познакомился с Анной.
старые книги - больше о ней я почти ничего не знал. Оставаясь один, я был
уверен, что очень люблю ее; когда мы встречались, я терял эту уверенность.
Сознательно и бессознательно мы причиняли друг другу мелкие, но
чувствительные огорчения, между нами непрерывно происходили недоразумения -
сегодня трагические, завтра пустяковые. Но я страдал от них, а страдания -
об этом я знал из книг - всегда сопутствуют большому чувству. Так путем
логических рассуждении я приходил к выводу, что люблю Анну. А она? Я не знал
об этом ничего определенного. Когда мы бывали вместе, ее взгляд часто уходил
куда-то вдаль, открытый и отчужденный, словно она любовалась невидимым мне
зрелищем. Это сердило меня. Когда она была уступчивой, становился покорным и
я. Наши отношения были какими-то туманными, полными недомолвок,
предположений и ожиданий, невыносимыми и вместе с тем очаровательными.
учатся петь песни, сидели ва скамьях у кустов, осыпанных зелеными почками; я
рвал их, вертел в пальцах и бессмысленно крошил, как будто собирался придать
еще неразвернувшимся, склеенным почкам очертания будущих цветов. Нам не
хватало того, что позволило бы созреть нашим чувствам: времени. Только время
могло выяснить все, связать нас или оттолкнуть друг от друга. Но у нас его
не было. Срок отлета приближался. Я неоднократно собирался окончательно
поговорить с Анной и каждый раз откладывал этот разговор.
знал, что мой первый марафонский бег на олимпийских играх является
последним: возвратившись из экспедиции, я буду слишком стар. Победить перед
отлетом - каким бы это было великолепным прощанием с Землей! Отправиться к
звездам с лавровым венком на челе!
сказал себе: вот у тебя есть все, чего ты хотел, - диплом об образовании,
участие в космической экспедиции, олимпийские соревнования и любовь, - и все
же ты не удовлетворен. Действительно, какое мудрое изречение: "Дай человеку
все, чего он желает, и ты погубишь его".
стадиона и по покрытым травой холмам прибрежья, по широким аллеям
университетского парка, под непрерывный, неустанный шум недалекого океана. Я
тренировался только по утрам; пробежав двадцать километров, я направлялся в
отборочный лагерь, где уже месяц жили будущие участники экспедиции. Он
находился рядом с населенным пунктом, расположенным среди старых кедровых
лесов у подножия горного хребта Каракорум. Местность эта называлась Кериам,
однако к ней пристало неизвестно кем пущенное в обращение название
"Чистилище": для его обитателей лагерь был промежуточным пунктом между
Землей и палубой ракеты.
на занятия и лекции по самым разнообразным отраслям знания. Целью этих
лекций была всесторонняя подготовка участников экспедиции к предстоящему
путешествию. Одновременно проводилось обследование будущих звездоплавателей:
физиологи, биологи и врачи в ослепительно белых халатах сновали по
лабораториям, из которых вырывался свист вращающихся скоростных кабин. Время
от времени среди сияющих лиц попадались и опечаленные: это врачи вынесли
кому-то безапелляционный приговор, закрывавший бедняге дорогу к звездам.
экспедицию вместе с женами и детьми, но у каждого на Земле оставался кто-то
близкий, и радость ожидания смешивалась с горечью разлуки.
встречался с Анной несколько дней. Лишь вырвав минутку перед сном, я наносил
ей телевизит. Во время последнего свидания совершенно случайно и неожиданно
дело дошло до решительного объяснения. Как я и опасался, Анна заявила, что
ее специальность в экспедиции не нужна и что она могла бы работать только на
Земле. Я стал говорить о силе чувства, могущего отмести все препятствия. В
ответ на это она спросила: если бы я был в ее положении, смог ли бы
отказаться ради нее от медицины? Что мог я ответить? Чувствуя, что все
рушится, что Анна потеряна для меня, я стал упрекать ее. Если бы она
действительно любила меня, говорил я, она бы переменила профессию и вообще
перестала бы работать... на некоторое время, поспешно добавил я, заметив,
как побледнела Анна.
удалось.
Во время телевизита это можно осуществить почти буквально. Взбешенный и
пристыженный, я нажал выключатель, и комната Анны, ее лицо, глаза, голос -
все исчезло, как по волшебству. Я твердо решил больше не видеться с ней, но
уже на другой день нашел предлог извиниться за вчерашнее поведение. Она не
сердилась на меня. Мы уговорились встретиться на следующий день после
состязаний. Честно признаюсь: я мечтал о том, что она переменит свое
решение. Пока же я вернулся на беговую дорожку, где тренировался в
одиночестве. Я бегал с секундомером, и, когда движение его стрелки совпадало
с ударами моего пульса, у меня возникало впечатление, что мое усилие толкает
вперед время, которое иначе остановилось бы, и что, финишируя изо всех сил,
время несется прямо к трем великим дням: двадцатого июля мне предстояло
принять участие в марафонском беге, двадцать первого утром увидеться с
Анной, а вечером двадцать второго подняться на палубу ракеты.
