Чтение 8–й страницы книги ~Защита 240~

Титов шагал торопливо и, как бы извиняясь за свое нетерпение, сказал
Егорову:

- Надо спешить - состояние больного, как мне говорили, безнадежное, а
ведь это, пожалуй, последняя возможность. Обследование клиник закончено, и
ни в одной из них уже нет больных, о которых можно было бы предположить,
что они побывали в Браунвальде.

- Удастся ли что-нибудь узнать? - озабоченно проговорил Егоров.

- Посмотрим.

В клинике ждали Титова и Егорова. Их немедленно провели в кабинет
Пылаева.

Навстречу им поднялся невысокого роста, широкоплечий, еще молодой и
очень подвижной человек. Он быстро вышел из-за стола и поспешил к Титову,
на ходу протягивая руку.

- Здравствуйте, Иван Алексеевич, здравствуйте. Очень хорошо, что вы
поторопились приехать.

Титов познакомил Пылаева с Егоровым и спросил, как чувствует себя
интересующий их больной.

- Я же говорю, Иван Алексеевич, вы очень хорошо сделали, что поспешили.
Больной очень плох. Думаю, что его часы сочтены.

Пылаев вызвал дежурного врача и попросил его приготовить все для
посещения больного в палате N 10.

- А тем временем, - Пылаев быстро перебрал лежащие перед ним бумаги, -
я думаю, вам будет небезынтересно ознакомиться вот с этой историей
болезни. Только сегодня я получил письмо от своего коллеги из
Верхнегорской психоневрологической больницы. Там содержался больной, по
всей вероятности, также побывавший в Браунвальде.

- Вы говорите содержался?

Пылаев кивнул головой.

- Так, значит, он...

- Да, - тихо произнес Пылаев, - больной скончался, - Пылаев посмотрел в
карточку истории болезни, - скончался четыре дня тому назад.

- А кто с ним говорил? - живо спросил Титов. - Почему вы думаете, что
он был в Браунвальде?

- А вот прочтите.

Титов торопливо просматривал мелко исписанные листы истории болезни,
спеша найти то место, которое подтверждало бы догадку Пылаева.

"...Зрение падает, - с трудом различает предметы. На окружающее
реагирует слабо, обычно лежит в постели с закрытыми глазами. Тошнота...

28.02. Общее состояние ухудшается с каждым днем. Жалуется на сильную
головную боль и головокружение. Сидеть в постели не может из-за
расстройства статики.

1.03. Состояние тяжелое, лежит неподвижно в постели... Тонус мышц в
конечностях понижен - гипотония...

...В следующие дни у больного наблюдалось беспокойство, плохой сон.
Кричит, говорит что-то бессвязное; речь невыразительная, понять не
удается...

2.04. Больной беспокоен... Резко выраженное слабоумие...

3.05 ...Все время кричит, конфабуляция. Так, например, говорит, что к
нему приходил Рихард Тиммель. В действительности посетителей не было..."

- Петр Аниканович, - подскочил Титов со стула, - Петр Аниканович!
Читайте: "Приходил Рихард Тиммель".

Егоров склонился над подрагивавшим в пальцах Титова листком истории
болезни.

"Приходил Рихард Тиммель", и дальше следовала сухая, точная запись
внимательно следившего за больным врача: "в действительности посетителей
не было".

Титов и Егоров продолжали вместе читать историю болезни:

"...В дальнейшем истощение нарастало... Общее состояние ухудшалось...
Отвечает с трудом, тихим голосом... пульс учащенный, 110-120 ударов в
минуту.

11.05. Больной скончался при явлениях нарастающего упадка сердечной
деятельности.

Вскрытие. 12.05 (профессор Иванов). Очаговый склероз мягких мозговых
оболочек. Атрофия мышц сердца и печени... Энцефалит.

При микроскопическом исследовании..."

Титов передал историю болезни Пылаеву.

- Да, Виктор Васильевич, вы правы. Можно с уверенностью сказать, что и
этот больной побывал на "объекте" у Рихарда Тиммеля. И у этого больного
был энцефалит. Нет сомнения: заражение энцефалитом проводилось фашистскими
экспериментаторами. Но как они это делали, вот что надо узнать. Пожалуй, в
этом и состоит загадка Браунвальда. Скажите, какой диагноз поставлен
больному из палаты номер десять?

