и смотрел на похабные лица надзирателей. Я вглядывался в них, потом спросил,
откуда сами они родом? Смоленский. Вятский. С Урала. Крестьяне? Крестьяне...
Чего с земли снялись? Вы же не призывные.
поэтому они, как самые сознательные и трудолюбивые колхозники, должны взять
винтовки в руки и идти на курсы надзирателей. Ну, а то, на что вы смотрите,
интересно? - спрашиваю. За всех ответил главврач:
и вообще все враги народа.
забор. Пусть совокупляются по-человечески. За демографический взрыв будете
отвечать лично вы. Развели тут бордель! Колониалисты, фашисты, капиталисты и
поме щики не позволяли себе измываться над первичными человеческими
инстинктами. Вы же не только позволили, но и рыла свои осклабили. Доложу
Берия! Всех перестреляю!
помнит, в отличие от вас, гражданин Гуров.. Двое зеков держали его на руках,
прижимая к забору Я поначалу не понял, что безногий и безрукий обрубок с
совершенно голым черепом - ваш папашка. Это ему принадлежал самый длинный
хер. Папашка силился получить удовольствие Я подумал, что вид мужиков,
отфавлявших нужду в бабах был не так унизителен, беспомощен, жалок, не так
разрывал сердце, как вид суетившихся перед забором женщин неловко
совершавших мужские телодвижения и, возможно ухарски воображавших себя в эти
минуты сильными, страстными, горячими мужиками. Внешне во всяком случае
извращение человеческой природы меньше чувствовалооь в зоне мужской, а не в
женской...
ответственности за это извращение и принуждение к извращению его чудесная
идея не несет и нести не может, ибо на ее знаменах, орошенных кровью рабочих
и крестьян, не написано ничего такого, что обещало бы образование дырок в
проклятом и бедном лазаретном заборе. Несерьезно. Но если оценивать
способность идеи к самозащите, то талантливо. Сатана ведь хитер.
его в брюки, я сообразил, что это - йонятьев~.. А зэки сами бросились и
дыркам, наверно, по второму разу, но и их уже торопили пляшущие от нетерпбжа
худые, бледные люди в больничных халатах. Изможденные, импотенты и
старикашки смотрели на них в сторонке снисходительно и с некоторым
превосходством, как временно или невсегда бросившие пить смотрят на
соблазненных знакомым пороком. Четверо из их числа снова подхватили папашку
и всунули в дыру непадавший член.
жив! Но и туда же лезет! Вот - порода! Вот - сила!
Гуров. Неужели молчит сейчас ваше сердце? Мое ведь и то тогда дрогнуло. А
когда до меня дошло, что он от шоков потерял речь, я понял, что с него
хватит. Узнав меня, он взмолился глазами: убей, Рука, убей!..
буду сейчас мешать вашей встрече. Побудьте наедине. Поскольку, если повезет,
если простят, мне тоже предстоит встреча и ответ перед Иваном Абрамычем, я
пойду и сделаю кое-какие распоряжения относительно замета всех следов. Так
что к приезду сюда ваших родственников, гражданин Гуров, все будет убрано,
вынесено, прибрано и приведено в полный порядок. Вам останется разыграть
обобранного богатея с сердечным приступом и успокоить всех, что на их век
хватит еще у вас деньжат и антиквариата.
внуку, в присутствии отца и приемной мамаши, я вас укокошу, а дом сожгу.
Укокошу вас не я лично. Мне нельзя. У меня последний шанс и завтра - день
рождения... Между прочим, к вам, кажется, рвутся Трофим и Трильби. Почуяли
некий поворот судьбы. Почуяли, что не от вас, а от меня разит теперь
мертвечиной... Рябов! Впусти тварей бедных!... Ишь ты! Ишь ты! Как папашку
вашего обнюхали удивленно. Ласкайтесь. Повсхлипывайте. Есть над чем. И
думайте. Думайте. Ровно через десять минут я приду за ответом.
67
спрашивал Понятьева, иначе прожил бы я свою жизнь, если бы мне ее по
волшебству возвратили и посадили обратно в детдомовский кандей с
отмороженными навек яйцами, я бы не стал ничего отвечать. Я связал бы
дежурного, оглушив его кулачиной, и это было бы мое последнее касательство
до плоти человека. Я пробрался бы, закосив юродство, в уцелевший монастырь и
молился бы ежеденно и еженощно за мой взбесившийся, изнасилованный,
замордованный, страдающий, ослепленный и любимый народ. Я молился бы
страстно за его исцеление и вознесение над обидой за насилие, сохранение
достоинства и понимание смысла страдания, я молился бы, постясь, чтобы чище
была моя молитва, за его душевные прозрения и сопротивление ожесточению... Я
и теперь молюсь за все это.
