пойти с
Олимпа посредине небесной тверди, по скале, распростертой на золотых цепях,
висящих в воздухе, по несомой вихрями глыбе земли, чтобы в плачевных песнях
оплакивать старика-отца Тантала". Еврипид с радостью ухватился за
антиантропоморфное учение о солнце как о "глыбе земли".
место прежних чисто мифических богов. Ум для него не божественное существо,
а абстрактно-всеобщий принцип. Вместе с тем принцип этот (как и все принципы
досократиков) во всем прочем, кроме антропоморфности, вполне мифологичен: он
- абсолютное бытие, абсолютная жизнь, всеведение, всемогущество, и потому
он, не будучи ни Зевсом, ни Аполлоном, все же совершенно правильно
квалифицируется у Анаксагора как "божественный".
критику учения Анаксагора об уме. В эпоху Платона это учение и действительно
стало отсталым и реакционным. Однако во времена самого Анаксагора, т.е. в
середине V в., оно было и прогрессивным, и совершенно новым: никто до
Анаксагора не ставил в такой обнаженной форме вопроса о принципе красоты и
порядка. Анаксагор констатировал две особенности бытия - чистую материю и
чистую форму. Он задался целью получить такую материю, которая действительно
была бы только материей и ничем другим, т.е. была бы абсолютно лишена всякой
формы. Поэтому материю он трактует как чистую потенцию, как бытие, в котором
есть абсолютно все и все слито в одну неразличимость, но которое по этому
самому требует для себя оформление извне. Естественно, что принципом красоты
и порядка здесь уже не могла быть материя, а только форма. Эту форму
Анаксагор и называл умом, понимая под нею не только форму неодушевленных
тел, но и форму всякую, форму одушевленных и разумных существ, форму космоса
в целом.
историки философии приписывали Анаксагору совершенно несвойственный ему
дуализм; они полагали, будто бы этот ум представлял собою какую-то особую
сверхчувственную действительность илы даже личное монотеистическое божество.
На самом же деле Ум у Анаксагора есть только принцип красоты и порядка
материальной действительности, ничего в ней не творящей, а только ведущей ее
от хаоса к космосу При этом следует подчеркнуть, что даже эту чистую форму
Ум Анаксагор представлял в виде некой тонкой и легкой материи (В12),
насаждавшей всюду только порядок и определенную структуру (А48.49.55.58 -
61, В13), почему о нем говорили, что (А100) "он признавал ум источником
прекрасного и справедливого", хотя и свойственный всему существующему в
разной степени.
т.е. в виде толчка, предоставляя всей действительности развиваться в
дальнейшем вполне самостоятельно. Это видно из того, что при объяснении
явлений природы Анаксагор как бы забывает об Уме и объясняет их из них же
самих. В этом отношении критика Анаксагора, находимая нами у Платона и
Аристотеля, совершенно несокрушима (А47). В древности сомневались даже и в
том, что Ум, согласно Анаксагору, есть действительная причина, и думали, что
он введен скорее из-за дидактических целей (А64). Аристотель считал этот Ум
просто потенцией сущего (А61). Были намеки и на имманентность ума
бесконечной материи (А50).
и материи, которые назрели в последующей философии. Но одно обстоятельство
является вполне несомненным, и оно как раз имеет непосредственное отношение
к эстетике. Это - то, что ум есть принцип красоты и порядка во всем
существующем.
субъективный ум, но ум - как бытие, более того, как самое первоначальное и
основное бытие. Однако, поскольку досократика развивалась уже в качестве
критики объективной мифологии (на почве становления субъекта), черты легкого
субъективизма можно обнаружить и у философов этой эпохи. Есть они и у
Анаксагора, и, может быть, тут они даже несколько сильнее, поскольку "ум",
как бы он ни был объективен, по самому своему значению есть нечто
субъективное. Поэтому Анаксагор говорил своим друзьям, что (А28) "сущее
будет для них таковым, каким они его будут считать", а его верный
последователь Еврипид (фрг.1018) прямо заявил (А48): "Наш ум есть бог в
каждом из нас". И тем не менее не следует навязывать Анаксагору
субъективизм.
квалифицируемый у Дильса как подложный. Не будем доказывать его подлинность.
Содержание его таково, что он во всяком случае восходит к Анаксагору, не
принадлежа ему, может быть, буквально.
исследовании оказывается весьма прекрасной. Она доставляет покой старости,
не имеющей вовсе сил, и юности, которую окружают скорби, и отроческому
возрасту, чтобы он не мучился, не трудился, не строил, не насаживал и не
приготовлял для других [возрастов]. Она освобождает должника от кредиторов,
Доставалов Александр
Лукин Евгений
Семенова Мария
Прозоров Александр
Корнев Павел
Орлов Алекс