Чтение 70–й страницы книги ~Эра Милосердия~

- Ух ты!- фыркнул Жеглов, тоже расплываясь в милой добродушной
улыбке.- В зубах?

Эко ты, брат, загнул... да-а...- Он повернулся ко мне, кивнул на
Фокса:- Нахал парень, а, Шарапов? Тебе небось таких еще видеть не
приводилось?

Я помотал головой, а Жеглов заговорил тихо, совсем тихо, но в голосе
его было такое ужасное обещание, что даже мне не по себе стало, а уж
Фоксу, надо полагать, и подавно.

- Значитца, так, Шарапов,- сказал Глеб Жеглов.- Этот - добыча твоя.
Твоя, и не спорь. Посему отдаю тебе его на поток и разграбление. Делай с
ним что хочешь, веревки из него вей - разрешаю. Мордуй его, обижай и
огорчай сколько влезет, потому что он сам душегуб, ни совести в нем, ни
сердца, ни жалости. Дави его, Шарапов, в бога, в мать и святых
апостолов, пусть от него, гада, мокрое место останется... Пошли, орлы!

И он поднялся, за ним пошли наши ребята, но в дверях, около Фокса,
Глеб остановился и сказал ему:

- Одна у тебя на этом свете надежда осталась - Шарапов за тебя
заступится. Но для этого надо очень сильно постараться. Понял, бандит? -
И, не дожидаясь ответа, вышел.

Фокс посмотрел ему вслед, покачал головой и спросил:

- Он что, псих?

- Нет,- ответил я коротко, глядя на его руки - сильные, красивые,
смирно лежащие на коленях, с длинными холеными ногтями на мизинцах - и
думая о том, что же он успел ими натворить в своей жизни. А Фокс, будто
догадавшись, сказал доверительно:

- На руки мои смотрите? Руки артиста!.. К сожалению, жизнь моя пошла
по другому пути...

Манжета на правом рукаве его рубашки была разорвана, и я увидел
начало татуировки. Я подошел, довольно бесцеремонно завернул рукав и
прочитал наколку:

"Кто не был - побудет, а был - не забудет".

Фокс улыбнулся и пояснил:

- Ошибки молодости. Пришлось побывать и запомнить навсегда. Чтобы не
повторять...

- Вы работаете? - спросил я хмуро.

- Конечно,- живо отозвался он.- Как говорится, кто не работает, тот
не пьет... Я снабженец на сатураторной базе...

- А в свободное от снабжения время?

- Буду с вами совершенно откровенен - я играю. На бильярде, в карты,
в "железку"

- все равно, лишь бы играть. Иногда это мне дорого обходится, но...
страсти бушуют! Лишь бы не связываться с Уголовным кодексом - ибо я
честный человек, даже не по воспитанию, а по рождению! И теперь это
неожиданное задержание!

Помилуйте, что же это такое делается?!

Я как можно спокойнее спросил:

- А зачем же вы стекло в "Савое" выбили? От нас зачем убегали?

Он поморщился, как от горькой пилюли:

- Избыток впечатлительности, черт знает что! Мне показалось, что ваш
приятель - или начальник, бог его ведает,- ну, в общем, он внешне очень
похож на одного головореза, которому я, к несчастью, програлся в карты.
Он предупредил, что если я не отдам долга, он меня зарежет - подумать
только!- Фокс закурил, пустил в потолок замысловатую струю дыма,
закончил:- Когда я вашу компанию увидел, до ужаса, до беспамятства
перепугался и стал спасаться любой ценой... Я, конечно, готов уплатить
за витрину ресторана и принести свои извинения Марианне, но...

ваш начальник что-то такое, простите, нес, что в голове не
укладывается - это насчет того, что я душегуб, что вы меня раздавите и
так далее. Здесь хоть и МУР, но все-таки учреждение, а не малина. Я
хотел бы знать, что он имел в виду...

Зазвонил телефон. Эксперт научно-технического отдела Сапожников
быстренько сверил свежую дактилограмму Фокса с контрольными материалами
и теперь спешил выложить мне ворох новостей: отпечаток на бутылке
"кюрдамира" соответствовал безымянному пальцу левой руки Фокса;
отпечатки на карасе - ломике, который мы нашли в ограбленном магазине,-
оставил он же, только правой рукой. Фокс что-то говорил мне, но я его
почти не слушал, только прикидывал, что еще надо для формы проверить,-
по сути, картина была мне уже ясна.

Пришел эксперт Родионов. Он принес в фаянсовой баночке какое-то
вязкое вещество розового цвета, стеклянными палочками извлек катышек
вроде небольшой картошины и вопросительно посмотрел на меня.

- Что надо делать? - спросил я.

С опаской поглядывая на Фокса, Родионов сказал:

- Пусть он откусит половину массы...

