read_book
Более 7000 книг и свыше 500 авторов. Русская и зарубежная фантастика, фэнтези, детективы, триллеры, драма, историческая и  приключенческая литература, философия и психология, сказки, любовные романы!!!
главная | новости библиотеки | карта библиотеки | реклама в библиотеке | контакты | добавить книгу | ссылки

Литература
РАЗДЕЛЫ БИБЛИОТЕКИ
Детектив
Детская литература
Драма
Женский роман
Зарубежная фантастика
История
Классика
Приключения
Проза
Русская фантастика
Триллеры
Философия

АЛФАВИТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ КНИГ

АЛФАВИТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ АВТОРОВ

ПАРТНЕРЫ



ПОИСК
Поиск по фамилии автора:


Ðåéòèíã@Mail.ru liveinternet.ru: ïîêàçàíî ÷èñëî ïðîñìîòðîâ è ïîñåòèòåëåé çà 24 ÷àñà ßíäåêñ öèòèðîâàíèÿ
По всем вопросам писать на allbooks2004(собака)gmail.com



тазов: пусть поскользнется на доброе здоровье и будет ему сюрпризец из
холодной воды. Оливейра ничего не сказал, но позволил ему это сделать и,
когда плевательница с водой была поставлена на свое место, принялся
наматывать черную нитку на ручку двери. Потом протянул эту нитку к
письменному столу и привязал ее к спинке стула; стул, поставив на две ножки,
наклонил и прислонил к столу; если дверь открывали, стул падал.
Восемнадцатый вышел в коридор прорепетировать, а Оливейра поддержал стул,
чтобы он не загрохотал. Ему уже начинало надоедать дружеское участие
Восемнадцатого, который то и дело прикрывал свои недоброй красоты глаза и
все хотел рассказать, как он попал в клинику. Правда, довольно было
приложить палец к губам, как он пристыжено замолкал и застывал минут на пять
у стены, но все равно Оливейра подарил ему непочатую пачку сигарет и сказал,
чтобы он отправлялся спать да не попадался на глаза Реморино.
-- Я останусь с вами, доктор, -- сказал Восемнадцатый.
-- Нет, ступай. Я постараюсь обороняться как можно лучше.
-- Вам не хватает бум-пистоля, я уже говорил. Набейте побольше
гвоздиков, нитки лучше всего привязывать к гвоздикам.
-- Так и сделаю, старик, -- сказал Оливейра. -- Иди спи, спасибо тебе
большое.
-- Ладно, доктор, а вам желаю, чтоб все получилось как надо.
-- Чао, спокойной ночи.
-- Обратите внимание на роллерманы, они не подведут. Пусть лежат, как
лежат, увидите, что будет.
-- Хорошо.
-- А если все-таки захотите бум-пистоль, только скажите, у
Шестнадцатого есть.
-- Спасибо. Чао.
В половине четвертого Оливейра закончил натягивать нитки. Восемнадцатый
унес с собой все слова или, во всяком случае, эту затею -- то и дело
взглядывать друг на друга или тянуться за сигаретой. Странно было почти в
темноте (потому что настольную лампу он накрыл зеленым пуловером, который
потихоньку оплавлялся на огне) ходить, точно паук, из конца в конец с нитями
в руках, от кровати к двери, от умывальника к шкафу, зараз натягивая пять
или шесть нитей и изо всех сил стараясь не наступить на роллерманы. В конце
концов он оказался загнанным в угол между окном, письменным столом (стоящим
справа, у скошенной стены) и кроватью, придвинутой к левой стене. Между
дверью и последней линией обороны тянулись сигнальные нити (от дверной ручки
-- к стулу у письменного стола, от дверной ручки -- к пепельнице с рекламой
вермута "Мартини", поставленной на край умывальника, и от дверной ручки -- к
ящику комода, забитого книгами и бумагами и выдвинутого почти до отказа);
тазы с водой образовывали два неровных защитных ряда, которые шли от левой
стены к правой, другими словами, первый ряд тянулся от умывальника к комоду,
а второй -- от ножек кровати к ножкам письменного стола. Свободным оставался
только небольшой, не больше метра, промежуток в последнем ряду тазов, над
которым были натянуты многочисленные нити, и стена с открытым окном во двор
(лежавший двумя этажами ниже). Сидя на краю письменного стола, Оливейра
закурил новую сигарету и стал смотреть в окно; потом снял рубашку и сунул ее
под стол. Теперь уже не попьешь, хоть жажда и мучила. Так он и сидел в одной
