Чтение 8–й страницы книги ~Очень далекий Тартесс~

обсасывали бараньи кости. Горгию стало не по себе от устремленных на него
взглядов. Уж не ловушка ли? - подумал он.

Однако и виду не подал, что встревожен. Спокойно отпил пива, вытер усы
ладонью, сказал:

- Доброе пиво. Нисколько не скисло, хоть и везли его с очень далеких
Касситерид.

- С очень далеких Касситерид? Гы-гы-гы... - Тордул будто костью
подавился. - Ну-ка скажи, грек, долго ли ты плыл из Фокеи?

- Я отплыл в начале элафеболиона, а сейчас конец таргелиона...
[примерно с 15 марта по 15 июня] Значит, три месяца.

- Ну, так очень далекие Касситериды лежат отсюда куда ближе, чем твоя
Фокея.

- Вот как. Но плыть туда, говорят, трудно. Там же море как студень и не
поддается веслу...

Тордул опять зашелся смехом. Он перевел своим дружкам слова Горгия, и
те тоже загоготали.

- Хитер же ты, - сказал Тордул, хлопнув грека по спине. - Но отправить
меня на рудник голубого серебра тебе не удастся.

- На рудник? - удивился Горгий. - Послушай, у меня и в мыслях не
было...

- Да будет тебе, Горгий, известно, что путь на Касситериды - одна из
великих тайн Тартесса. Эй, Ретобон! - крикнул он рябому. - Ну-ка спой
греку закон об Оловянных островах.

И Ретобон, повинуясь, прочел нараспев:

Труден, опасен тот путь, что ведет корабли к островам Оловянным,

Честь морякам, что ведут корабли потаенной дорогой.

Если же кто чужеземцу расскажет великую тайну,

Тайну пути на туманные, дальние Касситериды, -

Будет казнен заодно с чужеземным пришельцем:

Вырвав злодею язык, что поведал запретное слово,

Тем языком и заткнуть согрешившее горло,

Дабы, дыханья лишив, наказать его смертью.

Все же именье злодея в казну отписать, в Накопленье.

Тордул перевел все это Горгию и заключил:

- В Тартессе любопытных не любят. - Он покосился на лохматого, который,
похрапывая, спал на краю стола. Понизив голос, продолжал: - Вот что
расскажи ты нам, Горгий. Бывали у вас в Фокее времена, когда коварный
царедворец прогонял законного правителя на чужбину или обращал его в
рабство?

Горгий осторожно ответил:

- Почтенный Тордул, я купец и не вмешиваюсь в такие дела...

- Не называй меня почтенным, не люблю я это. Отвечай, я жду. Здесь нет
лишних ушей.

Угораздило же меня заглянуть в эту дыру, подумал Горгий, отирая с лица
обильный пот. Впутают они меня в беду...

- Бывало, - сказал он тихо.

- Так я и думал. - Тордул придвинулся поближе. - А теперь скажи: как
поступали у вас изгнанные правители?

- Ну... бегали в соседние города... Бывало, скликали народ и...

- Дальше! - потребовал Тордул, видя, что грек замялся.

- И шли войной на того, кто их изгнал.

- Клянусь Черным Быком, это по мне! - Тордул жарким взглядом оглядел
притихших дружков.

- Это было в давние времена, - поспешно добавил Горгий, - сам я ни разу
не видел...

- Скоро увидишь! - Тордул трахнул кулаком по столу.

Тут произошло непонятное. Лохматый, что спал с перепоя, вдруг сорвался
с места, метнулся к двери. И выскочил бы, если б Ретобон не прыгнул вслед,
не подставил беглецу длинную, как жердь, ногу. Лохматого потащили в темный
угол, вокруг сгрудилось несколько человек... На миг увидел Горгий безумно
выпученные глаза, вывалившийся язык... Лохматый захрипел...

Топот ног, звон оружия - в погреб спускались стражники в желтых кожаных
нагрудниках. В темном углу люди Тордула закидали тело удавленного тряпьем.

Воцарилась тишина.

- Есть ли здесь грек из Фокеи? - раздельно выговорил старший стражник
греческие слова.

Горгий поднялся, не чуя под собой ног.

- Ты хозяин корабля? Великий царь Тартесса желает видеть тебя.

- Что же это за черная бронза, которую жаждал

заполучить ваш Горгий?

