- А вы что, ветеринар? - спросили из толпы. Сейчас это уже была настоящая
толпа.
- Вроде того, - отозвался Гусев, доставая швейцарский нож и выдвигая
кусачки. - Ну, барышня, прощайся с красотой! - И принялся стричь.
"Барышня" все порывалась благодарно лизаться, что здорово тормозило ход
операции.
- Молодой человек! - позвали начальственным голосом.
- А? - Гусев вынырнул из-под хвоста.
- Вы что там делаете? - над Гусевым нависла дежурная по эскалатору,
дородная тетка с ужасными ножницами для резки металла в руках.
- У вас инструмент неподходящий. - Гусев вернулся к своему увлекательному
занятию.
- Что за самодеятельность! - возмутилась дежурная. - На минуту нельзя
отойти...
- Да это ветеринар! - объяснили ей.
- Вы правда ветеринар, молодой человек?
Гусеву осталось состричь всего чуть-чуть. Собака, чуя приближение свободы,
начала дергаться, и он крепко прижал основание хвоста к полу, чтобы
глупышка себе не навредила.
- К сожалению, - пропыхтел Гусев, - я уже немолодой. И никакой я не
ветеринар.
- Черт знает что такое! - возмутилась дежурная. - Ну ладно, режьте там.
- Вот спасибо... А собака что, местная?
- Да так... Ездит иногда.
- А билет она покупает? - хохотнули в толпе. - Или у нее пенсионная книжка?
- Теперь все равно льгота по инвалидности будет... - миролюбиво сообщила
дежурная, чем вызвала дружное веселье собравшихся. - Умная собачка. Всегда
аккуратно эскалатором пользовалась, не то что некоторые. А сегодня
замешкалась - и бац! Хорошо, я за ней обычно слежу. Едва успела "стоп"
нажать. Вот учитесь, граждане.
- На сходе с эскалатора поднимайте хвост...
- И хвост поднимайте, у кого есть! Сумки повыше держите. А особенно -
длинные полы одежды.
Гусев слушал разговоры, посмеивался и работал кусачками. Наконец он
выстриг последний запутавшийся клок, осторожно подвигал хвост из стороны в
сторону, понял, что все получилось, отпустил собаку и поспешно встал, пока
его не облизали с ног до головы.
Толпа во главе с дежурной разразилась аплодисментами. Собака прыгала
вокруг и радостно тявкала. Преисполненный благодарности ко всем свидетелям
его подвига, Гусев смущенно кивнул, спрятал ножик и расправил плечи. От
этого движения у него из-под куртки предательски сверкнул значок.
Наверное, Гусев с похмелья небрежно его прицепил. Самый уголок выглянул,
но оказалось достаточно.
Половину толпы как ветром сдуло.
Дежурная залилась краской и чуть не уронила ножницы.
- Никаких проблем, успокойтесь, - поспешно сказал Гусев.
- Подменить некому было, - пробормотала дежурная. - У нас все на
инструктаже по технике безопасности...
- Вот именно, что безопасности, - кровожадно поддакнул один из зевак.
- Это кто там возникает? - спросил Гусев. - Фамилия?!
Толпа, словно по команде, уполовинилась еще. Гусев, криво усмехнувшись,
проводил взглядом беглецов и заметил, что к эскалаторам спешит еще одна
женщина в форме работника метрополитена.
- А вот и сменщик, - обрадовался Гусев. - Теперь вы можете с чистой
совестью проводить меня туда, где здесь моют руки.
- Конечно... - выдавила дежурная.
- Дамы и господа, оставьте нас, пожалуйста, - мягко попросил Гусев
немногих оставшихся. Люди неохотно разошлись, озираясь. Только какой-то
могучий дед с офицерской выправкой подошел к Гусеву вплотную и заглянул
ему в лицо.
- Чем могу? - учтиво спросил Гусев.
- Вы благородный человек, - неторопливо произнес дед мощным голосом
отставного командира. Большого командира, судя по интонациям.
- Есть немножко, - признался Гусев. - Только не подумайте, что я -
какое-то исключение. Отнюдь нет.
- У меня к вам вопрос. Скажите, это правда, что АСБ скоро расформируют?
- Насколько скоро, не знаю. Но, по-моему, это вопрос решенный. Нельзя же
без конца терроризировать население.
- Терроризировать? - удивился дед. - Кто это вам сказал? Да пол-России на
вас буквально молится! Вы делаете очень нужную работу.
- Мы ее уже сделали. Почти всю.
- Странно такое слышать от уполномоченного АСБ. Впрочем... Честь имею.
- Дед по-военному четко откланялся и ушел.
Гусев, жуя губу, смотрел в его широкую спину. Его подмывало догнать
старика и расспросить, дослужился ли тот до генерала. Позади дежурная
шепталась со сменщицей.
