Он выбрал небольшую мансарду с маленьким окошком, Выходившим на восток и, неподвижно сидя на подоконнике, пристально смотрел на небо, причём его взгляд был всегда направлен только в одну точку, одну—единственную точку...
Вконец обеспокоенная состоянием ребёнка, Жаннет не выдержала, поднялась к нему и протянула предмет, оставленный инопланетянином. Тэдди поднял на неё глаза и произнёс:
— Я ждал.
— Как? — не могла не спросить Жаннет,— ты знал, что тебе оставил отец?
— Знал.
— И ты у меня его не попросил?
— Я ждал.
— Ты знаешь, что с ним делать?
— Знаю.
— Ты хочешь туда, к отцу?
— Да.
— А ты разве сможешь там жить?
— Да.
— Но ведь там...
— Да, другие, но я как они.
— Мне будет очень тяжело без тебя!
— Знаю. Но ты выйдешь замуж. У тебя будет дочь. Она будет как ты. Как все вы. А я другой. Мне надо туда.
— Ты никогда не вернёшься?
— Нет.
Тэдди, зажав в кулаке шарик, быстро выскочил во двор...
Жаннет, глядя в окно, видела, как он, раскрыв ладонь, поднял вверх, к Солнцу, ослепительно сияющий шар.
Он вспыхнул. Обрушившийся на Тэдди каскад искрящихся лучей, как покрывалом, окутал его тело алмазным дождём, и маленькая фигурка растаяла в рубиновом пульсирующем мареве...
_ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _
ЭКСТРАСЕНС
(Посвящается Полине Владимировне Шепляковой)
Девочку звали Линой. Она ничем не отличалась от сверстниц, разве чуть больше других играла в куклы.
До чего же она любила этот свой кукольный мир! Каждый вечер перед сном Лина усаживалась на коврик и перебирала игрушечных набивных медведей, пластмассовых кукол с широко распахнутыми наивными глазами, ярко раскрашенных оловянных солдатиков.
Училась девочка не хуже, но и не лучше других. Хотя часто получала замечания за невнимательность: была немного рассеянной.
После окончания пятого класса девочку отправили на каникулы в деревню к бабушке.
Деревенька была захолустной, хотя располагалась в живописной излучине речки Топь.
Детишки часто бегали купаться на единственный плёс среди топких берегов,— откуда, очевидно, и пошло это не больно—то ласкающее слух название.
Узкую ленту воды теснили густые заросли раскинувшихся на много километров лесов.
Богатые были леса. Грибов, ягод, орехов, всякой живности водилось в изобилии.
Однажды в тёплый летний день ребята купались. Солнышко уютно согревало ласковыми лучами едва просохшую от утренней росы землю. Безоблачное небо манило в свои необъятные просторы. Лина лежала на спине, широко раскинув руки, бездумно вглядывалась в его ослепительно яркую голубизну.
Неожиданно в далёкой вышине мелькнула чёрная точка. Она быстро приближалась: ширилась, росла, пока не превратилась в спиралевидную воронку с лохматыми зловеще—чёрными краями и двумя бурыми пылевыми столбами.
Обжигающе холодный ветер остервенело набросился на испуганных детей. Разбросал одежду, срывал листья, гнал впереди себя кусочки мха, гнул и ломал верхушки росных сосен. Небо мгновенно потемнело, закрытое багрово—красной тучей, и девочка почувствовала, как неодолимая жестокая сила подхватила её, вознесла вверх, тугие упругие струи воздуха спеленали тело,— почти невозможно дышать.
Последнее, что она увидела с высоты, это исчезающий, еле заметный лоскуток излучины Топи.
Там, в чреве гигантского смерча, уже теряя сознание, она почувствовала, как на её голову опустились две прохладные ладони и легонько сжали. Больше она ничего не помнила.
Спустя два часа её подобрали на окраине районного центра, в ста двадцати километрах от родной деревушки. В одних трусиках она лежала навзничь в придорожной канаве. Водитель грузовика, увидевший ребёнка, доставил её в больницу. Там она быстро пришла в сознание. Врачи определили ушиб головы и сотрясение мозга. Лина жаловалась на сильную головную боль.
С тех пор девочка стала за собой замечать странности. Время от времени ей казалось, что кто—то нашёптывает ей в уши о том, что произойдёт завтра, через неделю или месяц.
Вначале она не придавала этому особого значения, но как—то раз проверила, — всё подтвердилось. Ночью ей привиделось, что завтра соседский Колька упадёт с дерева и сломает ногу. На следующий день она услышала дикий крик и выскочила из дома. Заглянув за забор к соседям, увидела катающегося по земле Кольку,— из разорванной окровавленной штанины виднелся белый кусок голени.
