вряд ли узнал бы его теперь. На восемьдесят седьмом году своей жизни,
сжираемый нечеловеческой страстью ученого-фанатика, работая вопреки
возрасту по двадцать часов в сутки, Вериан Люмикор Нотгорн превратился в
настоящий ходячий скелет, обтянутый кожей. Высокий, прямой как жердь, с
совершенно голым коричневым черепом, с лицом, изрезанным тысячами глубоких
морщин, он производил поистине жуткое впечатление. В нем все было мертво,
кроме глаз. Но уж зато глаза эти полыхали, как две геенны огненные,
начиненные целой сворой бешеных дьяволов...
Когда Канир вошел в кабинет, профессор сидел за своим письменным столом и
лихорадочно просматривал какие-то бумаги.
- Ведеор профессор, не сочтите это с моей стороны за слишком большую
дерзость, но, как ваш ассистент и непосредственный участник эксперимента,
я считаю себя вправе задать вам один вопрос, - взволнованно сказал Канир.
Профессор поднял глаза, обжег ими бледное лицо ассистента и, помедлив,
ответил с нескрываемым раздражением:
- Один вопрос? Хорошо, доктор, я слушаю вас!
- Ведеор профессор, объясните мне, почему Фернол Бондонайк чувствует себя
не Фернолом Бондонайком, а композитором Гионелем Маском?!
Профессор болезненно поморщился. Несколько минут он молча поглаживал свой
голый череп, потом заговорил медленно, словно размышляя вслух:
- Слов нет, дорогой коллега, это очень интересное явление. Нам обоим нужно
в нем разобраться, прежде чем давать окончательное заключение. Вы знаете,
что до сих пор мы проделывали опыты только на животных, то есть могли
проследить функции пересаженных ментогенов лишь в сфере инстинктов,
рефлексов и общих признаков характера. В опыте с Маском и Бондонайком мы
впервые столкнулись с функцией ментогенов в области человеческого
сознания. Пока я могу сказать лишь одно: нам предстоит еще очень много
работать, чтобы проникнуть в суть этого загадочного явления, и в этом
смысле очень жаль, что мы лишены возможности наблюдать за обоими объектами
эксперимента. Но это не должно ни в коей мере отразиться на нашей
дальнейшей работе. Теперь мы будем изучать нашего пациента Фернола
Бондонайка, изучать поведение ментогенов Гионеля Маска в его мозгу.
- Но ведь тот, кто у нас остался, не Фернол Бондонайк! Ведь это и есть
Гионель Маек! - вскричал Канир, видя, что шеф старается уклониться от
прямого ответа.
- Успокойтесь, доктор. Вы напрасно преувеличиваете значение временного
явления. У нас остался Фернол Бондонайк, а Гионеля Маска вы отвезли в
Сардуну, и, вероятно, очень скоро мы будем глубоко опечалены вестью о его
кончине. Маск умрет, но Бондонайк останется и будет продолжать его дело.
Иначе быть не может!
- Не сбивайте меня с толку, ведеор профессор! Сознание, а вернее, душа
Гионеля Маска осталась в здоровом теле Бондонайка. Душа идиота умрет
вместе с немощным телом композитора. Следовательно, жить будет Маск, а не
Бондонайк! Вам известно не хуже, чем мне, что не внешняя физиологическая
оболочка определяет личность, а сознание и только сознание! Факты налицо:
бывший идиот заявил вам, что он Гионель Маск. Это значит, что он навсегда
останется Гионелем Маском и никогда больше не сможет стать Фернолом
Бондонайком, тем более что тело композитора будет очень скоро разрушено
смертью. Таким образом, ведеор профессор, вы спасли этой операцией жизнь
одной личности, но убили при этом другую!
- Еще раз повторяю, доктор, успокойтесь и не употребляйте столь сильных
выражений! Смерть Гионеля Маска ничего не изменит. Фернол Бондонайк
останется Фернолом Бондонайком. Мы еще не все знаем о ментогенах как
носителях человеческого сознания. Я не могу вам пока представить научно
обоснованных аргументов, потому что у меня их нет, но интуиция
исследователя мне подсказывает, что собственное сознание вернется к
Бондонайку.
- Как же оно может вернуться, если оно умрет вместе с телом Гионеля Маска?!
- "Вернется" - не то слово. Правильнее будет сказать, что оно
восстановится...
- Что?! Восстановится душа?! Не пытайтесь меня уверить в этом, ведеор
профессор! Душа у человека одна! Душа неповторима и невоспроизводима, ибо
она дана свыше! Она не может возродиться в теле, однажды покинув его!
- Ведеор доктор, я глубоко уважаю ваши религиозные убеждения. Но серьезная
наука несовместима с мистикой. Ваше понимание души основано на чисто
религиозных представлениях. В такой плоскости мы не можем продолжать нашу
беседу. Извините меня!
