ощутят постепенное уменьшение своего веса. Они вырастут. Космические лучи
станут более мощными. Действуя на гены и хромосомы, они вызовут мутации.
Появятся новые расы, животные, растения и люди-гиганты.
существа, внешне похожие на людей. Но это не люди. Обманчивая внешность
спрячет уродливое гнусное существо, достойное истребления. Это
недочеловеки будущего.
станет гигантским кольцом из скал, льда, воды и газа, которое будет
вращаться все быстрее и быстрее, чтобы обрушиться в конце концов на Землю.
Это будет Падение. Апокалипсис. Если люди переживут его, то самым сильным,
лучшим, избранным предназначено увидеть странные и ужасающие картины
заката мира.
Сквозь дым и искореженные балки. Сквозь закопченную проволоку. Поливая
огнем из автомата. В глазницы выбитых окон. Гранатами в осыпающиеся, как
водопады, стены домов. Пыль Европы у нас под ногами.
орбиты. Пройдет мимо, жестоко коснется Земли и рухнет на Солнце. Земная
атмосфера будет похищена Марсом и рассеется в пространстве. Океаны
вскипят, смоют все, и земная кора лопнет. Мертвая планета столкнется в
небе с ледяными планетоидами, станет гигантским ледяным шаром в небе и
тоже рухнет на Солнце. После столкновения настанет великое молчание,
великая неподвижность, а внутри пылающей массы миллионами лет будут
накапливаться водяные пары. Наконец произойдет новый взрыв, и другие
создания погибнут в вечности яростных сил космоса.
повсюду. Гоните ее вперед, покорную дулам ваших автоматов...
астрономическую конференцию в коричневых рубашках штурмовиков. Расселись в
первых рядах. Молчали. Профессор Мирхорст чувствовал, как сгущается
предгрозовая атмосфера.
истолкования хаббловского сдвига в галактических спектрах>. Опубликованные
тезисы роздали всем участникам. И вдруг он понял, что не сможет, просто не
захочет говорить сейчас о расширении метагалактики. Настал миг,
предчувствие которого он уже давно носил в себе. Неожиданно сделалось
легко и свободно.
Чувствовалось, что он избегает смотреть в зал. Часто сбивался. Замолкал,
но, собравшись с мыслями, но, преодолевая какое-то внутреннее
сопротивление, неуклонно возвращался к теме. Заурядная тема для астронома.
И ничего нового не внес докладчик в физику переменных звезд. Но сегодня,
сейчас она звучала вызовом. Протестом против наглой лжи, против
чудовищного режима, который вставал над Германией.
Но такой бунт допускался, не преследовался. Указа, закрывающего звезды, не
было. Письменных инструкций по этому вопросу тоже не было. И все-таки...
Некоторые не решались говорить о звездах вслух. На всякий случай.
время пришло, совсем иное. Не отгородиться, не уйти в себя. Обломки
воздушных замков проносились за окнами.
морозе простоять на плацу для перекличек 8 - 10 часов. Там подошел к нам
наш незабвенный товарищ Вальтер Штекер со словами: <Ты ведь последним из
нас читал труд В. И. Ленина <Материализм и эмпириокритицизм>, расскажи
нам, что ты еще помнишь из этой книги>. Стуча зубами от холода, в снежный
буран, в ужасных условиях лагеря мы в мыслях В. И. Ленина, в марксистской
правде этого великого философа и государственного деятеля черпали
внутреннюю силу...>
лабораторной тетради.)
к трибуне. Отложил в сторону текст доклада. Посмотрел в зал. Сначала
поверх голов, вдаль. Потом на передние кресла. На этих настороженных,
окаменевших, приготовившихся.
Господа... Тема моего выступления касается кардинального вопроса
космогонии...
том, что на повестку дня поставлены сейчас не отдельные аспекты
космогонии. Даже не космогония в целом. Речь идет о науке вообще, о
культуре, общечеловеческой культуре! Мы вновь отброшены на те, казалось
бы, давно преодоленные рубежи, когда перед учеными вставала беспощадная
дилемма: истина или смерть. Перед нами стоит теперь единая задача: смысл
ее предельно прост... Не отрекись, Галилей! Вот какая это задача. Она
требует от нас не только честности, но и подлинного мужества.
