Усиковым низенький полный человек. На лице его было написано неизъяснимое
блаженство; казалось, что лишь этой встречи с милым сердцу студентом
Усиковым ему недоставало для полного счастья. - Рад, сердечно рад! -
повторял он, не выпуская его руки. - Как же не помочь своим коллегам,
научным деятелям! Мне иной раз академик Иван Лукич... Ну, не будем
называть фамилии... Очень хорошо нам всем известен, бог с ним... -
расплывшись в благостной улыбке, мелодично распевал толстяк. - Так вот,
Иван Лукич мне часто говаривал: "Откуда, дорогой Толь Толич, - простите,
но меня так все в научных - кругах называют, - откуда у вас такая любовь к
нашей молодежи? Ведь вы для них отец родной!" - "Не знаю, - отвечаю я, -
характер у меня мягкий, да и убеждение такое определилось. Кто же должен
воспитывать научную смену, как не мы с вами, Иван Лукич..."
слушал. Со странным чувством веселого удивления смотрел он на кругленького
добродушного человечка, явно напоминавшего объемную конструкцию из
большого и малого шара. Бритая, совершенно гладкая голова. Черные усики,
как две кляксы, забавно вздрагивали при разговоре.
блестели, точно капельки ртути. Не только лицо, но и уши казались
подвижными.
нравилось Леве: и солидный животик, похожий на половинку глобуса,
перевязанного по экватору тонким кавказским ремешком, и защитного цвета
гимнастерка, сшитая франтовато, с блеском, - на обшлага нависали пузыри,
воротничок высокий, с частыми пуговицами; подол гимнастерки едва не
достигал колен. Все нравилось Леве, особенно короткие, только до икр,
аккуратные, будто игрушечные сапожки.
Нет, нет, не рассказывайте, - предупредил он, подняв руку с короткими
пальцами - розовыми морковками; на одной морковке блестел перстень. - Не
интересуюсь, золотко... Совсем не интересуюсь, - говорил он, поворачиваясь
всем туловищем то к Митяю, то к Леве. - Всякие бывают соображения и
мнения... Я ничего насчет этого дела не знаю, и вы мне ничего не
докладывали... Для спокойствия необходимо. - Он побежал к шоссе: -
Пантелей! Егор! Будьте любезны, возьмите ящичек у нашей научной молодежи.
Только осторожненько, не уроните.
брезентовых халатах поплевали на руки и взялись за ящик.
правее к борту.
ней громоздились ящики, поставленные друг на друга, прикрытые брезентом и
перевязанные веревкой. Только у правого борта, переставив несколько ящиков
повыше, грузчики нашли еще одно место.
брезенте, как раз против щели в ящике "Альтаира". Надо же проверить его
работу при слабой освещенности.
они такие - взяла на полчаса "Победу", а сама уехала на дачу. Вот и
приходится трястись на грузовике. Но Толь Толич никак не хотел садиться в
кабину. Пусть кто-нибудь из гостей займет это почетное место. Лишь
непреодолимое упорство ребят заставило его, с извинениями и прижиманием
руки к сердцу, сесть рядом с шофером.
друзья примостились на ящиках, покачивались и дремали.
крышку чемодана, включил телевизор. Ярко засветился экран, - казалось, это
вода сюда пролилась и в ней отражается кусочек дневного неба.
полосами дождя. Через минуту полосы поползли и по экрану. Значит,
включился "Альтаир". Перед его объективом темно, только дрожащие водяные
струйки мог передать он на экран телевизора. Присмотревшись, Лева стал
замечать бегущие тени деревьев, телеграфных столбов, замелькали фонари,
освещенные окна, темные очертания дач. Вспыхнули фары встречной машины.
такой же проливной дождь на экране телевизора. Передавался футбольный матч.
дождя, но не уходили. Друзья Левы, которых он позвал к себе домой, чтобы
посмотреть интересный матч, сидели на диване, пили чай и незлобиво
потешались над болельщиками, мокнущими на трибунах.
вид, будто его вовсе не интересуют Левкины эксперименты.
она не продолжалась дольше.
Толича. - Простите великодушно... Не намокли? - участливо спросил он,
приподнимая краешек брезента.
здесь.
полтора часа, а машина все еще стояла на месте.
дернул Митяя за рукав. - Спишь, наверное?
вовсе не намеревался выслушивать сетования товарища.
беспокоится.
обещал звонить?.. И вообще - оставим эту лирику. Надоело.
постепенно расплываясь и светлея.
груженная сеном. На подножке стоял Толь Толич и радостно размахивал рукой.
он на небольшое углубление в ворохе сена. - Полный комфорт...
заметив, что студенты поспешили на помощь. - Промокнете, простудитесь...
полил с новой силой; казалось, что вода заполнила все воздушное
пространство, от облаков до земли.
закрывающая ручки управления, не сдвинулась, вода не залила аппарат.
поклонах и желал счастливого пути. "Милейший человек, немножко
чудаковатый, веселый, заботливый. Такие, наверное, редко встречаются", -
подумал Лева, жалея, чти приходится с ним расставаться.
гладкому асфальту, разбрызгивая мелкие лужицы; они ворчливо шипели под
колесами, и Леве представлялось, - будто внизу клокочет, выплескивав
масло, огромная кипящая сковорода.
Он не стал продолжать и красноречивым движением вытер мокрое лицо.
покоряюсь твоему благоразумию. Ты у нас умный.
исправишь... Нехотя пожимая мокрую Левкину ладонь, он пригрозил:
меня от работы с таким сумасбродом.
научном обществе. Но тут же совсем другое. Надо проверить... это самое...
не отсырел ли передатчик. Мы его не испытывали при такой влажности.
открыв крышку, передал Леве.
самой рамки, покачивался фонарь. Он был виден в дождливой мгле, сквозь
тонкую сетку дрожащих линий: фонарь в ореоле, а ниже - мокрый столб. Еще
ниже - силуэт идущего человека. Вдали поблескивают тусклые от дождя окна.
высунулись за борт машины, чтобы рассмотреть всю эту картину воочию...
главное - машина мчалась, тогда как телевизор показывал застывшую картину.