Чтение 70–й страницы книги ~Панкрат~

***

Президент проводил командующего и генералов до двери, затем вернулся к столу, за которым они все вместе только что сидели и беседовали, встал рядом со своим креслом и, опершись на его спинку, задумался. Его взгляд блуждал по руинам домов за окном кабинета, когда-то принадлежавшего председателю горисполкома. Серое небо, темные тучи, наползающие откуда-то из-за горизонта, и непрерывно моросящий дождь в сочетании с пустынным, заброшенным послевоенным ландшафтом оставляли более чем удручающее впечатление.

Все это навевало грустные мысли о безысходности. О том, что войну не
выиграть, и все, что можно еще сделать, это выйти из игры, не потеряв
лица. На это во время их последних встреч неоднократно намекал
чрезвычайный и полномочный посол Штатов Джон Лэкхард.

Президент вздохнул, взял со стола чашку с остывшим кофе, отпил
небольшой глоток горькой, очищающей сознание жидкости. Его губы сами
раздвинулись в улыбке, той самой, которую россияне уже привыкли видеть
на экранах телевизоров - чуть скептической улыбке уверенного в себе
человека, на собственном опыте изучившего, что по чем в жизни...
Светло-серые глаза (о таких принято говорить - стального цвета)
остались, впрочем, холодными и серьезными.

Тогда он ответил послу, что у самих американцев рыло в пуху по самые
подмышки, и после Боснии не им судить о российской политике. Разумеется,
ответил неофициально, и этот ответ никоим образом не мог попасть в
газеты.

Президент умел бороться с невеселыми думами. Придя на самый высокий
государственный пост из небезызвестного силового ведомства, он хорошо
контролировал свои ощущения и мысли, а также умел избавляться от
нежелательных, мешавших работе. Стрессы и депрессии были ему неведомы,
он их никогда не испытывал.

Президент опустился в кресло, расслабился на четыре счета и глубоко
вдохнул, концентрируя внимание на точке чуть пониже солнечного
сплетения. Медленно выдохнул и вдохнул снова, представляя, как тело
наливается силой и отваливаются от него, словно сухая глина, все
удручающие размышления и чувства.

Через пять минут он был предельно собран, готов к работе и даже
выглядел отдохнувшим. Открыв лежавшую на столе тонкую папку из черной
кожи, он вынул из нее листок с текстом с двух сторон (на второй странице
- до середины). Это был текст речи, которую ему предстояло произнести
завтра на церемонии вручения правительственных наград солдатам,
отличившимся в чеченской войне.

Президент вынул ?паркер? в титановом корпусе с позолоченным пером и
начал вычитывать обращение. Конечно же, он сам не писал его, как и
многие другие тексты выступлений, заявлений и прочей официальной
болтовни, но перед тем, как озвучивать написанное, он не ограничивался
простым прочтением, а, как правило, всегда вносил в текст какие-то свои
правки. Он был неплохим психологом, владел умением адаптировать текст к
особенностям аудитории, будь то депутаты в Думе или шахтеры, мог
блеснуть непринужденным экспромтом в ответ на неожиданный поворот
разговора. Президент уже не раз выступал и перед солдатами. Кроме этого,
он посещал маневры, присутствовал на испытаниях новой военной техники.
Все-таки его тянуло к ?силовикам? - сам из них вышел.

Править в этот раз пришлось на удивление мало. Видно, спичрайтер уже
приспособился, изучил его предыдущие выступления перед военной
аудиторией, учел их особенности и только потом составил текст.

Вычитанный текст ему еще предстояло заучить... Конечно, можно было бы
прочитать с бумажки, но перед солдатами это казалось ему просто
неприличным. Боец должен услышать слова президента, как если бы шли они
прямо из сердца, только при этом условии они попадут в душу слушающего.
Он знал, что не сможет удержаться и от какой-нибудь импровизации, как
только увидит вместе, на одной площади всех этих простых ребят, не
жалеющих себя и крови своей ради России...

- Тьфу ты! - вслух произнес президент. - Уже лозунгами думать
начинаю...

Хотя... Что есть лозунг? Как ни крути, а он сжато и немногословно
выражает суть происходящего здесь... Они - за Россию, ради России, для
России.

У чеченцев тоже есть свои лозунги, подумалось ему вдруг. Во имя
Аллаха... За свободную республику Ичкерию... Чей лозунг правильнее?

Эх, метафизика все это. Идея у каждого из них одна. Одна на двоих,
для русских и чеченцев. И кто тут правее, кто левее - разобрать тяжело.
Уж себе-то он мог в этом признаться.

Но вот то, что взрываются дома, то, что исчезают люди, то, что
молодежь мрет от наркоты, а чечены покупают или просто насилуют русских
девушек - все это не правильно. А того, что не правильно, быть не
должно. За то и стоят русские парни, лучшим из которых он завтра будет
вручать награды.

Президент еще раз пробежал глазами текст, отхлебнул совсем уж ледяной
кофе и принялся заучивать первый абзац.