- Да что-нибудь вроде современной бериллиевой.

- Бериллиевая бронза? Ну, это действительно очень

прочный сплав. Кажется, его используют для особо важных

пружин и еще для чего-то. А в Тартессе делали из черной

бронзы мечи?

- Вероятно. Меч из черной бронзы перерубал обычный

бронзовый меч.

- Серьезное, значит, по тем временам оружие. Понятно,

почему был у них закон, запрещающий его продажу: боялись

соперничества. Так?

- Да. Опасались главного своего врага - Карфагена.

- Главный враг... Главная забота - выделка оружия... И

так на протяжении всей истории. До чего же все-таки

драчливо человечество. И не пора ли договориться,

остановиться...

5. ВЛАСТИТЕЛИ ТАРТЕССА

В каменной палате журчал фонтан. Певцов и танцовщиц за обедом не было -
давно потерял к ним вкус престарелый владыка Тартесса.

Аргантоний сидел во главе стола. Сам рвал пальцами жирную баранину, сам
раздавал куски - сначала верховному жрецу Павлидию, потом верховному
казначеи Миликону, придворному поэту Сапронию, потом другим, кто помельче.
Сотрапезников было немного - лишь самые приближенные, именитейшие люди
Страны Великого Неизменяемого Установления. Царские кошки - рослые,
откормленные - сидели вокруг Аргантония, утробно мурлыкали. Им тоже
перепадали жирные куски.

- Замечаю я, Сапроний, - сказал царь, - последнее время ты много ешь,
но мало сочиняешь.

Толстяк Сапроний всполошился, спешно обтер руки об одежду, воздел их
кверху:

- Ослепительный! Каждый проглоченный мною кусок возвращается звучными
стихами, славящими твое великое имя!

Аргантоний удовлетворенно хмыкнул. Он ценил придворного поэта за умение
красноречиво высказываться. Искусство стихосложения было не чуждо царю:
добрую половину тартесских законов он некогда сам, своею рукою, положил на
стихи. И теперь нет-нет да и низвергалось на царя поэтическое вдохновение,
и глашатаи выкрикивали его стихи на всех перекрестках, и помнить их
наизусть был обязан каждый гражданин Тартесса, если не хотел быть
замеченным в сомнениях.

Сапроний начал читать. Пылали от верноподданнического экстаза его
жирные щеки, тряслось под цветным полотном огромное брюхо. Гремел и
отдавался под каменными сводами его сильный, звучный голос:

Что есть Сущность? Внимай: Сущность есть Неизменность!

Вьется овод вокруг круторогой коровы всегда неизменно,

Неизменно вращается обод колесный вкруг оси тележной,

Неизменно вращается солнце вокруг Тартессиды,

Неизменность - и мать и сестра твои, вечная Вечность,

На устоях твоих и воздвигнуто вечное царство Тартесса...

Сапроний икнул и продолжал с новой силой:

В чем Основа Основ? В Накоплении, вечно текущем.

Вечен тысячелетний Тартесс в накопленье Основы.

И пока за пиримом пирим серебра голубого

В щит Нетона ложится...

- Стой, - прервал Аргантоний вдохновенную речь поэта. - "За пиримом
пирим" - плохо. Не поэтично. Слово "пирим" годится только для рудничных
донесений. "За крупицей крупица" - так будет хорошо.

- Хорошо? - вскричал Сапроний. - Нет, Ослепительный, не хорошо, а
превосходно!

Тут поднялся сухонький человечек с остроконечной бородкой. Кашлянув и
прикрыв рот горстью, дабы не обеспокоить соседей дыханием, он произнес
тонким голосом:

- Дозволь, Ослепительный, уточнить слова сверкающего Сапрония. Он
говорит: "В Накоплении, вечно текущем". Это не совсем точное определение.
Сущность Накопления - неизменность, а не текучесть, хотя бы и вечная. Ибо
то, что течет, неизбежно изменяется, и это наводит на опасную мысль об
изменчивости Неизменного, что, в свою очередь, ставит под сомнение саму
Сущность и даже, - он понизил голос, - даже Сущность Сущности.

- Да что же это! - Сапроний встревоженно затряс подбородками. - Я, как
известно, высоко ценю ученость сверкающего Кострулия, но не согласен я! В