майке, курил и смотрел во двор, ни на миг не забывая о двери, даже когда
забавы ради целился окурком в клеточки классиков. И не так уж плохо было,
хотя край стола, на котором он сидел, был каменно твердым и от пуловера на
лампе противно пахло паленым. В конце концов он погасил лампу и увидел, как
стала вырисовываться фиолетовая полоска под дверью, а значит, когда Тревелер
подойдет к двери, его резиновые тапочки перережут фиолетовую полоску в двух
местах, другими словами, он, сам того не желая, даст сигнал о начале атаки.
Едва Тревелер откроет дверь, должны произойти различные вещи, а может быть,
и еще много других. Первые -- механические и роковые -- произойдут в силу
глупой зависимости действия от причины; стул зависит от нитки, дверная ручка
-- от руки, рука -- от воли, воля -- от... Затем следуют вещи, которые могут
случиться, а могут и не случиться, в зависимости от того, как падение стула,
разлетевшаяся в осколки пепельница, грохот комодного ящика -- как все это
подействует на Тревелера, да и на самого Оливеиру, потому что теперь -- и он
прикурил новую сигарету от окурка, а окурок швырнул вниз, целясь в девятую
клетку, но окурок упал в восьмую и отскочил в седьмую, дерьмовый окурок, --
теперь, должно быть, пришел момент задать себе вопрос: что он будет делать,
когда откроется дверь и полкомнаты полетит к чертовой матери, а Тревелер
глухо вскрикнет, если только он вскрикнет и если вскрикнет глухо. Пожалуй,
он сделал глупость, отказавшись от бум-пистоля, потому что, кроме лампы,
совсем легонькой, и стула в углу у окна, не было никакого оружия для защиты,
а с одной только лампой и стулом далеко не уедешь, если Тревелер прорвет две
оборонительные линии из тазов и благополучно не наступит на роллерманы.
Однако едва ли ему это удастся; вся стратегия строилась именно на этом:
оружие обороны не могло быть в точности таким же, как и оружие нападения. К
примеру, нитки должны ужасно подействовать на Тревелера, когда он будет в
потемках продвигаться вперед, чувствуя, как все возрастает слабое
сопротивление лицу, рукам и ногам, а в нем самом зарождается непреодолимое
отвращение, какое испытывает человек, попав в паутину. Даже если в два
прыжка он оборвет все нити, даже если не попадет ногой в таз с водою и не
наступит на роллерманы, то, оказавшись у окна, он и в полутьме узнает
фигуру, неподвижно сидящую на краю стола. Мало вероятно, что он доберется
сюда, но, если все-таки доберется, у Оливейры, без сомнения, совершенно не
будет надобности в бум-пистоле, и не потому, что Восемнадцатый сказал ему о
гвоздиках, а потому, что встреча будет не такой, какой, возможно,
представляет ее Тревелер, но совершенно иной, какой и он сам не способен
вообразить, однако знает так же хорошо, как если бы он это видел или
пережил: черная масса катит извне, он это знает, не зная, и вот она,
невычисленная невстреча между черной массой -- Тревелер и тем, что сидит
сейчас на краю стола и курит. Как бы явь против сна (часы сна и яви, сказал
кто-то однажды, пока еще не слились воедино), но говорить: явь против сна --
означало окончательно согласиться с тем, что нет никакой надежды на
единство. А могло случиться, что, наоборот, приход Тревелера стал как бы
крайней точкой, из которой можно было еще раз попытаться совершить прыжок от
одного к другому и одновременно от другого к этому, первому, прыжок этот
вовсе не был бы столкновением, Оливейра был убежден, что территория-Тревелер
не могла достичь его, даже если бы на него навалились, били бы его и сорвали
с него майку, если бы плевали ему в глаза и в рот, выламывали бы руки, а
потом выбросили в окно. А поскольку бум-пистоль ничего не значил против
территории, так как, если верить Восемнадцатому, представлял собой что-то
вроде рожка для обуви, то чего стоили нож-Тревелер или кулак-Тревелер;
несчастный бум-пистоль, не в силах он сократить несокращаемое расстояние
между двумя телами в момент, когда одно тело решительно отвергает другое, а