- Тоже энцефалит. Когда он к нам поступил, мы выяснили, что острая
форма протекала со всеми признаками летаргического энцефалита.

- И заболел он?..

- В конце сорок четвертого года...

- Ага, значит, так же, как и в предыдущих четырех случаях. Скажите,
Виктор Васильевич, при этом заболевании часты смертельные исходы?

- Прогноз в отношении выздоровления очень плохой. Смерть наступает от
общего истощения и присоединившихся болезней. А в случаях, когда больные
побывали в адских условиях Браунвальда, когда они побывали в лагерях...

- Я понимаю вас, Виктор Васильевич. Скажите, имеются ли какие-нибудь
средства лечения?

- Для лечения энцефалита, как известно, специальных средств нет. Было
испробовано очень многое, но пока без особых результатов. Некоторое
улучшение дает лечение скополамином. Положительный эффект отмечается при
применении физических методов лечения. Так, например, известное улучшение
отмечается при применении рентгенотермии.

- При рентгенотермии? - переспросил Егоров.

- Да, рентгенотермия проводится обычно с центрированием лучей на
область ножек мозга и подкорковых узлов.

- Но этому больному вы рентгенотермию не давали. Не так ли, Виктор
Васильевич.

- Так.

Егоров посмотрел на Титова и, увидев в его глазах одобрение, продолжал:

- Если позволите, Виктор Васильевич, я вам больше скажу: вы пробовали
применить рентгенотермию, и вам это не удалось - больной не переносил
одного вида рентгеновских установок. Верно?

- Верно, - ответил Пылаев и переглянулся с Титовым.

- Я думаю, Виктор Васильевич, - удовлетворенно закончил Егоров, - этот
больной не выносит вида рентгеновской установки потому, что она напоминает
ему применявшуюся фашистами аппаратуру. И этот больной побывал в
Браунвальде!

В кабинет вошел дежурный врач с халатами для Титова и Егорова. Его
спокойное полное лицо выражало озабоченность. Он подошел к Пылаеву и,
оглянувшись на посетителей, тихо проговорил:

- Состояние все время ухудшается. Резкое двигательное возбуждение.
Пульс сто пятнадцать.

- Пойдемте, товарищи, - порывисто встал Пылаев, - пойдемте. Сейчас,
пожалуй, еще можно будет попробовать поговорить с больным, но уже через
полчаса... боюсь, что через полчаса будет поздно.

Просторная, блещущая белизной палата N_10 находилась на первом этаже.
Высокие окна настежь распахнуты, и живительный майский воздух так прочно
поселился в палате, что в ней не ощущается характерного больничного
запаха.

Больной лежит у окна, на широкой кровати с гнутыми хромированными
спинками, покрытый тонким кремовым одеялом. Скрученный, с согнутыми в
коленях ногами, с подведенными к груди руками. Время от времени он кивает
головой. Видно, как под одеялом часто и мелко вздрагивает нога, а лицо с
устремленным в одну точку взглядом уже ничего не видящих глаз неподвижно,
ничего не выражает, кажется бессмысленным.

Трудно поверить, что в этом изуродованном болезнью теле еще бьется
жизнь. - Титов заговорил с ним мягко, задушевно, но больной почему-то стал
беспокоиться и болезненно вскрикнул:

- Ты кто?

- Не волнуйтесь, - участливо проговорил Иван Алексеевич, осторожно
прикасаясь к его сухой, горячей ладони, - я только хочу знать, кто
издевался над вами, кто сделал с вами все это?

Губы больного зашевелились, Титов низко наклонился над ним, стараясь не
пропустить ни одного слова из того, что еле внятно шептал умирающий.
Слепой провел по морщинам на лице Титова пальцами и ясно, отчетливо
произнес:

- Да, ты тоже видел горе!

Больной умолк. Начался очередной приступ судорог. Стало тихо - слышен
едва уловимый шелест зелени за окном. Легкий ветерок приносит запах травы
и жасмина. Струи живительного весеннего воздуха льются в палату, где
человек уходит из жизни.

Титов не рискует больше нарушать эту тишину и долго сидит у постели
молча, с зажатыми между колен руками.

У больного вдруг прекратились судороги, он весь выпрямился и стал
совсем неподвижным. Титов взглянул на врачей. Врач подошел к больному и
взял его руку, проверяя пульс.

Больной вдруг неожиданно громко сказал:

- О-о-о, проклятый!