- Нет, ведеор профессор, вы не отделаетесь от меня так легко и просто! -
вскричал Канир, задетый за живое. - Вы слишком долго злоупотребляли моим
доверием! Но теперь, я до конца понял ваши тайные преступные замыслы! Вы
всю жизнь искали ментогены лишь для того, чтобы себе лично обеспечить
бессмертие! Эксперимент над Маском и Бондонайком вам был нужен лишь для
того, чтобы окончательно убедиться в возможности переселения душ! Вы
заранее знали, что, поняв свое положение, Маск не будет разглашать, что он
Маск, а постарается укрыться за личиной Фернола Бондонайка и станет
повсюду твердить, что он Фернол Бондонайк! Только в этом и заключается вся
ваша интуиция ученого! А для себя вы заранее приготовили Рэстиса Шорднэма,
чтобы вселиться в его молодое тело и жить дальше! Но вам не удастся
совершить это новое преступление! Не в Рэстиса Шорднэма вы переселитесь, а
за решетку!!!
Горящие как угли глаза профессора Нотгорна вонзились в лицо Канира. С
минуту ученый молчал, а потом проговорил раздельно и четко:
- Ведеор Канир, вы глупы. Вы глупы и тем самым опасны! Считаю излишним
опровергать ваши нелепые обвинения, но одно вам советую крепко запомнить.
Если вы по своей непроходимой глупости решитесь донести на меня, то за
решетку мы пойдем с вами рука об руку! Чтобы избежать этого, вы должны
молчать и беспрекословно подчиняться моим приказам. Впредь я категорически
запрещаю вам соваться ко мне с критикой моих поступков!.. А теперь
ступайте и выполняйте свои обязанности!
- Но, ведеор профессор, как же я возьму на себя такой страшный грех?!
- Ступайте и выполняйте свои обязанности!!!
Канир был раздавлен. Ему не оставалось ничего, кроме как подчиниться
железной воле шефа...
11
С давних времен между дворцом гросса сардунского и небольшим особняком,
стоявшим в стороне за высокой глухой оградой, существовал подземный ход.
Этот ход был проложен семьсот лет назад по приказу гросса Миграба
Неистового. В особняке тогда под большим секретом сидели волхвы, колдуны и
алхимики, которым Миграб Неистовый повелел изготовить эликсир жизни. Но
тайный ход не принес счастья жизнелюбивому гроссу. Не жизнь, а смерть
воспользовалась им. Сорок барбитцев во главе с Альгридом Беспощадным
ворвались среди ночи через тайный подземный коридор в опочивальню гросса
сардунского и прямо в постели закололи его длинными мечами. После этого
три недели на площади Гроссерии пылали костры, на которых барбитцы сжигали
колдунов и алхимиков.
В последующие столетия десятки гроссов пользовались тайным ходом для самых
разнообразных целей, как политических, так и личных, но ни один из них не
отважился пуститься по стопам Миграба Неистового. И лишь последний гросс -
Брискаль Неповторимый - решил добиться того, что не удалось его далекому
предшественнику. В особняке, имеющем прямое сообщение с его божественной
опочивальней, он поселил своего главного научного консультанта, профессора
Пигрофа Вар-Доспига, которому для решения проблемы бессмертия поручил
создать Материона.
После ночи, когда зачитывалось письмо от аба Бернада, престарелый гросс
потерял покой. В его мозгу гвоздем засело изречение Нотгорна об иллюзорном
и реальном бессмертии, и, думая о нем, он чувствовал, как теряет под
ногами почву. Не менее его терзал и самый факт, что Нотгорн занимается
проблемой бессмертия и, возможно, уже даже разрешил ее. Ведь тогда все
планы гросса, которые он осуществлял с помощью Вар-Доспига, вылетят в
трубу!..
Вечером, в канун торжественных похорон Гионеля Маска, гросс сардунский
решил встретиться со своим научным консультантом. Он спустился в
подземелье дворца и через отлично отделанный и освещенный подземный
коридор прошел в особняк Вар-Доспига. Отомкнув ключом последнюю дверь,
гросс очутился в лаборатории. Отсюда можно было на лифте подняться прямо в
кабинет профессора. Гросс так и сделал.
Войдя без стука в кабинет, сын божий сразу увидел своего консультанта.
Профессор Вар-Доспиг сидел за столом небритый, взлохмаченный и пил коньяк.
Воздух в помещении был затхлый и тяжелый.
- Профессор, что это значит?! - крикнул гросс и гневно стукнул об пол
золоченым посохом.
- Это вы, ваша святость?..
Вар-Доспиг поднялся и отвесил гроссу поясной поклон. На ногах он держался
крепко, но распухшее лицо, блуждающий взор и весь растрепанный, неряшливый
вид говорили о том, что профессор сильно не в себе.
- Что это значит?! Как вы посмели довести себя до такого состояния?! -
продолжал кипятиться сын божий.
- Простите, ваша святость... У меня горе... Моя Арса, моя дочь ушла от
меня!.. - пробормотал Вар-Доспиг и тяжело опустился в кресло, совершенно
забыв о том, что никто не смел сидеть в присутствии сына божьего, тем
более если сам сын божий стоял.
Но именно эта неслыханная дерзость убедила гросса, что профессор
переживает слишком тяжелое горе и что, стало быть, нельзя с него много
спрашивать. Сын божий прошел к другому креслу, уселся в него, кряхтя
Володихин Дмитрий
Грабб Джеф
Свержин Владимир
Посняков Андрей
Орлов Алекс
Шилова Юлия