то, другое, отвергает это, первое. А вдруг Тревелер и на самом деле может
убить его (ведь почему-то сохло у него во рту и противно потели ладони),
однако все в нем восставало против этого предположения, в конце концов, не
убийца же тот. Но даже если и так, лучше думать, что убийца -- не убийца и
что территория -- не территория, лучше преуменьшить, принизить и недооценить
территорию, чтобы результатом всей этой свистопляски была бы только
вдребезги разлетевшаяся пепельница и иные мелкие неприятности. Если во что
бы то ни стало (борясь со страхом) стоять на этом, во враждебном
столкновении с территорией оборона оказывалась лучшим нападением и самый
страшный удар наносился не острым лезвием, а слабой нитью. Однако к чему все
эти метафоры в глухую ночную пору, когда единственно разумным было нелепое
безотрывное наблюдение за фиолетовой полоской под дверью, этой температурной
шкалой территории.
Без десяти четыре Оливейра выпрямился, подвигал затекшими плечами и
пересел на подоконник. Приятно было думать, что если ему повезет и он
сегодня ночью сойдет с ума, то территорию-Тревелер можно будет считать
полностью ликвидированной. Это решение никак не согласовывалось с его
гордыней и его намерением противиться любой форме сдачи. И все-таки --
только представить себе, как Феррагуто вносит его имя в список пациентов,
как вешает на дверь номер и вставляет глазок, чтобы подглядывать за ним по
ночам... И Талита станет приготовлять ему облатки в аптеке и ходить через
двор с величайшей осторожностью, чтобы не наступить на клетки классиков,
чтобы никогда больше не наступать на классики. А что говорить о Ману,
бедняга, он будет в полном отчаянии от собственной неловкости, от своей
дурацкой затеи. Сидя на подоконнике спиной к улице и опасно раскачиваясь,
Оливейра почувствовал, что страх проходит и что это плохо. Он не отрывал
глаз от фиолетовой полоски, и с каждым вздохом в него входило радостное
успокоение: наконец-то без слов, безо всего, что хоть как-то было связано с
территорией, и радость состояла именно в этом -- чувствовать, как территория
отступает. Не важно, как долго это будет длиться, с каждым вздохом жаркий
воздух мира примирялся с ним, как уже не раз бывало в его жизни. И не надо
было курить, на несколько минут он заключал мир даже с самим собой, а это
было все равно, что упразднить территорию, или выиграть битву без боя, или,
проснувшись среди ночи, снова захотеть спать, все равно что оказаться там,
где смешивались первые воды яви и сна и делалось ясно, что нет больше разных
вод; и что было плохо, разумеется, все это непременно будет нарушено:
внезапно два черных отрезка перекроют фиолетовую полоску света и в дверь
нудно поскребутся. "Ты этого хотел, -- подумал Оливейра и соскользнул на
пол, к столу. -- Останься я там еще миг -- и я бы упал головой прямо на
классики. Ну входи же скорее, Ману, ты же не существуешь, или не существую
я, или оба мы с тобой такие дураки, что верим во все это и сейчас убьем друг
друга, брат, на этот раз окончательно, хлоп -- и конец котенку".
-- Ну входи же, -- повторил он вслух, но дверь не открылась.
По-прежнему тихонько скреблись, и, наверное по чистому совпадению, внизу
кто-то стоял у фонтана -- женщина, она стояла к нему спиной, длинные волосы,
бессильно упавшие руки, а сама поглощена созерцанием водяной струйки. Ночью,
да еще в темноте, она вполне могла оказаться Магой, или Талитой, или любой
из здешних сумасшедших и даже Полой, если взяться настойчиво думать о ней.
Никто не мешал ему смотреть на женщину, стоявшую к нему спиной, даже если бы



Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 [ 70 ] 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116
ВХОД
Логин:
Пароль:
регистрация
забыли пароль?

 

ВЫБОР ЧИТАТЕЛЯ

главная | новости библиотеки | карта библиотеки | реклама в библиотеке | контакты | добавить книгу | ссылки

СЛУЧАЙНАЯ КНИГА
Copyright © 2004 - 2024г.
Библиотека "ВсеКниги". При использовании материалов - ссылка обязательна.