действия связей системы, в то же время самостоятельно бытийствуют в ней в
виде отдельного, качественно цельного явления, "предмета" наряду с другими.
В этой "бытийственности" и состоит проблема превращенной формы, которая
видимым (и практически достоверным) образом представляется конечной точкой
отсчета при анализе свойств функционирования системы в целом, представляется
как особое, не разлагаемое далее образование, как "субстанция" наблюдаемых
свойств. Такова, например, капитализированная стоимость в системе буржуазной
экономики, обнаруживающая "способность" к самовозрастанию. Это - типичный
случай иррациональной превращенной формы, когда вещь наделяется свойствами
общественных отношений и эти свойства выступают вне связи с человеческой
деятельностью, то есть вполне натуралистически. Если подобная объективная
видимость разрешается в системе связей, восстанавливаемых и прослеживаемых
методом восхождения от абстрактного к конкретному, то мы имеем дело с
содержательным исследованием превращенной формы, выводящим их как
необходимую форму "...проявления существенных отношений" (Маркс К., Энгельс
Ф. Coч., т. 23, с. 547) в условиях, когда последние накладываются одно на
другое и подвергаются искажению. Но самодостаточный, исчерпывающий себя
характер такого "проявления" должен быть сохранен анализом (со всей
парадоксальностью его бытийных эффектов), что предполагает расширение
объективного описания существенных отношений за счет учета в них той
области, где соизмеримы действие наблюдения и действие содержания наблюдения
(соизмеримы как части единого действия системы, включающей в себя
наблюдателя-субъекта). Тогда превращенные продукты действия могут быть
поняты с необходимостью, а само действие - описано полно. Особенность
превращенной формы, отличающая ее от классического отношения формы и
содержания, состоит в объективной устраненности здесь содержательных
определений: форма проявления получает самостоятельное "сущностное"
значение, обособляется, и содержание заменяется в явлении иным отношением,
которое сливается со свойствами материального носителя (субстрата) самой
формы (например, в случае символизма) и становится на место действительного
отношения. Эта видимая форма действительных отношений, отличная от их
внутренней связи, играет вместе с тем - именно своей обособленностью и
бытийностью - роль самостоятельного механизма в управлении реальными
процессами на поверхности системы. При этом связи действительного
происхождения оказываются "снятыми" в ней (как динамические закономерности -
в статистических, связи формирования образов сознания - в закономерностях
узнавания предметов, угадывания смысла и т.д.). Прямое отображение
содержания в форме здесь исключается.
наблюдателя) существующее извращение содержания или такая его переработка,
что оно становится неузнаваемым прямо. Но сама эта косвенная фигурация, не
являясь просто частью субъективного мира, от которой объективный анализ мог
бы отвлечься и которой он мог бы пренебречь в изображении "действительного
положения дела", выступает, напротив, как вполне самостоятельный, отделенный
в пространстве и времени предмет, "сущность", объективная роль которой как
раз на этом преображении и извращении действительного основана и которая
именно его делает неразложимым, индивидуально-цельным элементом самой же
системы. Субъект видит его как внеположенную данность бытия. И исследователь
обязан оперировать как фактами, как данностями (evidences), как
"действительным положением дела" тем, что видит или в принципе может видеть
этот субъект. Аргументы, касающиеся того, что стоит за этим видимым с точки
зрения исследователя, не имеют здесь значения, поскольку они не являются
описанием фактов. В этом смысле превращенная форма видения действия системы
изнутри ее самой есть объективированная ориентация сцепления в ней атомарных
сознательных актов, есть реально полагаемый вовне субъектов объект,
определяемый отношениями системы как целого и из них черпающий свою жизнь, а
не из акта понимающего индивида. Наоборот, для последнего самим этим
объектом (который как бы надстраивается над системой) индуцируется поле
понимания и возможного движения мысли, создается замкнутое горизонтом
пространство, которое в принципе может пробегать взгляд субъекта, а с другой
стороны, этим же объектом отбрасывается своего рода "тень" на различные
области системы - индуцируется зона принципиального непонимания, "мертвое
пространство", непроницаемое для луча сознания. Превращенные объекты
обладают особого рода существованием, несводимым к субъективным фикциям и
иллюзиям сознания. Но они существуют не в том же смысле, в каком существуют
так называемые "истинные" объекты науки; речь идет скорее о существовании,
подобном существованию условных и неизбежных фикций и символов типа (-1,
мнимых и иррациональных чисел в математике и т.п. Но в отличие от
конструктивного и условно-сознательного пути возникновения этих последних в
науке, превращенные формы существования возникают независимо от сознательных
намерений и идеальных мотивов действующего субъекта; они объективно (и с
необходимостью) индуцируются переплетением и возмущающим наложением друг на
друга различных связей системы в тех ее областях, где операции, задающие
субъект наблюдения, соизмеримы с действием предмета наблюдения. На уровне
превращенной формы завязываются уже новые отношения, конечным пунктом
отсылки которых являются она сама и ее неделимо-цельные явления.
