Чтение 8–й страницы книги ~Остров Таусена~

якорь.

- Вот и материал для очерка! - обрадовался Гущин. - Председатель-то,
видно, энтузиаст своего дела.

- Ну что же, - улыбнулся Цветков, - ни пера, ни чернил!

- Что такое? - удивился Гущин.

- А как же, - пояснил Цветков, - ведь охотнику говорят: ни пуха ни
пера! Мне этого пожелал Рашков. А литератору надо говорить: ни пера, ни
чернил!

Гущин рассмеялся:

- Уж ты скажешь!

Тихонько постучали в дверь.

- Войдите, - сказал Цветков.

Вошла высокая девушка с толстой русой косой. Она застенчиво
поздоровалась с гостями, поставила на стол обед и, пожелав приятного
аппетита, ушла.

Обед состоял из кетовой икры, лапши, вареной рыбы и овощей - салата,
редиса и моркови.

- Отметь-ка, Сурок, в своем очерке, - сказал Цветков, - свежие овощи на
Севере стали будничным явлением.

Не успели они кончить с обедом, пришел Миронов.

- Ну как, товарищи, вы очень устали с дороги? Дрифтер скоро поднимет
якорь.

- Ничуть не устали, - возразил Гущин. - А разве колхоз имеет
собственное судно?

- Нет, пока не имеет, - ответил Миронов, - но обязательно заведем. А
дрифтер нам дает МРС.

- Ну, уж расшифровывайте сразу, - попросил Гущин.

- Моторно-рыболовецкая станция, - пояснил Миронов. - Эти станции для
нас - то же, что МТС для земледельческих колхозов.

Они втроем вышли на залитую солнцем улицу. Ребятишки стайкой бежали из
школы. Белые куры леггорны деловито рылись в земле. Давешняя девушка с
косой сидела на крыльце.

- Сонюрка, убери в приезжей, - негромко сказал ей Миронов.

До гавани было не близко, и по дороге москвичи расспрашивали Миронова о
колхозе.

Оказалось, что правление помещалось в старой части колхоза. За
последние годы село сильно разрослось. Новая часть прилегала к морю и
резко отличалась от старой.

Очень широкие и прямые, усаженные деревьями и кустарниками улицы
пересекались под прямыми углами, разбивая поселок на правильные квадраты.
На небольших площадях зеленели скверы. Сквозь поредевшие и пожелтевшие
кусты были видны белые и зеленые скамьи, маленькие фонтаны и клумбы с
яркими осенними цветами.

На усыпанных желтым песком площадках играли маленькие дети.

Возле самой пристани возвышались два новых больших кирпичных здания.

- Вот и наш клуб! - гордо сказал Миронов, указывая на дом с садом, где
среди зелени и цветов белели статуи. - Жаль, что сейчас не успеете все
осмотреть - дрифтер скоро отойдет... А это наша сушилка и консервный завод.

Только-только ввели в эксплоатацию.

- Какая сушилка? - не понял Цветков.

- Электрическая, рыбу сушить, - ответил Миронов.

- А как же старик? - удивился Гущин.

- А вы с ним познакомились? - засмеялся Миронов. - Это музейная
редкость.

Старик заслуженный, о покое и слушать не хочет. Ну, мы и решили
оставить ему такой... как бы островок прошлого. Пусть считает себя
полезным для колхоза.

Да оно и впрямь полезно: молодежь будет видеть, как раньше работали и
чего теперь достигаем!

У пристани стояло небольшое судно с отклоненной назад трубой. У кормы и
носовой части высились мачты, соединенные антенной. На корме белели
крупные буквы: "Арктика". Море было так спокойно, что корабль казался
вплавленным в синее стекло. Кто-то закричал с палубы:

- Катай якорь!

Когда гости и Миронов поднялись на палубу, завизжала лебедка,
накручивая якорный трос. На палубе началось оживление. Немного спустя
дрифтер стал чуть вздрагивать. Солнце едва заметно повернуло к западу.

- Вы очень заняты, Сергей Петрович? - спросил Гущин, привычным
движением доставая блокнот и плохо очиненный карандаш: у него никогда не
хватало терпения аккуратно очинить.

- Нет, не очень, - ответил Миронов. - Можете, если хотите, спрашивать.
Тут в основном техник из МРС распоряжается.

- А скажете, почему вы так поздно выходите в море?

- Как "поздно"? - не понял Миронов.

- Ну, не ранним утром.

- А... сети долго будут выметывать. К ночи кончат... Так это и надо.
Днем плавными сетями не ловят: рыба видит сеть... А за ночь ее много
наберется.