мстительных усилий. Мне хочется по-детски, от слабости душевной, свалить
вину на своего бессмертного приятеля графа Монте-Кристо, ибо зла натворил я
намного больше, чем добра, и жизни во мне осталось так мало, что думается
сейчас: не угас ли в ладонях моих уголек, не остывает ли в них пух пепла?
Имею ли я право, собственных грехов не замолив, печься за других, за тех,
кто чище, выше и праведней меня стократ? Не имею. Я молюсь сейчас коротко и
ясно за прозрение слепых, но сильных, злых, но не ведающих, что творят,
восхищенных искусственной звездочкой, но заплевавших звездность души, за
тех, кто душит дар Божий - свободу, но сам кандальный раб миражей в
сатанинской пустыне...
согласится. Нельзя не согласиться за такую цену. Но когда он согласится, и я
полечу. .. неизвестно куда, скорей всего в тартарары, потому что, если Бог
простит, то отец заупрямиться может, он упрямым до вредности иногда мужиком
бывал, сам потом проклинал себя за упрямство, но мать прощала и вот: смотрю
- они уже сидят на завалинке, семечки щелкают, и мать отцу говорит: "Дурак
ты все же, Ваня, хоть и головаст". "Верно. Говнист. В кого бы это?" -
смеясь, отвечал отец. Так что не знаю, заупрямится он или нет, но когда я
полечу, ты заплати за меня Гурову сполна. Нельзя, чтобы вышел он сухим,
падлина, из воды. Ты тело мое сразу отправь, куда следует, а родственников
этих двух типов вызови самолетом, и пусть они все посидят, посто и посмотрят
друг на друга, и череп Скотниковой пусть скалится на них, и Понятьев мычит
пускай на сына, косясь одним глазом на программу "Время", где будет репортаж
о проводах представителей иностранных компартий, и где он сам вполне мог бы,
при своем скорпионном здоровье, лобызаться троекратно с Гусаками,
Корваланами, Цеденбалами Холлами и прочими амбалами. Если Гуров выдержит
свиданку - ты уж шлепни его. Возьми грех на душу, а я там похохочу, как
ловко я его, паскуду, уделал в игре. Пусть Федя узнает, что мать его
стукачка гнойная и многолетняя. Пусть он все узнает о деде и прадеде. Пусть
узнает. Он должен знать все язвы всей волчанки мира, ибо призван его
исцелять... Так... Что еще? Каша у меня какая-то в голове. В душе чище
гораздо и проще... Пленки сожги. Папочку я сам в огонь кину... Вы все
обеспечены и свободны. Делайте свое дело, сообразуясь только с совестью и
высшим долгом. Моя жизнь вас кое-чему научила. Не проболтайтесь по пьянке, в
какой сногсшибательно-романтической операции вам пришлось участвовать.
Крупно погорите.
Сядьте там на ту колодину, врежьте за помин моей души по стаканчику,
закусите, посмотрите вокруг на эту землю, посмотрите и налейте еще и
скажите: "Слава Богу!" Помолитесь, разумеется... Нелегко мне было. Впереди
еще трудней, но это все-таки - путь. Путь... Но что же тогда то, что я
прошел, проканал, прокандбхал? Жизнь... Жизнь... А это - путь. Завещания я
не оставил. Незачем привлекать к кому-либо внимание. Возможно, я чего-нибудь
не учел, что-то позабыл. Немудрено. Сам додумаешь. В комитете на Гурова не
заведено никакого дела... Я для них в отпуске. Инсульт для полковников вроде
меня - смерть легкая и почетная... Ну, я пошел к Гурову.
68
легкий - и несите.. . Вот так. Поухаживайте... Давайте уж, помогу...
Сейчас будет передача про бои труда и капитала в Америке. Но о чем я,
идиотина, думаю в эту минуту? Чего ты уставился на меня, Понятьев, своими
крысиными глазками? Чему ты радуешься? Чего ты хохочешь? Ты думаешь, что
загнал меня в конце концов в угол? Киваешь... Ваше слово, гражданин Гуров...
ожидал... Принимая решение, вы исходили из собственных интересов или успели
поболтать с отцом в сортире? Впрочем, и раньше было у вас время
сговориться... Из собственных интересов... Так... Ответ ваш окончательный
или будем торговаться?..
Есть шанс у меня и шанс у вас... рискуйте. Вы не раз рисковали... Вас
устраивает встреча над гробом? Нет... Но и убивать вы меня не хотите... Вы
на коленями умоляете меня, как религиозного человека, о ничьей? Правильно я
вас понял? .. Правильно. Но это смешно. Смешно. Так дело не пойдет. Вы
посмотрите на папашку! Он ведь и над вами хохочет. Он сейчас счастлив, что
оба мы в тупике! Счастлив, Понятьев? Счастлив, и этого не скрывает. Вы