Случаи подобного рода происходили с ней всё чаще и чаще. Она не хотела никому об этом рассказывать, боясь, что её примут за блаженную. Была в этой деревне такая... Ходила в тряпье, грязная, с изъеденными коростой руками и ногами. Вечно выпрашивала корочку хлеба. Тем и кормилась. Так вот она, бывало, глянет на кого—нибудь своими бельмами да и скажет вслед: «Может, корова у тебя падёт или жеребёнок народится...» Люди замечали, что её предсказания обязательно сбывались.
Лине никак не хотелось уподобиться этой дурочке. Так и молчала до поры. А однажды, года через два, увидела во сне очень высокого, совершенно незнакомого человека с длинным узким лицом и огромными красными глазами. Он подошёл к ней, дотронулся до головы ладонью и сказал:
— Скоро будет война. Ты будешь знать, кто погибнет, кто вернётся домой и должна говорить об этом людям.
Через неделю началась Великая Отечественная война. Тогда она всё рассказала матери. Мать посоветовала девочке молчать. За два месяца до прихода похоронки на отца она знала, что он погиб. Видела белое заснеженное поле, голые стволы деревьев, слышала отвратительный визг снаряда. Отец схватился за грудь ватника, на котором выступило красное кровавое пятно и медленно осел на мёрзлую, покрытую комьями чёрной грязи землю.
В похоронке значилось: «Погиб смертью храбрых», а в письме его земляка Никиты Мерзлякова описывалась гибель отца, причём именно так, как ей и привиделось.
Мать не перенесла удара, слегла. Лина поступила работать в госпиталь. Мыла полы, стирала бельё, подносила судно. Чего только не перевидала девочка за это время! Сколько израненных, искалеченных людей прошло через её ласковые руки. А руки у неё действительно были ласковые. Бывало, поправит подушку тяжелораненому, а ему уже легче, даже стонать перестаёт. Раненые любили её. Всегда просили, чтобы перевязку делала Лина. Будто бы боль проходит, когда она снимает заскорузлые, пропитанные кровью и потом бинты. Многие замечали, что если Лина только пройдёт по палате, то уже от одного этого им становилось лучше.
Привезли как—то в её палату молоденького сержанта. Мальчишка совсем, весь израненный и обе ноги пулями перебиты. Так жалобно стонал, что не выдержала Лина, подошла, отдёрнула одеяло. Глядь, а обе ноги почернели, распухли. Гангрена! Навидалась она этой болячки! До слез стало жалко парнишку. Как помочь? Отрежут ноги, обязательно отрежут!
Провела ладонью по багровой вспухшей голени и внезапно почувствовала в руке острую боль. Посмотрела на ладонь, а она потемнела, вздулась. Взглянула на ногу раненого, а на ней полоса белая посередине, как раз в том месте, где она рукой провела.
Начала Лина ладонями ноги парнишке растирать. Чем сильнее растирает, тем скорее чернота сходит, да не куда—нибудь, а в её руки. Рукам больно, аж невтерпёж. Слезы из глаз ручьём льются. Руки уже до локтей почернели, а она знай массирует раненому ноги. Наконец, разогнулась. Устала очень. Смотрит и не верит, не верит своим глазам Ноги у больного побелели. Чернота исчезла. Зато у самой руки лиловые.
Раненые с соседних коек повскакали. Окружили. Вызвали врача. Прибежал главный хирург госпиталя подполковник Ремизов. Он как раз собирался операцию этому сержанту делать, ноги отрезать. Стоит и не может поверить в чудо. Ведь сам полчаса назад осматривал раненого, был уверен, что безнадёжен.
Так Лина спасла от смерти Павла Бударова. Сама месяца два потом с руками маялась. Чернота медленно с них сходила. Даже ложку несколько дней не могла держать. А потом ничего, всё прошло. Троих ещё бойцов спасла Лина таким образом. Все трое были безнадёжны. Весть о чудесной спасительнице быстро разнеслась по всем госпиталям. К ней было уж в очередь стали записываться. Однако подполковник Ремизов запретил. Вызвал он к себе санитарку, посмотрел в добрые лучистые глаза и сказал:
— Всё понимаю, дочка. Хочется тебе людям помочь. Сердце у тебя доброе. Но запомни, ты молодая, тебе ещё жить да жить. Детей надо нарожать. Стоит тебе ещё раз за это взяться, и я за твою жизнь не ручаюсь. Я ведь тебя недавно осматривал. Хочу сказать правду. Сердце у тебя слабое. Слабое сердце. Видимо, когда инфекция переходит к тебе, не знаю и, честно говоря, не понимаю, как это происходит, то твоё здоровье соответственно ухудшается. Особенные изменения происходят в сердце. Уже шумы прослушиваются, перебои. Так что заканчивай с этим делом. Пора и о себе подумать. Тем более нас, мужиков, много, нам, как говорится, положено Родину защищать. Жизнь и здоровье класть на алтарь Отечества. А вас, женщин, надо беречь. Тем более, что ты свой долг выполнила. Минимум три жизни спасла. Вот война кончится, врачи займутся изучением твоего феномена, а пока иди работай, но мои слова помни, не забывай. Прощай, дочка.