видения системы "изнутри" и видения системы "извне", видимые эффекты и
кажущиеся зависимости системы. При разрешении последних в системе нельзя
просто отбросить точку зрения субъекта как ложную. Кроме значений истинности
или ложности, вводится еще значение "превращенности" (указанные косвенные
выражения не являются просто ложными, хотя и абсурдны, как абсурден "жареный
логарифм"). Термин "превращенность" - термин в языке исследователя, а не в
предметном языке самой системы, включающей в себя наблюдателя, но он
позволяет принять образования этого языка в теорию, дополняя их
феноменальность содержательными выкладками в составе единого, полного и
непротиворечивого описания. С учетом такой двойной связи и допуская
несводимость значения "превращенности" к альтернативным значениям истинности
или ложности, можно построить способ содержательного сведения превращенных
образований и их выведения из реконструируемых истинных состояний и событий
системы, способ, позволяющий установить естественную жизнь превращенных
объектов или, что то же самое, восстановить объективность описания системы
(преодолевая не только так называемое "феноменологическое препятствие",
обязывающее нас считаться с внутренним переживанием системы, но и формализм
структуралистского подхода).
новые явления, дополнительные "формы жизни" предмета. Хотя действительная
жизнь таких форм определяется этим взаимодействием, они, становясь особым
элементом системы, представляются готовыми предпосылками, исходными
причинами всего движения целого. Например, в экономической системе денежная
форма является превращенной товарной: в превращенном виде самовозрастание
денежной суммы оказывается внутренне идеальной формой и побудительным
мотивом всего движения. Но превращенная форма не обязательно должна быть
иррациональной: в такой объективной видимости (кажимости), как движение
Солнца и планет вокруг Земли, нет никакой иррациональности, как нет ее и в
функционировании знаковых культурных систем - превращенной форме
содержательной работы сознания. Иррациональность вкрадывается в превращенное
выражение лишь при определенных условиях (например, при самоотчуждении
человека в его деятельности, отрыве ее общественного богатства и форм от
личного содержания труда). На примере видимого движения Солнца хорошо
иллюстрируется отличие классической категории "явление" от "явления" в
смысле превращенной формы. Для астрономической науки это движение есть
явление в гносеологическом смысле: оно берется лишь как материал наблюдения,
из которого заключают о законах действительного движения, а затем объясняют
и сам видимый эффект. Превращенной формой это движение является лишь в
системе общественно-практической жизни, превратившей небо в свой "орган"
(практического измерения, ориентации в пространстве и времени и т.д.). Форма
проявления видимого движения - как "очеловеченный элемент" природы,
овеществленное представление, ставшее знаком социальных, жизненных значений,
- функционирует здесь нерасчлененно и независимо от сочетания приведших к
ней связей. Она служит исходным регулирующим, "программирующим" моментом в
целом комплексе человеческих реакций, которые срабатывают помимо любого
знания того факта, что это Земля движется вокруг Солнца, а не наоборот.
совершенно невозможные вещи, абсурды, жареные логарифмы, но они - часть
реальности. И принимаются реально - независимо от своей абсурдности в
качестве конечных и далее неразложимых посылок. Люди среди них - как рыбы в
воде, они - привычный, само собой разумеющийся (и незаметный - как не видят
воздуха и не ощущают его давления) эфир жизни, пронизанный вполне
рациональными построениями, переработками и связками, и никому нет никакого
дела до опосредующей роли этих исходных форм и посылок, никому не нужно
восстанавливать их в качестве таковых (т.е. в качестве форм,
свидетельствующих о чем-то другом и это другое опосредующих, обозначающих).
Наоборот, начиная с иррационального выражения как пункта, за которым
полностью вытеснено, "утоплено" то, что им обозначается рационально,
существует и проявляется совершенно четкая тенденция к "образованию систем"
(Systemenbildung, в смысле Фрейда) - вполне связных, последовательных и
логичных. Такой вторичной рациональной системой оказывается, например,
функционирование товарного производства, хотя оно и содержит в себе глубоко
фетишистские посылки. Такой системой является и психоневроз как внутренне
связная и осмысленная форма поведения - он вполне логичен и последователен,
если принять его онтологические посылки. В систематической связи
развертывается и движется заколдованный и завороженный, на голову
поставленный мир, обильно населенный чудесами и привидениями, которые при
этом вступают в жесткие и логичные связи, стоит только принять в качестве
естественной отправную точку этого мира. Все в нем принимает отличную от
Буркатовский Сергей
Контровский Владимир
Пехов Алексей
Мороз Александра
Шилова Юлия
Белогорский Евгений