Напомнить вам о состоянии науки в начале шестнадцатого века. Это может
показаться удивительным. Но на то есть довольно веские причины. Суть их
скоро станет вам совершенно ясна. Мне хочется вспомнить Бернардина
Телезия, малоизвестного философа, который не оказал никакого влияния на
современное естествознание и не прославил свое имя значительными
открытиями.
телезианскую, или консентинскую академию для борьбы с натурфилософией
Аристотеля. В своих сочинениях он выдвинул идею единого первичного
вещества и двух первичных форм, или бестелесных сущностей. Такими
сущностями, по мысли Телезия, являются тепло и холод. Все тела образуются
от действия этих двух начал на первичную материю. Так как небо по
преимуществу является средоточием тепла, а земное ядро - холода, то на
поверхности Земли возникает небольшое число живых существ. Теплота неба
неравномерна. Звездные области теплее беззвездных. Из-за такой
неравномерности в распределении теплоты однообразное вначале движение
планет становится неравномерным.
разительной, уничтожающей. Может быть, и закончить на этом? Свое дело он
сделал. Кто бы высказался смелее? Те, кому нужно, поняли. А что поняли?
Разве и без него они не знали, что гербигеровская космогония - чушь,
жалкий эклектический плагиат. Но тогда его выступление - всего лишь
фронда...
еще не догадываются, куда он повернет. Ждут. Ну хорошо же...
затрагивала основные проблемы познания. Сам по себе случай с Телезием
интересен как пример неожиданного возвращения к методам и принципам,
отвергнутым, казалось бы, навсегда. Вопреки всему ходу развития
естественных наук, вопреки фактам вдруг кто-то пытается вернуться к
туманным истокам.
сегодня в лице австрийского инженера, которого национал-социалистские
газеты называют Коперником двадцатого века!
предшественницей гербигеровской <космологии>. Да и вряд ли Гербигер
что-либо знает о Телезии. Невежество не заботится о своих корнях! И все же
аналогия здесь напрашивается сама собой. Будто и не было столетий,
разделяющих оба учения. Та же борьба противоположности начал: тепла и
холода, то же маниакальное пренебрежение накопленными человечеством
духовными ценностями, та же бешеная ненависть к истинной науке. Но
воинствующее невежество, соединенное с фанатизмом, в сущности, всегда
выливалось в сходные формы...
было сказано? Он поклонился и стал собирать бумаги, в которые даже не
заглянул.
площадь. Загородили улицу. Стояли, широко расставив ноги. Он оглянулся.
Сзади неторопливо шли двое. Остановился. Мимо прогромыхал трамвай, осыпав
мостовую шаровыми молниями. Они окружили его плотным кольцом. Один,
низкорослый, с рыжей челкой и выбитым передним зубом, вдруг резко толкнул
его плечом. Мирхорст пошатнулся. Но ему не дали упасть. Сильный толчок в
спину опять бросил его на рыжего. Тот нагнул голову и встречным броском
ударил профессора в солнечное сплетение. Мирхорст задохнулся от боли.
Закричал. Но только хрип выдохнулся из его горла. Они били его деловито и
спокойно. Когда он рухнул на асфальт, начали бить ботинками. По ребрам -
носком, каблуками - в плечо...
поднялся. Небо резануло заплывший глаз. Верхушки лип, скаты черепичной
крыши и закопченные дымоходы, покачиваясь, уплывали в зеленоватую
невесомость.
глухоту быстрый шепот. - Нужно обязательно заявить в полицию.
в полицию. Разве они не били его раньше? Не так методично и открыто, может
быть, не так больно... Но ведь били! Били уже... Великолепных синих шупо
никогда не оказывалось поблизости. Они всегда ничего не замечали. А если
Николаев Андрей
Шилова Юлия
Русанов Владислав
Прозоров Александр
Конан-Дойль Артур
Майер Стефани