Кончилась война. Лина вышла замуж за Павла Бударова. Не забыл солдат свою спасительницу и приехал за ней, из Берлина приехал. Всю страну пересёк лейтенант, но нашёл свою суженую. Нашёл и привёз в большой город. Сам устроился на завод, а жена пошла работать в больницу.
Лина к тому времени совсем осиротела. Мать померла год назад. Между прочим, смерть матери она предчувствовала за три месяца до её кончины. Видела во сне, даже число и день знала.
Родился у Бударовых сын. Назвали Иваном в честь геройски погибшего деда. Ребёнок рос здоровым и крепким. Зато Павел часто болел, давали себя знать старые раны.
В 1950 году Павел Бударов умер. Для Лины смерть мужа не была секретом, она знала об этом ещё в день свадьбы, знала, что он проживёт с ней всего четыре года и два месяца.
Так и случилось. Тяжело было Лине Ивановне поднимать сына одной, но подняла, вырастила.
Между прочим, она обратила внимание, что с каждым днём её способности угадывать прошлое и будущее увеличиваются. Больше того, она стала замечать, что иногда она видит человека насквозь. Да, именно насквозь. Иногда не все сразу, отдельные органы, отдельные участки, видела, как кровь течёт по сосудам. Видела, как на проявленной фотографии. Она уже стала подумывать, что сходит с ума. Но затем привыкла к этим ощущениям и перестала их замечать.
Шли годы. Лина Ивановна по—прежнему работала в больнице. Ей очень хотелось получить образование и стать врачом. Однако не пришлось, приходилось работать на двух ставках, так что еле хватало сил добраться домой, накормить сына и завалиться спать.
Тем не менее Лина Ивановна всё же окончила медучилище и перешла работать медсестрой.
Последнее время она стала замечать за собой, что особенно остро, физически ощущает чужую боль, сильно мучается во время грозы и магнитных бурь, а после сеансов «ясновидения» испытывает сильную усталость и внутреннюю опустошённость.
Что касается будущего и прошлого, то она предсказывала всё, что угодно, практически безошибочно.
Однажды она спасла своего сына. Мальчик торопился в школу. Он должен был поехать на автобусную экскурсию. Как обычно, он поцеловал мать и побежал к двери. В этот момент перед её глазами встала картина разбившегося автобуса. Крики и стоны раненых и искалеченных детей.
Она остановила ребёнка, поправила ему галстук, долго смотрела в его глаза, наконец, легонько подтолкнув к двери, проговорила:
— А теперь ступай.
Вдогонку незаметно, чтобы мальчик не видел, перекрестила.
Иван опоздал на автобус. Вечером стало известно, что этот автобус, возвращаясь с экскурсии, разбился. Все дети погибли.
Люди тянулись к Лине. Почти всегда они находили у неё теплоту и участие. По больнице про неё ходили целые легенды.
Например, санитарка тётя Маша чуть ли не каждого останавливала в коридоре и рассказывала, как Лина на её вопрос, где искать могилу её мужа, погибшего в 1943 году, ответила:
— Не ищи, милая. Могилы нет... Нет могилы. Прах его по земле развеян.
Через полгода она случайно узнала, что её муж погиб от прямого попадания бомбы. В окопе было четверо. Вместо них осталась глубокая воронка.
Часто по одной лишь фотографии, по фамилии человека Лина могла определить, кто он, откуда, что болит, что любит или не любит. В общем, почти все автобиографические данные и даже такое, что не под силу иному досье.
А уж если приходилось встречаться с человеком, то начиналась полнейшая фантастика.
Её пророчества зачастую приводили людей в состояние шока. Невольно возникал вопрос: каким образом ей удавалось проникнуть в тайну души? Узнавать самое сокровенное, о чем самому себе и то боишься признаться!
Андреев Николай
Никитин Юрий
Посняков Андрей
Афанасьев Роман
Андреев Николай
Посняков Андрей