***

За последние полтора часа Панкрат понял, что при наличии очень сильного желания можно пробраться в любой участок ?освобожденного? города. Конечно, за исключением той зоны, которая была оцеплена в целях обеспечения безопасности президента. Но туда Суворин и не собирался лезть самостоятельно. В этом он рассчитывал на помощь.., тележурналистов. Они просто обязаны были крутиться где-то поблизости накануне церемонии награждения. И он не ошибся. Более того - ему просто несказанно повезло. Рядом с фургоном с надписью ?ОРТ? он увидел лицо, знакомое всем российским телезрителям - лицо ведущего передачи ?Горячее время? Семена Гуренко.

Панкрат думал, что за то время, которое понадобилось ему, чтобы
подобраться к Гуренко, с него сойдет семьдесят семь потов. В эти
несколько минут он, как никогда, был на волосок от гибели - улица перед
гостиницей, в которой остановились журналисты, была заполнена военными,
перемещавшимися по ней то туда, то сюда и беседовавшими о чем-то с
телеведущими и корреспондентами. Но на него никто не обратил внимания.
Только один офицер посмотрел было с нехорошим прищуром, но тут же
отвлекся, повернувшись в сторону гостиницы - из вестибюля вышел
неизвестно зачем прилетевший в Грозный Газманов (концертов его здесь
точно не планировалось). Если бы было время на философствование, Панкрат
непременно пришел бы к выводу, что Господь послал Газманова в этот город
именно для того, чтобы в тот самый момент он отвлек на себя внимание
офицера.

Проскользнув сквозь толпу, собравшуюся вокруг фургона ОРТ, Панкрат
приблизился к Гуренко, который стоял, явно наслаждаясь вкусовыми
качествами американского ?Кэмела?. Тележуранлист был одет в джинсы,
ботинки на высоком рубчатом протекторе и стеганый жилет, из-под которого
торчал толстый ворот свитера модной грубой вязки.

- Сигареткой не угостите? - поинтересовался Панкрат.

Гуренко перевел взгляд на него, помедлил отчего-то, затем, будто
спохватившись, кивнул.

- Да, конечно... - он вынул пачку, открыл и протянул Суворину. - Вот,
угощайтесь.

- И огоньку, если можно...

- Пожалуйста, - Гуренко вынул зажигалку. Он терпеливо дождался, пока
Суворин прикурит и вернет ему зажигалку, но, когда ведущий уже хотел
отвернуться от него, Панкрат негромко произнес:

- Нам надо поговорить. И это не терпит отлагательств. Если вы
откажетесь мне помочь, я проживу еще от силы час, может быть...

Гуренко рассеянно коснулся указательным пальцем переносицы, поправляя
очки в тонкой позолоченной оправе, и секундой позже произнес:

- Наверное, будет лучше сделать это в фургоне.

Они сидели на передвижных вращающихся стульях, друг против друга.
Между ними стояла обыкновенная обшарпанная табуретка, место которой было
скорее в музее коммунальной мебели, чем в фургоне крупнейшей российской
телекомпании. На табуретке стояли пепельница, наполовину заполненная
окурками, два стакана и бутылка с минеральной водой, которой и Суворин,
и Гуренко время от времени промачивали пересыхающие глотки.

У Панкрата горло пересыхало от того, что он говорил, не переставая, у
телеведущего - от предчувствия близкой, падающей прямо в руки сенсации,
которая сделает его не просто, а фантастически известным за один день и
на всю жизнь.

О том, что этой жизни может остаться всего ничего, он сейчас не
думал. Потому что не думал об этом никогда.

- Теперь вы понимаете, почему мне не имеет смысла встречаться с кем
бы то ни было, кроме президента, - произнес в конце своего рассказа
Суворин, в очередной раз наливая в стакан минералку. - Именно этого я у
вас и прошу - помочь мне встретиться с ним. Тогда вся информация, если
мы останемся живы, ваша. Можете ставить на нее торговую марку ?Горячего
времени?.

Гуренко протянул руку куда-то себе за спину. Щелкнула кнопка, и
заработал невидимый кондиционер.

- Угощайтесь, - он протянул Панкрату вторую пачку.

- Спасибо, - Суворин взял сигарету, прикурил от лежавшей на табуретке
зажигалки и замолчал, вдыхая горьковатый, но все равно слабый дым
американского табака.

Звякнул запор двери, и в фургон просунулась чья-то лохматая голова.

- Саша, - даже не поворачиваясь в ту сторону, произнес Гуренко, -
закройте дверь, я занят.

Голова издала какой-то странный звук, выражавший, по-видимому,
удивление, и скрылась, ухитрившись беззвучно захлопнуть дверь.

Да, Гуренко здесь уважали. Панкрат и сам чертовски зауважал этого
человека, когда он наконец проговорил, потирая переносицу:

- Думаю, что смогу вам помочь. Точнее скажу в ближайшие полчаса - я
должен связаться со своим другом, он возглавляет личную охрану
президента. Да, вы пока посидите здесь. Вот сигареты, вот вода... А
здесь, - он вытащил откуда-то пластмассовую коробку с ручкой, - здесь
бутерброды, если проголодались.

Сказав это, Гуренко вышел из фургона.

В следующие полчаса Панкрат выкурил полпачки ?Кэмела? и выпил бутылку
минералки. К бутербродам он даже не притронулся.

Еще один раз в фургон заглядывала давешняя лохматая голова, но уже
молча, видно, не к кому ей было обратиться, поскольку от Панкрата
заглядывавшему ничего не требовалось.