логически русская социал-демократия является наиболее резкой противницей
террористической тактики отчаяния, так как она есть единственное движение,
которое достигнет своей цели и без террора, поскольку она одна из всех
русских партий оказывается в состоянии привлечь на свою сторону народные
массы. Уже в силу признания материалистического понимания истории
социал-демократия не может придавать насилию значение решающего фактора
прогресса. Если бы социал-демократия получила возможность действовать в
России свободно, то там не стало бы ни одного террориста. Преследование
рабочего движения и интеллигенции теперь гораздо сильнее, чем это было в
конце семидесятых годов. Насилия, избиения по отношению к рабочим за
последнее десятилетие участились и, несмотря на это, террористические акты
практикуются реже. За это надо благодарить социал-демократов. Открыть для
социал-демократической литературы русскую границу - значит положить конец
терроризму. Закройте для их произведений границу - и вы увековечите
террор! Оправдание обвиняемых послужит Германии к славе. Приговор будет
сигналом к усилению варварства. Это значило бы окружить русскую Бастилию
новыми непроницаемыми бастионами, задушить всякое стремление к мирному
прогрессу России; это означало бы санкцию русского режима, того режима,
который гонит многообещающую юность в сибирские тундры, который лучших
людей заставляет томиться в Шлиссельбурге, кровью их пропитывает
Петропавловскую крепость. Прошу вас, господа судьи, не закрывать глаз на
кровавую и в то же время величавую картину русских условий! Когда ваши
сердца, ваши чувства заговорят, тогда разорвутся все юридические
хитросплетения, которыми обвинение запутало всех в этом зале.
Гаазе, пользовавшегося фактическим материалом, подобранным Дзержинским и
Мархлевским, была той каплей, которая переполнила чашу: суд вынес
оправдательный вердикт.
преступников" было похерено, надежда Берлина навсегда повернуть
Санкт-Петербург в фарватер германской политики так и осталась надеждой -
"братству" двух полицейских структур не суждено было состояться.
народа - социал-демократы Германии, русские, польские, грузинские,
украинские и финские товарищи.
Дзержинский, оглядев всех сияющими зелеными глазами, запел вдруг
"Варшавянку", запел п о д л и н н ы е ее слова, а не сочиненные
полицейскими стихоплетами.
отдал переводчику с финского, который исследовал брошюру "злейшего
террористического сепаратиста" Кони Зиллиакуса.
уснул - как провалился в темень.
комнате, зная, что надо ответить ему, но не решив еще, как это следует
сделать: при том, что храбрости Феликс был легендарной, раним он был
по-детски, подобно всем открытым и добрым натурам.
внезапно посреди комнаты.
чуть даже откинутую назад (не хотела, чтобы хоть кто-то заметил ее легкую
хромоту, боялась жалости к себе, которая всегда несет отпечаток с к и д о
ч н о с т и), улыбнулся вдруг, ощутив в себе щемящую нежность к этой
женщине, и ответил:
возразил Дзержинский. - Они ведь тоже хотят свержения тирана! Они ведь
тоже мечтают о социализме!
она, - неверно. О социализме нельзя мечтать. Работать надо во имя
социализма - упорно, постоянно, каждодневно, не страшась и не гнушаясь
революционного б ы т а, то есть "америк-бостонок" для типографий,
разъяснительных собеседований с рабочей массой, налаживания помощи семьям
ссыльных и каторжан, организации новых кружков, не страшась упреков в
догматизме и теоретизировании. А что предлагают пэпээсы, эсеры, анархисты?
Заговор, национализм, террор, путч. Это наивно, но это манит горячие
головы, это нравится радикальным буржуа, особенно в так называемых
российских окраинах, вроде нашей. Разве ты сможешь убедить их в нашей
правоте, Феликс?
коротко, рубяще:
"Дорогая Альдонусь!
тебя об этом впервые, видимо, ты поймешь, что подвело меня к этому
обстоятельство чрезвычайное. Мне нужно - примерно на год - получить в долг
такую сумму денег, которая позволит мне поехать в Швейцарию, Париж и
Лондон. Ты понимаешь, откуда начнется моя дорога, так что подсчитать
можешь сама, мне даже совестно называть тебе точную цифру. Речь идет,
конечно же, о третьем классе. Поскольку я предполагаю пробыть в поездке
около двух недель, мне нужно помимо этого тридцать рублей на койку в
дешевеньком пансионе и на пару чашек кофе в день.
столь бестактной.
ближайшее время не предвидится. Однако, если речь идет о твоем здоровье,
мы готовы отправить в ту санаторию, куда ты намерен выехать, закладной
вексель под все наше - весьма скудное - имущество: ты сможешь отдохнуть и
месяц и два. Но если речь идет о путешествии по т в о и м делам, то мы не
можем идти на риск и закладывать последнее, что у нас осталось.
Пожалуйста, мой дорогой, не сердись.
осуществления. Нельзя жить мечтами; разочарование - страшный удел
мечтателей.
открыткой. Ты ведь знаешь, что, как и до сих пор, я как-нибудь выйду из
положения. Эта постоянная борьба за материальное существование страшно
изнуряет, мучит меня и мешает непосредственной работе. Но у меня нет
детей, я один, поэтому не стесняйтесь со мной. Я живу со дня на день, а
взор мой, как обычно, устремлен вдаль, и мечты гонят меня по свету. Будьте
здоровы, мои дорогие, сердечно обнимаю и крепко целую вас всех.
Лондоне, где открылся филиал его д е л а, передал приветы от Джона
Ивановича, который "чувствует себя теперь, после известного приключения на
границе, истинным нигилистом и стал даже опаздывать по утрам с кофе -
читает "Юманите".
анархистов", князем Петром Алексеевичем Кропоткиным, отправившим в Варшаву
вторую группу своих сторонников, которые сразу же начали шумные
экспроприации.
смотрели зорко, глубоко и с той непреклонною добротою, которая свойственна
личностям, одержимым идеей не на время - на жизнь.
Сибирь, Бурятию, Якутию и Маньчжурию, составив блестящие описания этих
мест, князь бросил службу - а ведь обречен был самим фактом своего
рождения на генеральские погоны; поступил в университет вольным
слушателем, увлекался математикой, верно почувствовав проявление
революционности знания в этой, казалось бы, недвижной науке мудрецов и
философов. Летом, в качестве секретаря Российского географического
общества, он излазил глетчеры Скандинавии - работа его после этого
путешествия была отмечена медалью. А в следующем году, во время в а к а н
с о в в Европе, примкнул к "Международному обществу рабочих" - широкие
знания и испепеляющая честность привели князя к этому. Вернувшись в
Петербург, он вошел в революционное общество "чайковцев", был арестован,
посажен в Петропавловку, откуда дерзко бежал, и с тех пор, вот уже
двадцать лет, считался - по праву - теоретиком мирового анархизма.
Василенко Иван
Доставалов Александр
Пехов Алексей
Смоленский Вадим
Лондон Джек
Суворов Виктор