На восходе сети выбирают.

Миронов родился и вырос здесь, на побережье. Всю свою жизнь, кроме
четырех лет, проведенных на войне, он занимался рыболовством; немудрено,
что дело свое он знал и мог немало порассказать приезжим.

- Вот, например, сельдь, - говорил Миронов. - Она может край обогатить,
а то вдруг исчезнет, и несколько лет подряд ее нет.

- А почему же исчезает сельдь, это известно? - спросил Гущин.

- Не совсем, - ответил Миронов. - Одно можно сказать: лов сельди
неодинаковый. В разные годы вода в море бывает теплей или холодней. А от
этого зависит питание сельди. Знаете, чем она питается?

- Какими-нибудь рыбешками... - замялся Гущин.

- Нет, - сказал Миронов. - Питается она планктоном. Это самые мелкие
твари, их только в микроскоп видно. Море прямо кишит ими. Они для многих
рыб главная пища. Думаем так: в какой год больше планктона - больше и
сельди.

Карандаш Гущина летал по бумаге.

Внезапно Миронов встал.

- Пойдемте - посмотрите, как выметывают сети.

Дрифтер шел на небольшой скорости, и за кормой завивались круги
небольших водоворотов. Цветков и Гущин только теперь увидели, что часть
сетей уже спущена. А дрифтер безостановочно шел вперед, оставляя за собой
все новые сети.

- Давай конец! - раздался низкий мужской голос, оглушительный среди
безмятежного моря.

- Я помню, как удивился в детстве, когда узнал, что моряки называют
концом канат, - шепнул Гущин Цветкову.

Миронов услышал. С улыбкой, которая казалась неожиданной на его
худощавом лице, он сказал:

- Нет, так у нас зовут сети.

- А какие они огромные! - заметил Гущин, глядя на опускающиеся сети.

- Да, по двадцать пять - тридцать метров ширины, - ответил Миронов. - У
них и грузил нету. Они грузнут от своего же веса. Видите, как натягивается
вожак?

- Какой вожак? - спросил Гущин.

- А вон тот канат, к которому сеть прикрепляют. - Тут Миронов резко
повернулся и указал куда-то в сторону: - Смотрите!

Над водой летало множество птиц. Они чертили темнеющее небо во всех
направлениях. Солнце медленно уходило к западному краю горизонта.

Птицы слетались с разных сторон. В воздухе поднялся гортанный, резкий,
оглушительный крик. Громадные, величиной с гуся, буревестники, чайки,
чистики, маленькие поганки метались в воздухе, быстро спускались к самой
поверхности воды и еще стремительнее взлетали вверх.

- Ловко охотятся! - весело воскликнул Гущин.

В воздухе порой сверкала серебряная чешуя рыбины, выхваченной птицей из
воды. Птица тут же уносилась со своей добычей. Но иногда ее настигала
другая, более крупная и с ловкостью профессионального грабителя вырывала у
нее из клюва рыбину. Птичьи крики все усиливались.

- А посмотри вниз! - сказал Цветков.

В воде мелькали спины и плавники рыб. Чувствовалось движение густой,
огромной живой массы.

- Сельдь идет! - взволнованно произнес Миронов.

- Но откуда вы знали, что она пойдет сегодня и именно здесь? - спросил
Цветков. - Ведь совсем недавно ее не было.

- Мы не наугад шли, - ответил Миронов. - Вы знаете, что такое асдик
либо дракон?

- Асдик... - повторил Цветков. - Это что-то военное.

- Да, вначале было военное. Его изобрели в последнюю войну. Подводные
лодки им нащупывали. Тот же гидрофон, или эхолот. Посылают звуковую волну.
Она отражается от всего, что встретит в воде. Это дело так
усовершенствовали, что прямо на экране видно, где, скажем, эта лодка и как
она выглядит. После войны эту штуку применили к разведке рыбы - и даже на
далекое расстояние.

Сидит работник в своем кабинете, а на экране видит, как рыбные косяки
идут в море. Есть районы моря, где часто проходит рыба. Там стоят буйки.
На буйках - асдики. И тут же маленькие автоматические радиостанции. Асдик
нащупает косяк, радиостанция передаст - и за сотни километров на экране
видно, какой косяк и где он. Так и насчет этого косяка нам сообщили вполне
точно.

От солнца осталась на западе только узкая пылающая полоска. Через
несколько секунд и она упала в море. Наступили сумерки. Луна проступила
ярче, словно проявили пластинку, на которой она была снята. Судно шло
очень медленно - очевидно, в самой гуще сельдяного косяка. "Вожак" тянулся