страшными из моих соперников были Гергардт, Мегилла и Эль Туни. Особо
пристально смотрел я, как бежит Мегилла: благодаря высокому росту его легкий
шаг был шире моего почти на пять сантиметров. У Металлы был излюбленный
прием: между двадцатым и тридцатым километром он обычно отрывался от своих
соперников и, не оглядываясь, устремлялся вперед легкими длинными бросками,
как бы плыл в воздухе, становясь все более невесомым. Я один раз бежал с ним
на полную дистанцию, и, хотя я выжал из себя все, он пришел к финишу,
обогнав меня на шестьсот метров. Помню, как в тот вечер, принимая ванну, я
мрачно смотрел на свои ноги, ощупывая глазами узлы мускулов на бедрах и
икрах, подобно музыканту, который доискивается, в чем недостатки и скрытые
возможности его инструмента. У меня были совсем не плохие ноги, но они не
могли сравниться с ногами Мегиллы.
утешение, подобное обману, у нас было не в почете. То ли выявилось скрытое
до той поры беспокойство или же в последние дни я перетренировался, но спал
я очень плохо. В ночь накануне состязания я поднялся рано, чувствуя себя
усталым и измученным еще до начала состязаний. Отказаться от участия в них
мне и в голову не приходило. Я поехал на стадион, повторяя себе, что надо
научиться проигрывать.
Распорядители на маленьких быстроходных красных самолетах показывали места,
где геликоптеры могли остановиться неподвижно над землей. Наконец все
успокоились; над стадионом слышался лишь легкий гул многих тысяч вращающихся
винтов, а по обеим сторонам беговой дорожки в воздухе неподвижно висела
разноцветная масса геликоптеров, образовавших правильный четырехугольник.
Над овальным полем стадиона проносились лишь одноместные самолеты судей и
арбитров. Из закрытого деревьями здания стали выходить участники состязания.
На этот день метеотехникам была заказана мягкая погода; кучевые облака
должны были закрыть солнце. Трасса со стадиона пересекала, извиваясь,
обширные парки и сады института, доходила до приморского пляжа и
возвращалась по восемнадцатикилометровой аллее, окаймленной по обеим
сторонам пальмами и итальянскими каштанами.
рванулись вперед. Тучи геликоптеров с обеих сторон беговой дорожки взвыли
одновременно, дрогнули и двинулись вслед за нами до границы, обозначенной
двумя рядами красных воздушных шаров. Дальше нас сопровождали лишь
контрольные и санитарные машины.
первой половине дистанции, проигрывает. До десятого километра участники
соревнования бежали тесно сбившимися группами, и все происходило почти так,
как я предполагал: возникла ведущая группа, в которой было около
восемнадцати спортсменов; разрыв между этой группой и остальными медленно
увеличивался.
спортсменами из нашей школы, о которых я говорил раньше, и, кроме того, за
Джафаром и Элешем, воспитанниками других школ. Худощавый, светлокожий Джафар
напоминал Мегиллу, хотя ему недоставало собранности этого бегуна. Элеш,
плотный, черноглазый, бежал, как машина, равномерно выбрасывая локти. Я
решил между двадцатым и тридцатым километрами идти непосредственно позади
этой пятерки, потом вырваться из цепочки и выйти в головную группу.
на солнцепеке; солнце, казалось, прожигало насквозь прикрытую белой шапочкой
голову. Во время бега я совсем не пил и все более густой и соленый пот
заливал мне глаза. Тогда я говорил себе: "Вот тебе, вот тебе, мало тебе
еще?" - и, преодолевая сравнительно медленно ровные участки, ускорял бег,
когда дорога шла в гору, словно я ненавидел себя и хотел измучить свое тело.
необходимой в критический день. Метеотехники, как обычно, рассчитали хорошо,
а выполнили значительно хуже; до одиннадцати часов, когда мы миновали
километровый столб с цифрой "19", по голубому небу плыли большие кучевые
облака, но, когда вытянувшаяся цепочка бегунов начала спускаться по широкому
виражу дороги к приморскому пляжу, где не было ни кусочка тени, облака
поредели. Я бежал то последним, то предпоследним в головной группе и
чувствовал себя удовлетворительно, хотя плохо спал ночь. Однако по временам
у меня возникало ощущение, будто мои ноги преодолевают среду более густую,
чем воздух. Я старался бежать по возможности шире и плавнее. Сердце и легкие
работали безотказно, весь мир немного покачивался в такт равномерному ритму
бега, пульс был правильный, небыстрый и полный, но его толчки все больше
Шилова Юлия
Березин Федор
Шилова Юлия
Херберт Фрэнк
Журавлев Владимир
Зыков Виталий