Власти. Изар скользнул взглядом по куполам, колоннам, шпилям, царапавшим
небо, но за столетия так и не оставившим на нем заметных следов. Великая
Рыба, прародительница, на самой высокой и острой игле величественно плыла
под облаками, не шевеля ни плавником. Изар вытянул руки на уровне груди,
сложил ладони чашей, зашевелил губами - вознес просьбу. Прошел, даже не
покосившись на длинный, массивный вагон телевидения (слышно было, как за
стенками его глухо урчала силовая установка), перешагнул, тоже как бы не
видя, не отрывая глаз от Рыбы, через жгут кабелей, тянувшихся к Жилищу
Власти. В центре Площади, на высоких, плавно изгибавшихся мачтах, сияли
лампы; Изар принял правее, огибая площадь по периметру, избегая освещенных
мест: по логике преступления, именно так он должен был поступать.
Медленная группка людей двигалась навстречу, шагали вперевалку. Патруль,
горные тарменары в черных кожаных плащах, мохнатых колпаках, увешанные
кинжалами, с волнисто-изогнутой саблей на боку, поперек груди у каждого
висел лазерный фламмер. Декан, старший патруля, возглавлял группу, шаги
его были мягкими, скользящими - поступь охотника или зверя. Прошли в
десятке метров от прижавшегося к стене Наследника (ему на мгновение и в
самом деле сделалось страшно, с тарменарами случалось, что они забывали
правила игры; они всегда жили всерьез) - никто из них даже бровью не
повел, упорно смотрели только вперед. Пронесло.
физически ощущал, как телеобъектив притиснул его к стене, как впивается в
черты лица схватывая и самомалейшее изменение. Ну что же, это хорошо, если
поймали выражение искреннего испуга. Наследник знал, что в будущем не раз
и не десять все эти кадры будут просматриваться, анализироваться,
оцениваться всеми причастными к ремеслу предосуждения: от достойнейших
членов Академии Поведения до базарных прорицательниц. По ним будут
пытаться предсказать, какой будет пора его власти, каким окажется он сам,
войдя в ранг Властелина, какие доселе скрытые черты проявятся, и надо ли
ожидать от него великих дел или благодарить Рыбу за то, что никаких
перемен не происходит... "Собачьи ублюдки, - подумал он, двинувшись дальше
и сохраняя на лице выражение напряженного внимания, - ведь и закон принят
был раз и навсегда, и строго-настрого заказано - под страхом полного
отлучения телевидения от показа - записывать происходящее, разрешена
только прямая передача - и все равно записывают, и размножают, и дня через
три после события полную запись любой сможет не так уж дорого купить на
Большом Торге. Запись всего того, что уже сейчас происходит, и того, что
сбудется через каких-нибудь полчаса. Ну, погодите, - подумал он, чувствуя,
как в нем просыпается злость, - на этот раз вы у меня не весьма
расторгуетесь, на этот раз как бы не пришлось одному-другому горько
поплакать, мне-то наплевать, я, если понадобится, могу вам позировать, в
чем мать родила, но Ястру тиражировать, на ней зарабатывать вы у меня
закаетесь, клянусь жабрами!"
крыльцу. У него было право входить сюда в любой час дня и ночи. Изар мог
выбрать и другой, не столь откровенный вариант: в левом крыле специально
было приотворено одно из окон первого этажа, шестнадцатое от угла, окно
малой фельдъегерской, ныне пустовавшей по сокращению внешней переписки;
дверь фельдъегерской выходила в малый служебный коридор, дальше шел
большой, а он уже выходил к лестнице, что вела в покои Властелина. На
случай, если бы он избрал этот путь, в большом служебном коридоре засел
один из операторов телевидения с камерой. Но Наследник решил идти прямо;
хотелось, чтобы поскорее все закончилось.
копья с широкими режущими наконечниками, преграждая путь. За два шага до
них Изар остановился. "Слава гвардии!" - проговорил он громко и спокойно.
"Слава наследнику!" - гвардейцы не задержались с ответом ни на секунду.
Копья беззвучно разошлись, фламмеры на широкой серебряной груди каждого не
шелохнулись. Двери медленно, торжественно (иначе они не умели)
растворились. Изар вступил в Жилище Власти, о котором всю жизнь думал, как
о доме, где живет его отец.
было, но Изару почудилось, что дыхание многих людей доносилось до него.
Под высоченным потолком, на плечах беломраморного изваяния Ленка
Фаринского, основателя Державы, Объединителя, угнездился оператор с ручной
камерой. Просто-таки ничего святого не было для них. Горчичное семя,
репортеры. Наследник был уверен, что по другую сторону вестибюля, на
статуе Азры Менотата, Законодателя, приютился и другой такой же ловец
новостей. Сегодня придется все стерпеть, сегодня их день.