Фокс гордо воздел плечи:

- Это еще что такое?

Эксперт заверил:

- Да вы не беспокойтесь, это безвредно...

- Кому безвредно, а мне, может быть, вредно,- сказал Фокс сварливо.

- Да бросьте выламываться, Фокс,- сказал я ему.- Если вы честный
человек, как утверждаете, вы охотно подвергнетесь проверке, так ведь?

Фокс, видимо, не совсем понимал значение опыта, который мы
производили, но и роль портить не хотел, поэтому небрежно взял
"картошину" и с гримасой отвращения перекусил ее, вытолкнув изо рта
остаток массы на стол. Родионов поколдовал немного над ней и спустя
две-три минуты подозвал меня; на столе рядом с контрольным образцом
лежал гипсовый оттиск откуса от шоколада из квартиры Ларисы Груздевой.

- Он самый, вот поглядите...- сказал Родионов, но я уже и без него
видел, что следы зубов одинаковые: щель между передними резцами, поворот
их по сравнению с остальными зубами, размер.

Я похлопал эксперта по плечу, мы поулыбались друг другу, и он ушел, а
я стал рассматривать сберегательную книжку Фокса. Двести шестьдесят семь
тысяч рублей на ней было! И я сказал:

- Четверть миллиона с гаком... М-да-а... Это все с базы
сатураторной... или из бильярдной, а?

Фокс поерзал немного или сделал вид, что поерзал, открыто, по своему
обычаю, улыбнулся и сказал:

- У вас, товарищ Шарапов, лицо доброго и милого человека. Оно
располагает к откровенности...

Знаю я прекрасно, какое у меня лицо и к какой откровенности оно
располагает. Нос мой курносый особенно или гляделки крохотные. Ну-ну,
пой пташечка, пой... Я широко улыбнулся и вопросительно посмотрел на
Фокса. А он сказал:

- Поэтому я буду с вами совершенно откровенен. В моем возрасте
мальчишество - штука стыдная, конечно... Но я холост, люблю встречаться
с женщинами, а женщины, что бы там ни говорили идеалисты, любят людей
богатых... А я нищий. Да-да, не удивляйтесь, я нищий служащий, только
удача на зеленом сукне позволяет мне изредка сводить свою даму в
ресторан...

- А четверть миллиона? - напомнил я.

- Момент, все объясню. Женщина предпочитает, как это ни печально,
жадного богача щедрому нищему. Да-да-да! Поэтому любая раскрывает
объятия человеку, у которого на книжке больше четверти миллиона.
Неважно, что он прижимист, как я, она рассчитывает своими прелестями
заставить его раскошелиться...

Я почувствовал, как волна холодной, просто-таки леденящей злобы
подкатилась у меня к горлу: я вспомнил Шурку Баранову, катающуюся по
полу на кухне, а потом сразу же - Варю, огромные ее нежные глаза - этот
мерзавец своими словами пачкал их, оскорблял, даже не подозревая об их
существовании. И нечаянно для самого себя я крикнул:

- Ну-ну, вы потише тут насчет женщин распространяйтесь! Привыкли с
продажными...

Фокс перебил меня:

- Да что вы, товарищ Шарапов, я далек от обобщений! Разумеется, я
говорю о своих знакомых...

- Давайте-ка лучше к делу. Что там с вашими миллионами?

- А ничего,- спокойно сказал Фокс.- Нет никаких миллионов. Фикция. К
предыдущему вкладу в сто рублей я приписал следующую строчку. Проверьте
- и узнаете, что, к великому моему сожалению, в сберкассе числятся
только сто рублей...- И он широко развел руками, извиняясь вроде за свое
легкомыслие.

А я ему поверил. Сразу поверил, даже проверять не стал, потому что
все мне стало ясно, все его действия паскудные. И сам он сделался мне
неинтересным и противным, как будто я ненароком мышь раздавил. Но
арестованного не бросишь, как надоевшего попутчика в купе, и я ему
сказал, чуть ли не зевая - мне в самом деле вдруг очень сильно
захотелось спать:

- Ты не только снабженец и картежник, Фокс. Ты бандит и убийца. Ты
убил Ларису Груздеву, сторожа в магазине на Трифоновской и еще за тобой
достаточно всякого водится. За все это ты ответишь. Дай только срок,
приедет следователь прокуратуры товарищ Панков, он это дело ведет, и
будешь ты мертвее всех своих покойников, понял? Он все оформит, будь
спок...

В лице немножко изменился Фокс, но так, самую малость, уставился в
окно, сказал без всякого волнения:

- Во-он чего! Клепальщики вы известные, зайцу волчий хвост пришьете,
не то что человеку дело...

Я опять разозлился:

- Ты на моих товарищей суп не лей, они из-за таких, как ты, сволочей,