- Так вы меня проводите? - обернулся к ней Гусев.
- Да, пойдемте!
Собака увязалась следом, и Гусев подумал, что вот еще проблема -
избавиться от этой спасенной, желательно ненасильственным образом. По
другую руку от выбраковщика мучительно переживала свою будущность
дежурная, преступно оставившая пост. Десяток-другой шагов они прошли
молча, и Гусев почувствовал, что собака-то как-нибудь сама отстанет, а вот
терпеть под боком присутствие трясущейся от страха женщины надоело.
- Простите, что я вас напугал, - сказал он. - Поверьте, я ничего против
вас не имею.
- Вы меня правда не накажете? - встрепенулась женщина.
- За что? - улыбнулся Гусев. - За то, что вы нарушили служебный долг и
оставили пост в зоне повышенной опасности, потому что не могли видеть
страдания живого существа? Бросьте. Вам просто стало очень жаль собаку.
Если у нас даже женщины не будут поддаваться элементарной жалости, в гробу
я видел такую нацию. Расслабьтесь, все бывает.
- Начальник приехал, устроил внеплановый инструктаж, - пожаловалась
дежурная. - Я помощь вызвала, гляжу - никто не идет. Понятно, не человек
ведь, собака, потерпит. Да и пассажиров мало сейчас, две машины исправно
работают... Пять минут жду, десять... Ну, сорвалась и бегом... Так бы я
никогда...
- А почему инструктаж в рабочее время? Я думал, на метрополитене порядки
очень жесткие.
- Для кого-то жесткие, для кого-то нет. Гусев посмотрел на часы:
- Жалко, на работу опаздываю. А то подзадержаться здесь, устроить разнос
кому следует? Нет, у вас же первой будут неприятности.
- Да уж! - усмехнулась дежурная. - Съедят.
- Видите, - сказал Гусев. - Мне тоже приходится выбирать между жалостью и
долгом. Постоянно. Каждый день.
Посреди станции околачивались двое милиционеров. Гусев вспомнил
участкового Мурашкина и подумал, что тот, наверное, почуял бы застрявшую
на эскалаторе собаку за километр. "Все-таки самые лучшие защитники и
спасатели - это малость сумасшедшие люди. И пока им есть кого защищать и
спасать, будет порядок. А когда они перезащищают и переспасают
всех-всех-всех... Что тогда?"
Исторические аналогии подсказывали Гусеву, что в таких случаях
герои-богатыри сами учиняют дикий бардак. Чтобы было чем заняться.
Конечно, если вовремя не приходят другие богатыри и не ликвидируют первых.
Определенно можно сказать только одно: людская молва и время не
преувеличили его жестокость. Иногда он совершал героические поступки, но
все же был не героем, а психопатом.
Центральное отделение занимало два подъезда в идущей под снос
монументальной развалюхе 1903 года постройки. Наверное, сто лет назад
домик был ничего себе, но потом явились большевики. Выполняя историческое
предначертание запихнуть в господские апартаменты побольше барачной швали,
они выкопали под домом глубокий подвал и надстроили два этажа. Здание
постояло-постояло, а затем переутомилось и начало расползаться по швам. В
каком-нибудь отдаленном районе на это дело плевали бы до тех пор, покуда
через трещины в стенах не начали бы просачиваться бродячие животные. Но
дом все-таки стоял в полукилометре от Кремля, поэтому его побыстрому
просверлили, а сквозь дырки пустили толстенные стяжки. Жильцы к трубам с
резьбой цепляли бечеву для сушки белья. Гусев угодил в самую первую волну
сотрудников АСБ, заселявших офис Центрального, и лично обрывал это
замасленное провисшее мочало, на которое смотреть-то было страшно.
Невольно в голову лезла картинка: сталкер с мешком хабара ползет по
грязище, а над головой у него тихонько шевелятся на ветру такие вот
бородатые веревки...
"Да, мы с развеселым гоготом крушили перегородки и таскали мебель, а я все
оглядывался на ребят и думал: чистой воды сталкеры. Лезут куда-то с
наркотическим упорством, добывают то, непонятно что, гибнут ради этого
непонятно чего. Неужели и я такой же? Нет, только не я. А внутренний голос
твердил - голубчик, разуй глаза! Конечно, и ты тоже. Никто ведь тебя не
просил идти на линию огня, сам полез. Как это - никто не просил? Я сам и
просил. На коленях почти что ползал. Аргументированно умолял.
Требовательно упрашивал".
Гусев взялся за ручку подъездной двери и с усилием потянул. Дверь жалобно
скрипнула, отошла сантиметров на тридцать, застряла, но все-таки уступила
и отодвинулась еще немного. Гусев не без труда затолкал себя в открывшуюся