заранее, потому что ни в одном лифте, даже в Жилище Власти, нельзя быть до
конца уверенным: возьмет и застрянет в самый неподходящий момент,
превращая высокую трагедию в непристойный фарс. В последние годы вещи
служили людям все хуже и хуже, черт знает - почему, в этом еще предстояло
разобраться. На лестнице он камер не заметил, но остался в уверенности,
что они там были - где-нибудь в листве окаймляющих лестницу деревьев.
Второй этаж. Смотритель Большого зала сделал шаг от двери, низко
поклонился. Не утерпел, значит, старый дурак; ему ведь сейчас тут делать
совершенно нечего, но - захотелось своими глазами увидеть, как поднимается
Наследник к совершению главного своего поступка. Третий этаж. Здесь еще
сохранились ароматы давно уже закончившегося ужина. И - четвертый.
перемахивая через две ступеньки. Сейчас он остановился, чтобы смирить
дыхание. Здесь начинались собственно апартаменты Властелина. Наследнику
вдруг стало страшно. Потому что если только забыть о Порядке - то на что
же он, Рубин, шел, как называется у людей то, что он должен был - и
собирался сделать? И не знай он, что Порядок - превыше всего...
утвердилась камера, расстреливая его в упор. Миновал Большую спальню,
дверь в Малое святилище, где молился только сам Властелин с женой, и Изар
тоже - когда был еще мальчиком и мать его еще была женой Властелина. Еще
жива была. Следующая дверь - малая гардеробная. Мимо, мимо. И вот
наконец... Он остановился и снова вознес слова. Но не Рыбе уже; другому,
тайному божеству Глубины.
мест четыре офицера Легиона Морского дна. Это войско вершителей темных дел
Наследник ненавидел, хотя и знал, что без него Держава обойтись не может.
Люди туда набирались из подонков, другие бы и не пошли. О Легионе ходили
темные слухи; Наследник по рангу своему знал о нем почти все, все вряд ли
было ведомо и самому Властелину. Обычно здесь стояла дворцовая стража,
набиравшаяся из близких к Власти людей; на этот раз Изар сам попросил,
чтобы их подменили легионерами: преддверие спальни было единственным
местом, - не считая самой спальни, конечно, - где не разыгрывалась игра,
но все было всерьез. Здесь не могло, и не должно было обойтись без крови;
такие дела не делаются без крови, это знает каждый, и ничему другому не
поверит. Почему-то кровь людская всегда служила свидетельством
подлинности. Так пусть уж это будет кровь легионеров - ее на каждом из них
наверняка было во много раз больше, и если кто и не верил в это, то
достаточно было ему заглянуть в их равнодушные, без выражения, мертвые
глаза, которые только от вида крови и оживали.
этой небрежности чудился вызов.
на месте этих четырех свои, дворцовые, он спросил бы более интимно.
ритуалу. "Свиньи, - подумал Изар, - что они - не понимают, что сейчас
совершается? Или наоборот - слишком хорошо понимают, и мне решили с самого
начала указать мое место? Хорошо: это им зачтется. И очень, очень скоро...
Им воздается; а мне - простится. В эту ночь мне будет прощено все - будь
их даже дюжина..."
легионеров это, похоже, никак не подействовало. Слабина чувствовалась
здесь, явная слабина... Сделал шаг к внутренней двери. Тот, что был ближе
к нему, проговорил, по-плебейски растягивая слова:
никогда не требовали - с таким же смыслом можно было пытаться разоружить
его перед входом в его собственную спальню. Изар вскинул голову. Все
взгляды как бы сошлись в одной точке. И Наследник вдруг понял: нет, они
неспроста так. Они тоже натянуты, как струны. Кто-то все сделал для того,
чтобы он, Изар, войдя, уже не вышел из Жилища Власти живым. И повод
прекрасный: они люди маленькие, в традициях не искушены, а тут страшное
дело произошло, и нам, мол, ничего другого не оставалось, как... Ага,
значит, игра на игру, удар на удар. И совесть чиста.
не заведется ли? Тот сдержался, только скрипнул зубами. Теперь можно было
пройти.
слышным шорохом закрылась за ним.
больничную палату, потому что уже почти год Властелин не вставал с
постели. Никто не питал надежды, что он когда-нибудь встанет. Властелин
был стар и болен, и доживал свою жизнь среди ампул, шприцев и капельниц,
дыша воздухом, пропитанным запахом лекарств, не выводившимся, невзирая на
Андреев Николай
Шилова Юлия
Верещагин Олег
Шилова Юлия
Лондон Джек
Апраксина Татьяна